«Лишь знающий добродетелен»;
«Все должно быть сознательным, чтобы быть добрым»;
«Грешат только по незнанию»;
«Одно только благо – знание, и одно только зло – невежество».
Сократ призывает окружающих «избавиться от пороков силой разума», и себя, как уже проделавшего эту операцию, приводит в пример. На вопрос, где люди делаются добродетельными, у него один ответ: «иди со мной и учись» (83, 28). Все просто и однозначно виделось великому эллину, ему бы посмотреть на умных и знающих людей нашего времени.
Платон (427-347 годы до н. э.) был согласен со своим наставником: добродетели можно научить. Но вместе с тем он убежден, что этот процесс должен быть дополнен активной деятельностью души. Платон говорит о приобретении знаний как некоем припоминании (анамнесисе) душой того, что ей было известно во время пребывания в высшем мире. Поэтому для него, наряду с формированием ума, поддержание в чистоте души человека – важнейшая проблема. Но все же Платон соглашается с Сократом и признает, что в условиях земного бытия главной управляющей силой является разум. Он пишет о «вознице-разуме», который управляет парой коней: «пылким» (волевым) и «вожделеющим» (чувственным). Деятельностью этого «возницы» и определяется, по его убеждению, как внутреннее благополучие каждого человека, так и возможность справедливой организации (на основе разумных законов) жизни общества в целом.
Если у Платона – на фоне его интереса к душевной жизни человека – существовали некоторые оговорки по части веры в разум, то следующий за ним классик рационализма Аристотель (384-322 годы до н. э.) довел эту веру, по сути, до фанатичного уровня. По словам авторитетного российского мыслителя ХХ века А.Ф. Лосева, вся философия Аристотеля есть не что иное «как славословие разуму и разумной жизни» (83, 247). Для него разум выше любви, страдания, наслаждения, выше всего в человеке; он может все дать и от всего избавить; в разумной деятельности – божественная сладость и путь ко всему самому лучшему в жизни. Свою «Метафизику» он начинает словами: «Все люди от природы стремятся к знанию» (9, 191). А в сочинении «О душе» утверждает, что «ум есть самое изначальное и по природе главенствующее», он есть нечто более божественное, чем само существо, которое умом обладает (9, 386); ум «всегда правилен, ничему не подвержен и призван властвовать над всем» (9, 433).
Аристотель влюблен в рассудочные построения; он убежден, что мысли, будучи изложенными и понятыми правильно, ведут к совершенству и самого человека, и его дела, не оставляют места в жизни случайностям или проявлениям непонятной судьбы. Они же – и связанные с ними знания – являются залогом психического здоровья: успокаивают человека, снимают внутреннюю напряженность, формируют «нечто разумное и знающее». Аристотель – необыкновенный любитель расчленять общее представление о предмете, детализировать его, выделять отдельные стороны, частные проявления (83, 175). Что, собственно, и стало доминирующей тенденцией мыслительной деятельности на все времена.
Аристотель настолько влюблен во все умственное, следовательно, и в Ум, что мировая Душа теряет для него платоновский смысл, он вводит понятие «разумная душа» и лишь ее признает бессмертной. Человек, по Аристотелю, есть только разум, все остальное в нем то же самое, что и у животных (9, 331). Поэтому люди должны стремиться к умственной жизни и совершенствованию ума; это – высшая цель, путь к вечному блаженству. Для Аристотеля существует лишь то, что осмыслено, логически доказано, приведено в систему. Он признает, что жизнь есть трагедия, но причину этому видит в несовершенстве жизни с точки зрения ее разумности.
Если Сократ высшей целью познания называет «познание самого себя», то есть – человека; то у Аристотеля эта цель переносится на познание мышления. Предметом исследования становятся понятия (умозаключения, суждения), существующие независимо от человека и природы. Отсюда – интерес великого эллина к разработке основ формальной логики как важнейшей научной дисциплины. Логические представления о жизни виделись ему более убедительными, чем сама жизнь. После создания системы логического мышления, способного конструировать жизнь по собственным представлениям, разум начал претендовать на роль нового бога, который может решить все проблемы этого мира, оградить человека от всех его жизненных проблем. Сам Аристотель стал верным апостолом этого бога, может быть, равным по степени преданности и готовности отстаивать свою веру жившему спустя несколько столетий тринадцатому апостолу Христа – Павлу.
После Аристотеля становится привычным все негативное в жизни, все ее «уродства» объяснять главным образом слабой опорой на возможности мышления и логики. Новая вера, как правило, делает человека до фанатичности неудержимым в стремлении к осознанной вдруг цели. Безоговорочно однозначной становится и вера в разумность, а позже – в науку. Все иное, до этого считавшееся высшим, божественным, теперь начинает казаться ненужным. В итоге, как писал Шпенглер, «душевное бытие сменяется умственным» (161, 530).
Безоговорочный авторитет мыслителя не оставлял места пониманию того, что жизненные проблемы могут быть порождением не подлинной жизни, а той искусственной конструкции, которую мы сами создаем, «исправляя» мир основанными на рациональной причинности законами, нормами, правилами. Увлеченность «умственным бытием» не позволяла искать причины сохраняющихся и даже нарастающих жизненных невзгод в самой природе разума, в его способности порождать лицемерие, гордыню, вводить человека во зло; в его неадекватных претензиях на перестройку естественной жизни, в ходе которой, не имея возможности охватить логикой всеобщую Реальность, находящуюся под властью совсем иных, высших сил, он неизбежно вынужден путаться в своих выводах и решениях, ввергая людей в новые страдания.
Жизнь – не формальная логика. Этот факт гениям античности пришлось вскоре ощутить на собственной судьбе. Их попытки привести человечество к добродетели через разумность, знания, владение логикой закончились драматично прежде всего для них самих. Уже первые ставки на человеческую разумность, вопреки ожиданиям, обернулись тем, что позднее будет определено как «горе от ума», или иначе – появлением ада там, где по уму планировалось строительство рая. И такого рода обратные результаты станут сопровождать процесс рационального строительства жизни непрерывно, вплоть до XXI века.
Анаксагор за непочитание богов и попытку дать разумное объяснение небесным явлениям был изгнан из Афин. Сократ в конце жизни привлекается к суду и приговаривается к смерти – за «введение новых божеств и развращение юношества», – после чего самостоятельно принимает яд в тюрьме. Он сохранил веру в разум, но и в его последних выступлениях уже звучат сомнения в достижимости через познание конечной истины и того идеала, ради которого это познание осуществляется. «Я знаю, что я ничего не знаю», – таков неутешительный итог напряженной умственной работы семидесятилетнего мыслителя.
Трагичной по своим итогам оказалась и жизнь Платона. Уже будучи стариком, он признается в одном из писем, что все у него идет вразброд, он теряет веру в то, за что ратовал всю жизнь, – в силу разумного убеждения. Торжества добра на основе разума не получилось. Никакие знания и философы не могут помочь людям и государствам, их нельзя излечить законами, спасти их может только удивительное стечение обстоятельств. Неоправдавшиеся надежды ведут к тому, что многие друзья и ученики Платона сами лишают себя жизни.
Не сбылась вера мыслителя в возможность создать на основе разумных законов просвещенное и справедливое государство. Выстроивший ранее модель такого государства, а затем разуверившийся в людях и правителях, он пишет в конце жизни трактат «Законы», в котором лейтмотивом звучит мысль о необходимости подавления одного в угоду многим. Вместо просвещенного государства предлагается некая по сути бесчеловечная, казарменная система отношений между людьми. «Законы» поражают доводящей до мелочей регламентацией жизни граждан государства, включая их семейные отношения и даже сферу художественного творчества. На первом плане – не разумная самостоятельность людей, а некая внешняя сила (в форме государства и его законов), которая все держит под контролем и обладает безграничными карательными возможностями. В основе поведения людей – беспрекословное подчинение законам и власти; идеальными для государства признаются некие «люди-куклы». Этот переход во взглядах – трагедия жизни Платона, трагедия мыслителя, трагедия разума. В последних работах Платон вынужден идеализировать прошлое (в частности, на примере Атлантиды) или строить утопические планы на будущее. Настоящее оказалось либо вне власти разума, либо эта власть, когда ее удавалось установить, оборачивалась вдруг совсем не тем, чего от нее следовало ожидать по теоретическим рассуждениям.
Даже такой глубочайший аналитик, как Аристотель, не устоял перед жизнью – трагическая действительность в очередной раз вышла победителем в противостоянии с красивой, почти сказочной схемой ее разумного переустройства и с самим автором этой сказки. По свидетельству биографов, великий философ оказался в плену крайне запутанных обстоятельств, почти в положении «затравленного зверя» (83). Он утратил доверие и македонцев, и афинян, и греческих демократов, и правителей того времени. Против него возбуждается судебное дело по обвинению в бесчестии, и ему трудно доказать свою невиновность. Его теоретические обоснования благотворности разума и знаний не нашли подтверждения даже на примере его лучшего ученика – Александра Македонского. Александр, имея великий ум и прекрасное образование, полученное от самого «апостола разума», превратился не в добродетельного, а в жесткого, взвинченного, пренебрежительного к другим и склонного к самообожествлению человека. Разум, вопреки всем логическим выкладкам, не проявил здесь своей облагораживающей силы. В 323 году до н. э., за год до смерти, Аристотель бежит из Афин. Однако конфликт – уже с самим собой – нарастает. И создатель логики, чтобы избежать необходимости решать неразрешимые логически жизненные проблемы, принимает, как утверждают биографы, яд (83). Известно, что в древности многие философские школы требовали самоубийства от тех людей, которые не смогли разрешить основные противоречия жизни и не хотели продолжать бесполезную, бессмысленную борьбу с ними. Аристотель оказался именно в такой ситуации.
1.2. Рай и ад «умственного бытия» за пределами древнего мира
Мир вступил в античеловеческую эпох у, характеризующуюся процессом дегуманизации.
Н.А. Бердяев
Между тем рационализм стремительно завоевывает античную Европу. На его основе совершенствуются государственность и законодательное обеспечение жизни, растет значимость образования, эллинская философия распространяется по всей Римской империи, уже включившей в себя Грецию. Создаются непреходящие общечеловеческие ценности в литературе, изобразительном искусстве, архитектуре, театральном творчестве, инженерном деле. Быстро развиваются науки – математика, физика, астрономия, география, медицина. В конечном итоге оформилось все то, что потом на века получило заслуженное признание как «античное искусство», «античная литература», «античная философия», «античная культура», «античная система управления обществом». Были созданы уникальные философские системы – стоиков, эпикурейцев, платоников, гностиков, – мудрость которых не только не превзошла, но даже до конца не сумела постичь наука последующих тысячелетий. Достигнутая в тот период глубина понимания внутреннего мира человека, в частности Платоном и его последователями, не превзойдена до сих пор. Современная психология лишь запутала это понимание наборами частностей, деталей человеческой психики и уже веками копается в «обломках человека» (Ф. Ницше). Платон до сих пор остается главным авторитетом в сфере человекознания.
На последней стадии Античности достижения древних греков были позаимствованы и развиты римлянами. Их усилиями, в частности, было создано величайшее из государств того времени – Римская империя, а также разработано классическое римское право, ставшее образцом для всех последующих правовых систем в истории человечества.
Достижения древнего мира вызывали и вызывают незатухающий интерес всех последующих поколений. Многие из свершений того времени остаются недостижимым идеалом и спустя тысячелетия. То, как античная культура сумела возвысить и поставить в центр своего миропонимания человека, раскрепостить его возможности, обеспечить свободу мысли, самовыражения, творческого искания, повторить не удалось ни одной другой социальной системе, ни одной из последующих эпох. В этом состояло важнейшее достижение Античности, ставшее в конечном счете принципиальной основой всех других ее свершений. Поистине это был «медовый месяц» человека и его разума. В дальнейшем разум будет только терять благородство, обрастать догмами, шаблонами, одновременно корыстью, своеволием и станет чаще затаскивать своего носителя в тупики и пороки, чем расширять его творящие возможности.
Если человечеству когда-то в своей истории удалось, хотя бы очень отдаленно, приблизиться к райскому состоянию, то это было в эпоху Античности, в годы ее расцвета. Однако финал истории древнего мира был уже совсем не райским. Существует определенная закономерность: выдающиеся внешние достижения государства (империи) работают не на укрепление духовного состояния своих граждан, но чаще ослабляют, разрушают его. По мере нарастания материальных благ человеческие пороки не отступают – даже крепчают, сгущаются, набирают силу.
Столь необычное сочетание внешнего расцвета и внутреннего, духовного разложения имело место в Атлантиде, в Вавилоне, на территории Индии (Индская цивилизация), в цивилизациях древних народов Южной Америки. Нечто подобное произошло в последние столетия древнего мира. Любимый ученик Иисуса апостол Иоанн Богослов в «Откровениях», нашептанных ему ангелом, предсказывает, что причиной грядущей гибели всесильной Римской империи станут не нашествия варваров, а падение большей части народа в безнравственность, разврат, идолопоклонство, полное пренебрежение заповедями Бога. Это предсказание было сделано за 400 лет до фактической гибели империи.
В течение ряда столетий смыслом существования великого древнего государства была экспансия во все стороны от Рима – захват новых земель, обогащение, покорение соседних народов и поддержание жесточайшим насилием своего господства над ними. Невольно тенденция к насилию переходит и во внутреннюю жизнь римлян. Физическое устранение императоров становится нормой жизни общества. Историки апогей утраты благородства и добродетельности населением Рима, особенно среди наиболее образованной («разумной») его части, относят к началу новой эры, когда Великая Римская империя, казалось бы, достигла всего, что можно достичь в нашем мире, когда ее могущество было почти безграничным.