Так продолжалось целое лето. А потом он вдруг понял, что не может жить без нее, и написал Руслане длинное и обстоятельное письмо, в котором признался ей в любви. Честно говоря, Тимоха даже не надеялся на ответ, девушки презирают тех, кто боится сказать о своих чувствах прямо в глаза. Велико же было его удивление, когда однажды вечером Руслана пришла к нему со стареньким, обтянутым желтой кожею чемоданом.
– Я согласна, – заявила она с порога, и он обнял ее и прижал к груди…
На улице широко и шумно шел дождь. Ветер открыл форточку, но Харон не стал закрывать ее. Резко пахнуло сиренью.
Нетвердой походкой Юшманов направился в комнату, и прилег на кровать, подложив под голову старенький армейский бушлат. Спать не хотелось. Он словно бы включил заезженную пластинку, которая повторяла одну и ту же мелодию:
«Плыл по городу запах сирени,
я твои целовал колени».
…Руслана сразу вошла в его дом хозяйкой. Она любила заботиться о нем, и он тоже старался во всем угодить ей. По выходным они часто выезжали за город, и Харон до сих пор помнит неутомимых черных муравьев в сосновом бору, звенящую мошку, синюю смородину у реки. Помнит, и как пахли медом розовые колоски гречихи. Им было хорошо вдвоем, и весь мир, казалось, существует только для них. Но уже тогда он заметил, что Руслану что-то беспокоит. Нет-нет да и вспыхивала тревога в ее раскосых, изголуба-серого цвета глазах.
«Христовенький ты мой, что же с нами будет? – не раз спрашивала его ночью Руслана, с готовностью подставляя для поцелуя свои мягкие податливые губы. А он не принимал ее слова всерьез. Ведь у них все было хорошо, и никто не мог омрачить их тихого счастья. И лишь однажды он не на шутку встревожился, когда Руслана резко оборвала его.
– Хватит болтать о будущем, – сказала гневно. – Уж лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой. Радуйся тому, что имеешь.
Юшманов чувствовал, что Руслана хранит какую-то тайну, однако боялся спросить об этом.
После смерти его стариков она и вовсе замкнулась в себе. Юшманов как мог успокаивал ее, говорил, что это просто совпадение и в следующем месяце они обязательно поженятся, но она лишь грустно улыбалась в ответ. А однажды, придя с работы, он не застал Руслану дома.
Юшманов долго искал ее. Поднял на ноги всех друзей и знакомых, однако Руслану никто не видел.
Неопределенность мучала и угнетала его. Казалось, что Русланы уже нет в живых. Он уже готов был обратиться за помощью в милицию, когда одна из ее многочисленных подруг позвонила ему по телефону и сказала, что она уехала в другой город.
«Ну и Бог с нею!» – разозлился Тимоха и замкнулся в себе. Однако потом ему стало так плохо, что уже не мог больше оставаться дома. Повсюду мерещилась Руслана.
Он быстро собрал свои вещи и пошел на вокзал, где сел в первый попавшийся поезд, который повез его навстречу неизвестности.
Тогда ему хотелось поскорее забыть и Руслану, и все, что было связано с ней. Не удалось…
С той поры минуло двадцать лет. Однако нынче у него такое чувство, что по-настоящему жил только тогда. Все, что случилось потом, было до того уныло, скучно и однообразно, что об этом даже не хотелось вспоминать. Сейчас он даже не скажет, как оказался в маленьком, утопающем в нежной зелени яблоневых садов городе на берегу Днестра. Да так ли это важно? Он перестал радоваться жизни с той самой минуты, когда Руслана ушла от него…
Сердце в груди ворочалось медленно и тяжело. Харон приподнялся на кровати, и, упершись затылком в холодную металлическую спинку, произнес мрачно:
– Что же ты покинул меня, друг перший?
Слова эти были адресованы к старику-соседу, который умер на прошлой неделе.
Он любил с ним выпить. Старик был наполовину татарин, наполовину узбек. Харон в шутку величал его Абдуллой. Однако старик не обижался.
– Как жизнь? – спрашивал Харон.
– Конусом, – бойко отвечал старик. – Иду мелким шагом, робким зигзагом.
На его языке это означало, что жизнь катится к своему концу. Но Харон не припомнит случая, чтобы старик отказался от выпивки.
– Хвала Всевышнему! – обычно говорил Юшманов, наливая ему полный стакан.
– Воистину воскрес! – отвечал старик.
Харон улыбнулся: веселый был сосед, царствие ему небесное. Он и вспомнил-то старика сейчас, чтобы избавиться от мыслей о Руслане, которые стали тяготить его.
Харон почувствовал необычайную ясность в голове, и, как это уже не раз бывало, стал мысленно разговаривать сам с собой. Это было похоже на тренировку ума. Если бы он этого не делал, то уже давно сошел бы с ума.
Харон даже выпрямился теперь на кровати, и скрестил на груди руки.
«Почему мир так велик? – спрашивал у себя и тут же отвечал. – Да потому, что Господь не отвергает ни одной песчинки».
Харон подумал, что все русские люди живут ожиданием лучших времен, которые так и не наступают. Раньше ему тоже казалось, что впереди целая жизнь, а сейчас выходит, что у него нет будущего. Грустно. И что за время приспело, чтоб его волки сожрали!
Дождь как-то незаметно поутих, потом и закончился. Легкий ветер раскачивал ветви деревьев за окном, дробя зеркало лунного света на сотни зыбких осколков.
«А ведь это про меня сказано, – с тоской подумал Харон, вспомнив полюбившийся ему библейский отрывок. – Не расточай имущества своего. Сегодня ты продал кольцо, завтра – цепочку. А потом у тебя не будет даже слез, чтобы плакать».
Харон почувствовал ноющую боль в спине и повернулся на бок. Где-то вычитал об отшельнике, который, поддавшись искушению, уверовал в то, что способен исцелять людей. Когда он умер, земля не приняла его. И отшельника похоронили за кладбищенской оградой, где обычно хоронят самоубийц. А ведь он не сделал людям ничего дурного…
Думая так, Харон закрыл глаза и тотчас провалился в ночную пропасть, забывшись тяжелым тревожным сном.
Утром его разбудил какой-то грохот за окном. Сначала ему показалось, что началась гроза, но потом раздался сухой треск автоматных очередей, и он ясно услышал внизу судорожно втягивающийся в душу крик: а-аа-аа!..
Не отдавая отчета в том, что делает, Харон надел бушлат и выбежал на улицу.
Он был поражен тем, что увидел. Земля сотрясалась от разрывов артиллерийских снарядов, из разбитых окон соседних домов густыми клубами валил дым, а на усеянном битым стеклом тротуаре ничком лежал человек.
Харон подбежал к нему, повернул на спину. Это был цыган Яша из третьего подъезда. Он часто одалживал у него деньги, говоря в шутку: