Позже я замечал его на улице то с одной, то с другой девушкой. Он часто их менял.
Я как-то остановил его.
«Знаешь, – ответил он, – я постоянно вожу их сравнивать и ищу тот сквер. И все думаю, вот станет она статуей или нет. Глупо, думаешь. Нет. Ни одна не сравняется с ней. Кажется, я такую уже не найду. Нет таких ощущений. И сквера того тоже нет.»
Он тяжело вздохнул. Не сомневаюсь, ему подсунули какое-нибудь экстази или что посерьезнее. Я постарался представить его не очень радостное будущее. Что он так и останется одиноким развалиной, ищущим перевернутый памятник Будды время от времени с неистовым рвением и постоянством.
От его слов даже мне почудился сладкий аромат духов этой знаменитости. Неужели и я становлюсь звеном этой цепи? Я перестал общаться с Ромкой, но засел в Интернет и первое, что я сделал, это набрал в поисковике «Николь Шерзингер».
Магазин-призрак
Они пришли со своим отцом.
– Ну, что хотите? – спросил он детей, размахивая рукой по витринам. – Рыбки, сырку, фруктов? Говорите.
Дети задумались. К отцу в гости они приходили не часто после развода с их матерью. Значит, надо и выбрать что-то повкуснее: угощает все-таки. Они с матерью живут впроголодь.
– Ну, выбрали, нет? – нетерпеливо подталкивал родитель.
– Подожди, выбираем. Надо пока посмотреть, подумать.
– Ладно, думайте, а я пока отойду за овощами. Рагу приготовим.
Он как-то незаметно улизнул в другой отдел, а брат с сестрой остались у витрины, полной свежей аппетитной рыбы, мяса, колбас.
– А у вас свежая скумбрия есть? – спросила наконец девушка-подросток у продавщицы, стоявшей спиной к прилавку.
Та лениво развернулась и, невидящим взором обводя зал, угукнула.
– Ну свести нам рыбки три.
Продавщица так же лениво потянулась к холодильнику. И подняла голову:
– А может не будете?
– Как это? – оторопели.
– Ну, может, другую рыбу возьмете, не эту?
Они перегянулись.
– А что такого в этой? Другая лучше есть?
– Ну все рыбы как рыбы… Но лучше б вы ее не брали…
Первый раз они видели такую продавщицу. Не хочет продавать. Что за дела?
Встали в тупик, уставясь бессмысленно на шкафчик с полками, полными батонами, душистыми буханками, печеньем, пряниками. По краям красиво висели сушки и бублики.
Вдруг глаз упал и задержался на красивой пышной сдобе. Ромашка, но залитая шоколадной глазурью. Приценились – не дорого. Неизъяснимая сила внутри ребят запросила эту вкусняшку.
– А скажите, – окликнул мальчик все ту же продавщицу, – вы нам вот эту ромашку продать можете?
Он указывал пальцем, готовый сам дотянуться до нее. Вялая полусонная продавщица сняла сдобу и пригляделась к ней.
– Да, свежая. А вот у другой, – сняла вторую и перевернула, – даже сюрпризик взади прикреплен. Съедаешь плюшку, очищаешь шоколадную глазурь и в этих пакетиках, что вот ту пришпилены (указала покупателям на маленькие мешочки в глазури), вытаскиваешь подарочек. Его еще носить можно.
Брат с сестрой стояли как зомби и не могли оторваться от глазированой сдобы с подарками, не понимая, откуда пришло это желание купить ее во что бы то ни стало.
– Берем, – вырвала из рук продавщицы ромашку и уже разрывала ее руками, скомандовав брату заплатить. Протянула ему половину.
Мальчишка протянул деньги, а продавщица, не менее вялая и аморфная, чем раньше, со стеклянно-мутными глазами, вынула из-под прилавка запыленный и пользованный дивидюшный диск в боксе.
– А это зачем? – спросили недоуменно ребята.
– Это рекламный. Остался. Я его бесплатно даю посмотреть.
– И что на нем? – руки потянулись за халявой.
– Ну, на нем вырезки, отрывки из разных фильмов ужасов, фантастики. Смотришь и какой понравится фильм, потом и покупаешь. Так удобно, чтобы все сразу не брать.
Брат с сетрой кивнули. Не успели моргнуть глазом, как продащица, сонно-заторможенно включила проигрыватель и сунула в него диск.
На экране появилась пустая квартира. Кто-то без головы отсоединился от зеркала и ушел по направлению корридора.
Мурашки побежали по коже. Как живое все. Четкое изображение и странный холодок.
Юноша из кино пошел проверить, в какую сторону ушел покойник. Девушка-подросток обернулась: брата рядом не было. Она только услышала, как он в страхе и от неожиданности вскрикнул:
– Тут полон дом призраков!
Она смутилась: как же так? Он там, внутри видео. И тут же сама вошла в комнату за приоткрытой дверью внутри фильма. Пусто. Никого. Бывшая чья-то спальня. Ничего особенного. Старые линялые розовато-кирпичные обои в цветочек. Овальное зеркало. Диван вдоль стены. И все. Скучно.
Девушка обернулась к зеркалу, чтобы кокетливо поправить волосы и лишний раз взглянуть на себя.
– Боже! – вскрикнула от неожиданности.
В зеркале за ее спиной отразился человек. Женщина.
Девушка резко обернулась и заорала пуще прежнего: перед ней, раскачиваясь из стороны в сторону, стоял живой труп-призрак.
Она выскочила в корридор и столкнулась с братом.
– Что это? – в один голос закричали они, теряя контроль над собой и тут только увидели за стеной, как через экран, вялую аморфную продавщицу, глядящую на них по другую сторону телевизора, и витрины с рыбой.
Только сейчас они с ужасом осознали, что оказались внутри фильма, в доме призраков-мертвецов.
А в магазин уже вошли новые посетители.
– Интересная, аппетитная рыба. А скумбрия у вас есть?..
За бутылкой кислорода
Чесноков Сережа смотрел в окно и скучал. Перед ним лежала потрепанная книга по истории за девятый класс. Как была раскрыта на седьмой странице, так и успела пожелтеть. На улице мелькали темные тени призраков и редких проплывающих людей среди глыб льда и моря жидкости.
– Сережа, сынок, ты почему не читаешь? Тебе, ты сам говорил, завтра отвечать, – окликнула далеким голосом Любовь Васильевна и он от ее голоса вздрогнул.
– Не охота. Никто не знает, что случится завтра. Вдруг станет еще хуже и тогда не нужно будет идти в школу.
Эти слова растроили женщину. Она отложила вязанье. Незаметная капля скатилась по щеке.
– Ты ведь знаешь, я вяжу этот свитер уже двадцать лет. Как только свяжу, распускаю, и снова заново.
– Да. Я знаю. Это твое хобби.
Они замолчали. У Сережи не было ни отца, ни братьев, ни сестер. Они с матерью жили только вдвоем. Только его дядя Толя работал на ледово-морском промысле: занимался поиском и выдалбливанием замерзших китов и планктона; и иногда навещал их.
– Школа глупая, – снова произнес он, – зачем нам изучать историю? Все прошло. Ничего не повторится.
– Так надо, сын.
– Кому? Им? Мне? Удивительно, но всего тысячу лет назад было все.
Он снова уныло уставился в окно. Призраки, льды и жидкость. Холод адский.
– Нам на уроках кажут фотографии, которым тысяча лет. И мы сидим и глотаем слезы, мама. Тогда было не-бо, ре-ки, смена се-зо-нов, ле-са, джунг-ли, по-ля, – перечисленное он произнес с трудом, по слогам.
– Вот видишь, – она подошла и погладила сына по голове, – если бы не школа, ты бы не знал этих слов.
– Какая разница. Мы с ребятами их совсем не используем. Эти слова. Мы не знаем их значений. Мы видим эти значения через тысячи пикселей, которые преобразуются у нас в сетчатке в плоские разноцветные пятна. И это называют изображениями на фотографии…
Любовь Васильевна повернулась было к своему креслу, но вдруг чуть не подпрыгнула, что-то вспомнив.
– Сережа, сегодня какое число? Забыл? Сегодня же твой день рождения.
Неопределенное радушие медленно расползалось по его умному худенькому личику.
– Да…
Женщина с увлечением начала планировать:
– Сейчас сходишь в магазин, накупишь всякой всячины. Потом позовем твоих друзей и устроим банкет. Значит так: возьми китового брюшка, сыра, колбасы, тортик, конфет. Фруктики и овощи у нас есть. Пока ты ходишь, я начну готовить…
Все, кроме китового брюшка, выдолбленного из массы соленого льда, именовавшегося в стародавние времена океаном, было синтезировано и выращено в колбах и ретортах. По большей части все это продавалось либо в тюбиках, либо в виде таблеток.
И в силу того, что брюшки были натуральные, это сильно радовало Сережу. Тем более, что это было довольно дорогое удовольствие. За добычей китового мяса следили строго и поэтому и речи быть не могло ни о каком блате через дядю Толю. Все покупалось на кровно заработанное.
– Мам, может ты со мной сходишь? – спросил он, одевая что-то наподобие гидрокостюма.
– Нет, Сереж, ты уже взрослый. Сходи один. Ты же знаешь, что в наше отсутствие в дом могут пробраться призраки или полтергейсты и либо покрушат, либо стащат чего, – она погладила его по голове и он немного скис.
Несколько сот лет назад Земля резко похолодела до минус трехсот градусов и это повлияло на параллельные миры. Они перемешались и проявились. Те, кого мы называем умершими, или призраками, и обитатели иных миров стали жить бок о бок с людьми. И как им и полагается, принялись хамить. Законов не признавали. Людям завидовали. Проникали в их жилища и учиняли беспорядок. Позже был принят пакт о мирном сосуществовании. Но случаи проникновений продолжали иметь место.
– Ну включи поле, – хныкнул подросток.
– Ты же знаешь, мы на всем экономим после смерти твоего папы. А поле съедает солидную долю наших средств. Так что, если я не на работе, лучше уж я буду стеречь дом…
Когда он стоял на пороге, Любовь Васильевна крикнула с кухни.
– Ой, Сереж, еще не забудь купи пару бутылок кислорода. А то нам скоро дышать будет нечем.
Сережа с сеткой-сумкой выплыл наружу. Он продвигался в мутном свете неоновых вывесок в обжигающе-холодном жидком кислороде, покрывшем землю. Люди покупали кислород в бутылках, хотя все вокруг было в нем, как в стародавние времена покупали воду, хотя она капала с неба дождем и текла в реках. В бутылках же продают очищенное.
Холода Чесноков Сережа не чувствовал, потому что у него был новый прогулочный костюм модной марки. Все ребята из класса завидовали ему. Подарок дяди.
У поворота, пропустив пролетевшую тонированную торпеду – это гоняет сынок самого богатого человека в городе, – он наткнулся на сидящего нищего призрака. Старик был прозрачен, черен и никому не причинял зла. Иногда, чтобы выклянчить милостыню, он снимал на потеху прохожим свою голову с плеч и ею жонглировал. Иногда, как на балалайке, бренчал на оторванной своей ноге. Потом, естественно, приставлял ее обратно.
– Привет, старик, – пробулькал мальчик.
– О, Серешшка, здаровааа, – прошелестел звуками призрак.
– Расскажешь, как ты за грибами ходил в лес, монетку дам.
– О, это было тысячу лет назад. На земле росла трава. И деревья, знаешь что это такое? Деревья были ростом с… Большие, высоченные. А под ними грибы… Они после дождя хорошо шли…
Сережа грустно кинул монетку призраку и поплыл, медленно переступая отяжеленными ботинками по мостовой или что-то в этом духе. Он передвигался вдоль домов, похожих на огромные цисцерны из-под бензина, или на парники в Швеции, и смотрел.
На перекрестке мутнел розово-голубой рекламный щит с веселым разудалым белобородым дедом в красном: «Счастливого нового года!» А в круглых узких иллюминаторах кафешки, из которых лился яркий свет, виднелись довольные лица людей. Кто-то пришел со своей девушкой на первое свидание. Кто-то отмечает сдатую сессию. У кого-то день рождения в кругу друзей.
«А ведь мне сегодня стукнуло еще один год с тех пор, как я родился, – подумал Сережа Чесноков, – а я ничего путем не видел.»
В торговом центре было полно народу. Горел веселый дневной свет. Пестрели гирлянды. Звучала «Джингл белл, джингл белл…»
– Дорогие жители города, гости города, призраки города, ну и все, кто выжил, и еще пока живет, – в громкоговоритель звучал шутливый голос, – рад приветствовать вас этим очередным безнадежным вечером у нас в Гранд Складе…»
– Дебильная шутка, – пробурчал под нос Чесноков, снимая в фойе скафандр.
Встав на электрическую каталку, чтобы не разуваться, он медленно покатил в продуктовый отдел.
Выбирая разнообразные тюбики с тортами, он увидел желтый бантик на длинной косичке. Поворот лица…
– Нинка… – прошептал он и как крикнет: – Нинка!
Это была без сомнения Нина Кудрявцева, в которую он как со второго класса влюбился, так и не переставал относиться с нежностью. Не забыл ее даже, когда она вместе с родителями пять лет назад уехала далеко. Он тут же подбежал к ней, а она с радостно раскрытым ртом стояла и держала в руках таблетки «Бананы» и «Апельсины».
– Нинка! Ты вернулась? – он чуть не удушил ее в объятиях.
– Сережка, вот ты медведь. Да, мы только вчера приехали.
– Насовсем?
– Не знаю. Пока да.
– А у меня днюха сегодня. Пошли ко мне. Я пригласил человек десять.
– Хорошо, я только родителей предупрежу. Она нажала запястье:
– Родительский номер. Мама, папа. Я иду к Сережке Чеснокову, моему бывшему однокласснику, на ДР. Приду поздно.
После этого они быстро закупили остатки и помчались к нему. Любовь Васильевна как увидела симпатичную девчушку, всплеснула руками и потрепала ее по щечке:
– У, какую невесту домой привел. Наверное, она вкусная. Так бы и съела.
Прибывшие к этому времени пара аболтусов услыхали и весь вечер так и величали их «Невеста Нина, ты…», «Жених Серый, ты…»
Когда праздник кончился, Любовь Васильевна сказала, чтоб Сережа проводил девочку до дому, а потом вернулся на такси.
Одеваясь и собираясь, подростки шутили, переговаривались, пихались. А Любовь Васильевна смотрела на них, а в особенности на своего сына и на его подружку, и умилялась. А когда они ушли и женщина осталась одна, она вдруг ни с того, ни с сего разревелась и через слезы вставила в распылитель бутылку с кислородом, которую Сережа заботливо не забыл купить в магазине. Потому что воздух заканчивался, гости выпили весь кислород. И им бы сегодня ночью нечем было дышать. Пришлось бы снова идти к соседям занимать несколько бутылок кислорода. Но не отпраздновать деньрождение единственного сына она не могла. Что ждет завтра? Может оно и не наступит вовсе.
Парк. Девушка. Часы
Девушка в голубом коротком платье и распущенными длинными черными волосами появилась передо мной внезапно. Я кисло просматривал утреннюю газету, сидя в парке, и вдруг в меня вперилось ее веселое и живое лицо. Она мне игриво улыбалась.
– Молодой человек, – обратилась она, – можно мне с вами посидеть?
Я растерялся:
– Да, конечно, – я был просто ошеломлен: не часто к тебе подходят такие красивые девушки с золотистой кожей. От нее пахло чем-то неуловимо сладким.
– Чем обязан? Это какой-то эксперимент?
– Никакого эксперимента нет, -пожала плечами. – Просто вы мне безумно понравились. И я решила: почему бы и нет. Разве девушке всегда ждать первого шага?
Я хихикнул.
– Почему же. Я полностью согласен с вами. Но давайте что ли перейдем на ты и… как… познакомимся. Я Гарик.
– А я Кара, – она подала руку, а я ухватился пожать. Мягкая, теплая, чуть влажная. Нежная кожа. Я, кажется, поплыл.
– Кара… какое необычно и красивое имя. И созвучно с моим…
– Что, я вам… тебе тоже нравлюсь?
Скрывать не смог:
– Что и говорить, я балдею от тебя. Такие фибры, такая аура. Закачаешься.
Она еще больше обрадовалась:
– Тогда падай на меня… ой! – она смутилась и игриво закрыла рот пальчиками.
– С радостью, – я тронул ее плечо. Мы подсели друг к другу ближе. От ее близости и тепла у меня закружилась голова. Я заглядывал в ее глаза на растоянии нескольких сантиметров от своего лица. Они, оказывается, черные. Как в песне. Ее дыхание. Фиалки. Мы долго и страстно целовались на глазах прохожих. Ее грудь высоко вздымалась, когда она отстранилась.
– Погоди, Гарик. Что-то у нас это слишком быстро.
– Может, мы созданы друг для друга.
Я уставился в вырез ее платья. Восхитительно. Прелестная шея и тонкие волосики у основания головы. Она перебросила густую копну на один бок для большего соблазнительного эффекта. Я провел пальцем по шее, а потом внюхался в ее волосы. Дурманящий аромат.