Московские знакомые были в ужасе: «Извинись! Ты не знаешь, с кем связался». – «Но он, правда, плохой поэт! Ни за что!» – «Ты с ума сошел!»
Про случай в ЦДЛ Валентин Сорокин рассказал Василию Дмитриевичу.
Федоров вздохнул:
– Говорит, пока я жив, ни-ни? Ну что ж, перешагнем!
В тот же год по рекомендациям Леонида Соболева, который был председателем Союза писателей, Бориса Ручьева, Василия Федорова молодой поэт стал членом Союза писателей СССР. Приняли по верстке книжки, которая называлась «Я не знаю покоя». Назвал – напророчил… Знаменательное это событие произошло в день в его рождения – 25 июля. Валентину Сорокину исполнилось 26 лет.
Было ясно, что в жизни надо что-то менять. Но мог ли тогда предполагать счастливый обладатель новенького билета СП СССР, что жизнь настоящего литератора – это все тот же испепеляющий огонь, и неизвестно, какой огонь опасней – раскаленная металлическая лава или огонь слова, огонь, который не одного русского поэта преждевременно свел в могилу.
***
Когда кремлёвцы, номенклатурщики и коллеги «железного Феликса» (Дзержинского) предали народ и начали разрывать Советский Союз на куски собственности, слово русского писателя значило много. Валентин Сорокин вспоминает: «Чувствуя приближение смерти, писатель Иван Акулов упрекал меня в трусости, требуя беспощаднейшего текста телеграммы к архитектору перестройки».
Текст отшлифовался к полудню 18 декабря 1988 года:
Москва, Кремль, Верховный Совет СССР
До каких пор вы намерены терпеть у руля государства и партии Горбачева, болтливого человека или предателя, подчиненного полностью разрушительной идее ненавистника русского народа Яковлева, энергичного и агрессивного агента ЦРУ?
Гнездо сионизма не в Тель-Авиве, а в Москве, под главным куполом Кремля. Мы, русские писатели, требуем суда над изменниками Родины!
Иван Акулов
Валентин Сорокин
Поэт вспоминает: «Письма и телеграммы отправили мы всем, всем, даже Бирюковой и Лукьянову2…»
Такая открытая гражданская позиция у одних вызывала восхищение, у других – ненависть. Валентин Сорокин получал анонимки с угрозами. И настал день, когда чёрная ненависть перелилась в пули.
19 апреля 1992 года на Ярославском шоссе он летел на своей «Ниве» и вдруг – треск и звон – переднее стекло автомобиля изрешетилось, напротив руля… Но Бог берёг поэта – ни одна из трёх пуль его даже не царапнула.
Случай этот не поразил общественность – в те разбойные годы убийства, грабежи, покушения стали обыденностью. Но сохранилось письмо Юрия Прокушева к поэту. Прочитаем его вместе:
Дорогой Валентин!
День добрый! Звонил тебе днём. Ты – на даче! Это – хорошо. Значит, оклемался. Переволновался за тебя, как – за Вовку3! Что это – случайность, или, «или»… Страшно подумать. Береги себя и будь во сто крат осторожней. Помни: ныне, ты самый честный, бесстрашный, светлый голос России, её исстрадавшаяся, кровоточащая душа, её надежда и вера.
Пока у России есть такие поэты, такие сыны, как ты – она выдюжит, она – бессмертна. Говорю, не ради красного словца, не ради пустой похвалы, а ради – сути. Ибо, лучше кого-либо, включая, может быть, и самого тебя, знаю, что ты сегодня значишь для России, для своего родного народа, когда слово правды, национального достоинства и доброты, дороже любого «злата и серебра».
Никого не обижая из хороших и честных русских поэтов, – нет ни у одного из них такой обжигающей душу боли, страдания за Россию. И не вчера и сегодня, а всегда, с первых твоих стихов и поэм. Чего стоит только один «Бессмертный маршал», а есть ещё «Донской», «Пушкин»4, «Коловрат»!..
Дорогой Валентин! Ныне ты не принадлежишь себе, а – России. На тебе величайшая ответственность, нелёгкий, но святой груз народной веры и надежды. Сегодня 19 апреля – восемь лет, как оборвалась жизнь нашего Василия Фёдорова, горько осознавать это. Одно согревает – есть ты, наша светлая дружба, наша судьба, наша верность памяти Василия Фёдорова, верность Сергею Есенину – России!
Пусть хранит тебя любовь Матери-Родины, пусть оградит тебя Россия от лютых врагов и напастей!
Обнимаю тебя отечески!
Береги, береги себя для Отечества, твоей чудесной семьи, и чуть-чуть, – для нас, грешных!
Будь!
19 апреля 1992 г.
***
Я не знаю людей красивее, чем поэты. Александр Пушкин – «блондинистый, почти белесый». Точный. Бесстрашный. Думающий. Михаил Лермонтов. Глаза – вишни. Очи Христа. Всегда страдающие. Александр Блок, Сергей Есенин, Владимир Маяковский – каждое трудящееся сословие России выдвигает своего певца. У каждого певца – внешность своего сословия. Поющая душа гранит, шлифует лицо, тело, доводит его до совершенной, неповторимой красоты. Совершенное творчество совершенных людей – вот что такое поэзия!
Впервые я увидела Валентина Сорокина в Литинститутском дворе. В августе 1995-го абитуриенты шумно обсуждали перспективы поступления – экзамены позади, осталось только собеседование. Я отвлеклась от разговора – мимо шёл человек – стремительная походка, тёмно-синий костюм, посеребрённые волосы, благородное лицо. Он мельком взглянул в нашу сторону, и меня поразили его глаза – в них было столько доброты, силы и страдания! Я совершенно точно поняла, угадала, почувствовала: это – необычный человек, доселе такие люди мне никогда не встречались! В его глазах было что-то отрешённое от сует повседневной жизни и в то же время невероятно, непостижимо красивое. В эти же секунды я твёрдо решила: я буду учиться только у этого преподавателя! Волна радостного предчувствия захлестнула меня: какое счастье, что здесь, в Литературном институте, есть такие люди!
Я вдруг поняла, что вижу поэта. Ни проректора, ни доцента, ни преподавателя, ни руководителя семинара, но – поэта, так он отличался от литинститутской «богемно-творческой» публики. Лицо у него было горьким. Страдающим – тяжелые складки легли у губ. Грозным. И все же, даже в этом горе, беде, лицо его было светлым. Красивым. Таким, что от него невозможно отвести глаз. Поэт узнаваем в любой толпе. Встреться нам сегодня в метро Павел Васильев – как не ахнуть, не задержаться на нем взглядом, и не восхититься – поэт!..
С ужасом думаю я теперь: что было бы со мной (и с десятками, сотнями молодых литераторов), если бы не было в нашей судьбе этого красивого и сильного русского поэта?! Валентин Сорокин – духовный человек, и он разительно отличается от большинства людей, в том числе и творческих. В его стихах нет ханжества, назидательности или мнимого смирения. Нет притворства и сконструированного модернизма. Он – настоящий:
***
Государство сильно́, пока люди в нем умеют красиво любить. Ну это же всем должно быть понятно! Когда люди умеют красиво выражать свои чувства в слове – государство непобедимо.
Нет иного пути укрепления государства, кроме любви. К женщине. К матери. К сестре. Наша дорогая советская власть сделала все, чтобы уничтожить государство, потому что призывала любить К. Маркса, Ф. Энгельса, В. Ленина, Политбюро, ЦК КПСС, политику партии, а потом уже все остальное. Наша нынешняя власть добьет государство, потому что призывает в первую очередь любить деньги, еду, евреев, геев, Америку и западную демократию.
И это – тоже Сорокин. Грубо? А почему поэт должен прощать тех, кто трусливо и подло предал родину ради собственного корыта?! Бог – есть! И кто умеет любить, имеет право презирать и ненавидеть. Все в том же Литинститутском дворе я благословила день и час, когда Бог дал мне счастье не утонуть в жиже «авторитетов» современной поэзии, всех этих евтушенок, окуджав, губерманов, вознесенских, дементьевых, всех, чьими книгами завалены сейчас демократические прилавки, всех, кому раздают «Триумфы» и госпремии, всех, кто купается в телеславе, перемежаясь рекламой женских прокладок и импортных подгузников. Я благодарю Бога за счастье видеть лицо поэта, поэта с волей императора, честностью труженика, отвагой воина! Поэта – смыкателя поколений. Жизнь – в продлении красоты. Из глубины веков – до будущих бездн. Обычный человек, простой, длит красоту своей семьи, рода. Поэт – длит красоту сословия и народа. Покуда есть народ, жив и поэт. Зачем немцам наш Пушкин? У них – Гете есть. Зачем нам – Бродский? У нас – Павел Васильев есть!
Сорокин – воюющий поэт. Его герои – Евпатий Коловрат, Дмитрий Донской, Степан Разин, Георгий Жуков, Игорь Курчатов. Его враги – чубайсы, горбачевы, яковлевы, гайдары, березовские, ельцины, блатари и воры, потому что настоящий поэт – всегда на стороне народа, униженных и оскорбленных, он сам оскорблен, когда поругана его родина!..
Мне твердят, твердят изо дня в день: Россия – продажная. Россия – страна воров и дураков, пьяниц и проституток, страна радиоактивных отходов, рэкетиров, мафии, страна тупых правителей и половых извращенцев. Но я-то знаю другую Россию! Теперь знаю. Неужели страна, в которой есть такой поэт, пропащая? Неужели страна, где есть, все еще есть такая красота слова, ни на что не годна? Ведь люди наши, несмотря ни на что, к хорошему тянутся!
Не надо говорить: поэзия – вещь элитарная и нынче она должна быть для избранных, и потому следует писать задом наперед, наискось и поперек. Но разве поэзия – элитарнее звездного неба? Зеленого луга? Голубых туманных перевалов?! Да, всегда на свете была и есть несправедливость, бедные и богатые. Но не надо людей высшего и, может быть, единственного счастья лишать – красоты. Не надо шутов венчать коронами поэтов, а из Новодворской делать Индиру Ганди. Нет в нашей жизни справедливости и, видимо, не будет никогда. Поэты – посланцы неба. Титаны и пророки, указывающие нам дорогу спасения и красоты. Страдания и муки их – земные. А пути – небесные.
Часть вторая. Горькая правота
Валентин Сорокин
Мир так устроен, что слово тех, кто ушел от нас, его силу, нежность, красоту, пророческую мощь, мы не способны воспринимать «исторически». Либо Есенин, Пушкин, Блок, Павел Васильев, Твардовский, Некрасов – живые люди, либо это разъятые «литературные герои», что-то когда-то написавшие. Поэзия, как река, несущая свои воды из неразличимой дали: чтобы мощное течение её длилось, каждое поколение должно рождать родники, питающие чистоту и полноводность жизни. И только высота поведения, призвания, поступка современного тебе литератора «оживит» классические источники.
…Во дворе Литинститута выступали молодые поэты. Не просто так, а со смыслом – в рамках акции «Неформальная Москва». Молодые поэты выходили на импровизированную трибуну вальяжно, как слегка перекормленные свиньи, и казалось, что они вот-вот хрюкнут. Ожидания оправдываются: в микрофон несется поросячий визг, площадной мат и покорное подхрюкивание. Это – современная поэзия. Поросячий визг – «поиски себя», площадной мат – «обличение пошлости мироустройства», покорное подхрюкивание – «обновление традиций». Вот их темы: смакование – «дала – не дала»; страдание: «тяжко, тяжко гею жить», радость: «оттянуться в кайфе надо, пробудился – рядом баба…».
Но будь трижды благословен Литинститутский двор, потому что не одной «Неформальной Москвой» он жив. «Оббитой рябины последняя гроздь, последние звери – широкая кость…», – писал Борис Корнилов. Валентин Сорокин, из «последних зверей», слушал в Литинститутском дворе молодых поэтов. Молча. Страдающе. Без укоров.
Да, уважаемые формалы и неформалы, эпигоны и старательные ученики Бродского, Рейна, Кушнера, Вознесенского, Дементьева, и Бог весть ещё кого, ну, может, Семёна Липкина или Михаила Светлова! Есть совсем другой мир, другая орбита, другая жизнь, другой смысл, другая красота. И совершенно они недостижимы, непокупаемы. Их нельзя скопировать, имитировать, украсть, взять нахальством, эпатажем и даже бешенной энергией и трудолюбием. Есть такое чудо, и называется оно – поэзия.
Два мира – добро и зло, свет и тьма, день и ночь, Бог и сатана, любовь и смерть; и мир, конечно, спасет красота. Красота – это добро, это честность, это подвиг, это вдохновение и озарение, это самопожертвование, это – любовь. Почему же люди с таким упоением бегут от красоты, почему пытаются заменить её механикой, алгоритмами, предвыборными технологиями, пустотой? Каждый из нас ежедневно делает выбор – «за» или «против» красоты.
В нашем современном общественном сознании у подавляющего большинства «властителей дум» критерии красоты нарушены, и тот камертон, по которому отличают красоту от безобразия – фальшивит. И бессмысленно в такой ситуации объединять лагеря «почвенников» и «демократов», спорить о реализме и постмодернизме. Эти споры и попытки объединения смешны. Не в реализме, и не в принадлежности к национально-политическим «лагерям» дело. Нужно быть шире направлений и не сковываться канонами, литература – не монастырь! Мы живем в миру, и у мира свои, жестокие, законы. Но есть красота. И не надо отступать от неё, предавать её, и тогда она подскажет, что и как написать и сказать. Надо быть честным. Надо думать о красоте, искать её. Ведь ничего общего у стихов Валентина Сорокина с «волшбой» Андрея Вознесенского нет:
Сколько бы мы не читали поэтов, сколько бы их не слушали, сколько бы не вглядывались в окружающую жизнь, у литератора только один выбор – один и на всю жизнь: красота или безобразие. Безобразие, значит без Образа. Значит, без Бога, (а Бог – это не декларация принадлежности к нему, и не упоминание его имени всуе); без заповедей, без самопожертвования, без духовной высоты, без вдохновения и озарения, без любви, то есть, в конечном счете, без красоты.
Но если красота – путь любви, путь самопожертвования, путь постоянной духовной высоты, путь отрицания греха, путь вдохновения, путь подвига, и даже – страшно вымолвить – путь Творца (отсюда – творчество); то как тяжело, почти непосильно идти этим путем! Образ, допустим, тот, что написал Андрей Рублев, – это пост и молитва, это проникновение вглубь себя и бытия, это вслушивание в народную жизнь. Это тяжелый путь. И что из того, что многие пытаются себе его облегчить, хитрят, создавая обобранные, упрощенные образы! Лже образы. Вроде бы не без образие, не пустота. Но лжеобразие – еще более мучительный, обманный мир, более ядовитый и приторный, чем честная бездарность. А великое безобразие Бродского – это концентрированное выражение глубинного, глубочайшего несчастья его народа, который везде будет чужим и гонимым. Но даже из сострадания и понимания мы не обязаны разделять его судьбу! И мы не обязаны из-за своей лопоухой всемирной отзывчивости терять родину нашего образа – Россию.
Бродский:
Да, апофеоз частиц, того самого «разъятого образа», пир чумных бактерий, праздник носителей СПИДа, и никакого страха – смерть мертвякам не страшна. Поэзия Бродского – это полное безобразие, безобразность. Падаль и апофеоз частиц, как источник жизненных сил.
Задумаемся: почему русские взяли такие большие, протяженные пространства (и в литературе, и в географии)? И вообще – что есть русский характер? Русский характер есть удивление перед жизнью, смущение перед тайной её. Русский так и умирает – в удивлении перед тайной. А всё что сделано в жизни – мимоходом. Помимо главного. Неразгаданное главное – смысл творчества. А Бродскому – всё ясно. Он даже не дает себе труда вносить в стихотворение «нерв» – нет, не чувства, но хотя бы мыслетворения. Письмо его естественно и объяснимо, как разложение трупа.
Каждый из нас – и литераторов, и философов, и людей совсем простых профессий – всматривается в мир, пытается разгадать тайны жизни, понять заповеди блаженства, не сбиться с пути, не заблудиться. Задумаемся: если бы люди шли не путем красоты, то есть путем честности, Бога, признания, родины, зова, подвига – человеческая история наша давно бы закончилась. Я думаю, что история каждой человеческой жизни тоже бессмысленна, когда человек живет безобразием, и глупо-мучительна, когда человек живет лжеобразием. Мы должны жить красотой, какие бы грядущие безобразия не сулила нам окружающая жизнь. Мы живем «в миру», и вольны от смирения перед ближними, и потому наша красота должна быть и побеждающей, и карающей, и сильной. У красоты – хрупкой красоты цветка, дерева, чистого неба, золотокупольного храма, человеческой жизни – на самом деле гораздо больше союзников, чем мы думаем.