Брэден глубоко, тяжело вздохнул, потом зашевелился. Крепко сжав края скамьи трясущимися от усилий руками, он с трудом поднялся на свои искореженные ноги. Постоял немного, согнувшись пополам, как будто его тело было сломано, и опираясь плечом на колонну. Ему было так мучительно трудно встать, что после этого приходилось отдыхать.
Когда Брэден шагнул вперед, в первый миг Серафине показалось, что дальше с ним будет все в порядке, но лицо мальчика вдруг исказилось от боли, а нога подломилась. Металлический каркас стеснял движения, и Брэден пошатнулся. Серафина автоматически рванулась вперед, чтобы подхватить его, но он все равно тяжело повалился на гравий и застонал от боли.
Серафина попятилась в полной растерянности. Она была уверена, что подоспела вовремя, но почему-то не смогла удержать друга.
Брэден силился встать на ноги. Серафина снова кинулась к нему, чтобы помочь подняться, схватила его за руку. Она была уверена, что держит его. Она должна была его держать! Девочка отлично видела собственные руки, которые касались Брэдена! Но через несколько мгновений Серафина осознала, что не чувствует друга, не ощущает тепло его тела. Она знала, что должна чувствовать, могла представить, что ощущает, но это больше походило на воспоминание об ощущениях.
Ее дух помнил реальный мир так же, как человек с ампутированной ногой по-прежнему чувствует ее и помнит, как она двигалась и болела, хотя ноги уже нет.
Серафина осторожно вытянула руку и попыталась тронуть Брэдена за плечо, коснуться его руки. Что-то такое было под пальцами, какой-то предмет, но Серафина не улавливала живого тепла. И было очевидно, что и Брэден не чувствует ее совсем.
Выбравшись из-под земли, Серафина жила в этом мире по инерции, по памяти. И сейчас она вдруг оказалась в положении человека с отрезанной ногой, который собственными глазами увидел, что ноги-то нет. Серафина вдруг ясно поняла, что полностью отрезана от окружающего мира. И чем яснее она это осознавала, тем быстрее таяла, тем меньше в ней оставалось живой Серафины.
Стиснув зубы, девочка попыталась удержать себя в реальности, но у нее ничего не получалось. Серафина прижала ладони к щекам и зажмурилась, стараясь только дышать, а потом заплакала от страха и растерянности. Ее затошнило. Казалось, она вот-вот потеряет сознание, но Серафина держалась изо всех сил.
Брэден медленно, волоча за собой поврежденную ногу, дотащился до каменной балюстрады и встал, опираясь на нее и глядя в ночь. Он так глубоко задумался, как будто что-то припоминал. Сначала Серафина решила, что он любуется на деревья и гряду облаков, плывущую по ночному небу, а потом поняла, что он смотрит туда, откуда она пришла. Брэден смотрел в сторону старого кладбища и поляны Ангела.
– Нет, она не ушла, – неожиданно проговорил он, словно его дядя все еще стоял рядом. – Она погибла и похоронена.
Глава 10
Серафина в ужасе отшатнулась. Он сказал: «Погибла и похоронена»!
«Неужели меня похоронил сам Брэден? Неужели я и вправду мертвая?»
Она знала, что ее похоронили, это невозможно было отрицать, но мертвая? Она совершенно не чувствовала себя мертвой!
В потерянном, безнадежном голосе Брэдена ей слышалось что-то недоговоренное, какая-то тайна. В его глазах читалась неуверенность. Он отчаянно ждал чего-то, тянул время. Несмотря ни на что, несмотря на горе и боль, он как будто слабо-слабо на что-то надеялся.
После того, как мистер Вандербильт вернулся в праздничный сад к жене и гостям, Серафина осталась с Брэденом лишь для того, чтобы побыть рядом с ним. Но чем дольше она находилась возле мальчика, тем сильнее у него портилось настроение. Она догадывалась об этом по тому, как дрожат у него руки и ноги, по убитому лицу, даже по резкому, неровному дыханию. Ее присутствие выводило Брэдена из равновесия и расстраивало его.
Поэтому, когда он наконец улегся в постель, а гости разошлись по комнатам, приготовленным для них в доме, Серафина отправилась в подвал к папаше. Она шла мимо слуг и служанок, которых знала по именам, мимо лакеев и всевозможных помощников, но никто ее не видел.
В мастерской никого не оказалось, папаша, видимо, еще не вернулся с работы. Серафина подождала немного, но он все не шел. Ее сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Неужели и здесь все переменилось?
Она принялась осматривать подвальные помещения – комнату за комнатой, кухни и буфетные, мастерские и кладовые. Билтмор был такой огромный! В конце концов она все-таки нашла папашу. Он чинил маленький электрический мотор кухонного лифта. Серафина облегченно выдохнула.
Отец стоял на коленях, проворачивая гаечный ключ. Мускулы на его обнаженных, влажных от пота предплечьях вздулись от напряжения. Он был крупный, угрюмый с виду мужчина с бочкообразной грудью и мощными руками. Носил простую рабочую одежду, кожаный передник и тяжелый кожаный ремень, за который были заткнуты всевозможные инструменты. Серафина тысячу раз наблюдала за тем, как он работает, передавала ему отвертки и молотки, приносила запасные детали и рабочие материалы. Но она никогда не видела отца таким опустошенным. Он работал без радости, без желания. Двигался медленно, точно замороженный, и в глазах его стояла тоска. Вроде бы делал все, как всегда, но абсолютно равнодушно.
– Па… – проговорила Серафина, вставая перед ним. – Ты меня слышишь?
К ее удивлению, отец перестал работать. Он медленно обернулся, осмотрелся вокруг. Было очевидно, что папаша ее не замечает, но он так долго вглядывался в пустоту перед собой, словно не сомневался, что рядом кто-то есть.
Через несколько мгновений отец вытащил из кармана тряпицу и вытер лоб. Потом опустил голову и утер глаза. Плечи его вздрогнули от скрытых чувств, лицо затуманилось. Неизвестно, что знал о смерти Серафины Брэден, но отец явно был уверен, что она мертва.
Это было понятно по его убитому лицу и вялым движениям. Двенадцать лет он был счастлив, что у него есть дочь. А теперь она пропала, и папаша снова остался один, как перст.
Серафина смотрела на папашу, и сердце у нее разрывалось от горя.
Он бросил чинить мотор и тяжело вздохнул, словно вся эта возня потеряла для него всякий смысл. Чтобы папаша оставил работу недоделанной – такого еще не бывало! Для него было немыслимо уйти, не приведя механизм в порядок.
Отец вскинул на плечо кожаный мешок с инструментами и устало зашагал в сторону мастерской. Серафина последовала за ним. Он шел медленно, равнодушно, как путник, которому некуда спешить.
Девочка не отставала от отца, пока он ходил туда-сюда по мастерской, складывая инструменты и собирая себе поздний ужин.
Как обычно, папаша приготовил на плите, переделанной из железной бочки, курицу с овсянкой и сел есть в одиночестве. Серафина устроилась напротив на своем старом стуле. Сколько раз она слушала папашины истории, сидя на этом стуле, а потом сама рассказывала о своих делах и важных событиях – пойманных крысах или звездах, упавших с неба у нее на глазах. Но сегодня ее тарелка и ложка остались на верстаке, где лежали без всякого дела уже несколько месяцев.
– Я съем овсянку, па, честное слово, съем, – громко сказала Серафина, и ее глаза наполнились слезами.
Позже, когда папаша улегся в постель и заснул, девочка прокралась на свою пустующую лежанку позади парового котла и тоже легла. А что ей еще делать? Она не знала.
Что случится, если тебе приснится, что ты заснула? Будут ли тебе сниться сны? И может ли первый сон считаться явью по отношению ко второму?
Как она может чувствовать себя усталой, если умерла и ее закопали? Непонятно. К счастью, сон – это отдых не только для тела, но и для ума, и для души. А Серафина точно знала, что устала до ужаса. Несчастная и дрожащая, она свернулась клубком у себя в постели и заснула.
Ей снилось, что она кусается, царапается, бьется в черном водовороте. Потом все пропало, и она чувствовала только землю, реку и ветер – огромный мир, не имеющий четких очертаний. Она неслась сквозь него, как пылинка, как крошечная капелька, как легчайшее дуновение ветерка, а потом совсем растворилась и стала ничем.
Серафина проснулась, как от толчка. Оглядела мастерскую, не понимая, спит ли она еще или уже проснулась. Может быть, ей просто приснилась собственная смерть? Или она действительно умерла и все вокруг нее – это сон?
Она вспомнила пугающее ощущение того, как течение реки пытается порвать ее ноги в мелкие клочки, как ветер пробует унести ее с собой. «У меня осталось совсем мало времени, – подумала Серафина со страхом, – а потом я стану ничем».
Она снова огляделась, пытаясь понять, что происходит. Было темно, самое колдовское время между тремя и четырьмя часами утра.
Все еще содрогаясь после страшного сна, она встала с лежанки и замерла посреди мастерской, не зная, что делать дальше. Некоторое время просто стояла, соображая, дышит ли она на самом деле или ей это только снится, – а может, и кажется, – что она дышит, по старой памяти.
В конце концов Серафина подошла к спящему папаше и дотронулась до него, чтобы убедиться, что он настоящий. Она ощутила под рукой нечто, но не почувствовала ни тепла тела, ни какой-либо реакции на прикосновение. Это было так же, как с Брэденом.
Ну и пусть она не ощущает его тепла, а он не ощущает ее. Она все равно свернулась у его груди котенком, таким крошечным и невесомым, что его невозможно почувствовать. И решила не спать.
Утром, когда папаша проснулся, она снова пыталась прикасаться к нему, говорить с ним, рассказывать, что с ней происходит. Она предупреждала его о том, что назревает в лесу, просила посмотреть на пруд, который вот-вот разольется. Но, чем больше она старалась, тем он становился грустнее. Ее присутствие не утешало его, наоборот – нагоняло тоску. Она преследовала его, как привидение.
В конце концов, когда отец, собрав инструменты, отправился на работу, Серафина, вопреки собственному желанию, не пошла за ним, чтобы не мучить.
Глава 11
Серафина сидела, положив голову на руки, на нижней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, и думала, как вернуться в мир живых и предупредить окружающих о том, что они в опасности. На нее кто-то напал, на Брэдена, видимо, тоже, и можно было не сомневаться, что нападут снова.
«Но что я могу сделать?» – спрашивала она себя.
Как поговорить с теми, кого она любит? Как их предупредить?
Серафина уже нашла мистера и миссис Вандербильт, Брэдена, Гидеана и папашу, но в Билтморе был еще один человек, который мог бы ей помочь.
Девочка поднялась по служебной лестнице на четвертый этаж, прошла коридором до той части, где жили служанки, и приблизилась к одной из комнат. Дверь в нее была распахнута настежь. Серафину охватило дурное предчувствие.
– Эсси? – негромко позвала она. – Эсси, ты здесь?
Она медленно скользнула в комнату.
Комната ее подруги Эсси была пустой и заброшенной. На тумбочке возле кровати не высились стопки книг и газет. На стенах не висели сделанные Эсси рисунки цветов и растений. Ее одежда не валялась на полу и не висела на стуле. На кровати не было подушек и простынь.
У Серафины все внутри опустилось. В этой комнате больше никто не жил. Эсси пропала.
Вспоминая многочисленные байки подруги про привидений и призраков и всякие другие истории про таинственные и загадочные случаи, которые издавна рассказывают в горах, Серафина надеялась, что Эсси поможет ей. Может быть, у них даже получится поговорить. Но надежды оказались напрасны.
Это было так обидно, так несправедливо. Серафина вернулась домой, но продолжала тосковать по дому. Ну почему она не может жить по-прежнему? Она нашла друзей и вошла в новую семью. Она носила красивые платья и пила английский чай со сливками. Сливок было много-много! Она встретилась со своей матерью-львицей и носилась вместе с ней по лесам, гладила по голове и слушала ее мурлыканье. Где теперь ее мать и львята, что с ними? Тоже пропали, как и Эсси? Думать о том, что с кем-то из них могла случиться беда, было просто невыносимо.
Серафина вновь оглядела комнату и вдруг заметила на стене зеркало. Девочка словно окаменела, только сердце заколотилось часто-часто.
– Нет, только не это… – твердо проговорила она.
Она не желала подходить к зеркалу. Она слишком боялась заглянуть в него.
Что она там увидит?
Себя прежнюю? Или привидение? Восставшего из могилы кошмарного призрака, израненного, в окровавленных лохмотьях? Да-да, она стала таким вот кошмарным призраком! Наверняка! А к чему ей смотреть на собственный окровавленный труп?
«Возьми себя в руки, ты, перепуганная дурочка, – сердито сказала сама себе Серафина. – Ты должна увидеть себя! С этим необходимо разобраться!»
Она набрала в грудь побольше воздуху и сделала шаг к зеркалу. Потом еще один шаг. Наконец она медленно придвинулась к нему и осторожно заглянула сбоку.
В зеркале отразился свет и легкое движение, подобное дуновению ветерка. Серафины в зеркале не было.
Она была никто и ничто.
А ведь когда-то, глядя в это самое зеркало, Серафина заметила, как начали меняться ее янтарные глаза, как появились черные пряди в ее волосах. И с какой гордостью она любовалась собой в новом прекрасном платье! Теперь же у нее не было ни глаз, ни волос. Ничего.
Все, что она успела узнать и полюбить, покинуло ее. Что это – колдовство? Законы неумолимого времени?
Пожалуй, дело не только в этом. Весь мир Серафины разлетелся на тысячи осколков, совсем как ваза эпохи Мин, которую уронили на кафельный пол. Интересно, сможет ли Серафина сложить эти осколки вместе?
«Будь смелой, – велела себе девочка. – Хватит валять дурака, жалеть себя. Во сне или наяву, мертвая или живая, ты не сдашься так просто, не впадешь в отчаяние. Ты будешь сражаться до конца!
Размышляя об этом, она вдруг заметила в зеркале чуть заметное движение света и воздуха. Позади нее что-то было. Серафина стремительно обернулась, но увидела лишь мельчайшие частицы пыли, вьющиеся в солнечных лучах, которые падали из окна.
Подойдя ближе, девочка с удивлением обнаружила, что может отчетливо рассмотреть форму каждой пылинки и то, как она переворачивается в воздухе, попадая то на свет, то в тень. Почему то вспомнились слова, которые обычно произносят над гробом любимого человека.
«Мы предаем ее тело земле, – говорит пастор. – Все мы возвратимся в прах, из которого взяты. Прах ты и в прах возвратишься. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху».
Не отрывая взгляда от пылинок, пляшущих в столбе света, Серафина прошептала: «Теперь и я такая. Плавающие в воздухе пылинки».
Она медленно провела рукой сквозь столб света. Рука не отбрасывала тени, но Серафина готова была поклясться, что от ее движения пылинки разлетелись в стороны.
– Я здесь, – сказала она себе. – Совсем чуть-чуть, но я еще здесь.
«В виде пылинки или в виде дуновения ветра, но я существую. А значит, еще есть надежда».
Серафина оглядела пустую комнату Эсси. Прошлое осталось позади. Впереди ожидало неизвестное будущее. А что же было сейчас?
Она выглянула в окно, из которого открывался вид на горы. Над ними, задевая вершины, неслись темные тучи. Огромные серые полотна дождя поглощали солнечный свет. Французская Широкая река всего за несколько дней поднялась так высоко, что прорвала берега и залила лагуну. Та полностью ушла под воду и размылась.
«Приближаются бури, – подумала Серафина. – И я должна их остановить».
Глава 12
На первый этаж Серафина спустилась по длинной, изогнутой парадной лестнице. Шла среди белого дня мимо гостей. Она прыгала перед ними, пробовала их коснуться. Она задевала руками пышные юбки дам в надежде, что ткань всколыхнется. Но ничего не происходило. Всю свою жизнь Серафина пряталась от людей, но сегодня ей так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь, неважно кто, догадался о ее присутствии.