Нерпы же никакого внимания на нас не обратили. Они ныряли, фыркали, прислушивались, гонялись друг за другом.
– Да-а, – сказал Мишка, почёсывая затылок, – чудной остров…
– Чудной, – согласился Василий.
Мы долго стояли на вершине. Не хотелось расставаться с этими шумными и, на мой взгляд, очень милыми жителями острова.
Бывает и так
– Скорее, скорее! – кричал Василий. Он висел, ухватившись за крыло мостика, ноги подтянул к животу, красный весь. – Сюда, Миша, сюда!
– Ух-ха-ха! Ох-хо-хо! – заливался Сергей.
Сергей сидел на мачте, возле самой реи[8]. А мы все кто где: в рубке закрылись, повзлетали на мостик. А по палубе, волнисто извиваясь и шлёпая ластами, бежал за Мишкой сивуч. Вот-вот догонит!
– Сюда, Миша! Сюда!
– Полундра! – не своим голосом крикнул Мишка, бросил весло и скакнул через горловину трюма – ну и чемпион! А через секунду был уже рядом с Сергеем.
Увидев, что на палубе уже никого не осталось, сивуч поднялся на передние ласты, трубно прокричал и, переваливаясь, не спеша двинулся к борту. Бултых в море! – и был таков.
Сергей с Мишкой слезли с мачты, Василий спрыгнул на палубу, высунулся из двери камбуза Кирка. Мало-помалу все успокоились.
– Эх, жаль, что не оказалось у меня под рукой лома или топора, – храбрился Мишка, – я бы ему показал!
– А ты бы его веслом, – смеялся Сергей, – зачем же ты весло бросил?..
А начало этого происшествия вот какое. В невод вместе с рыбой поймался сивуч. Мы хотели его выпустить, да Мишка взял весло и говорит:
– Поднимите мне его на палубу!
Подняли его коплером на палубу – стрела гнулась, когда поднимали, – центнеров двадцать было в нём, – он и стал гоняться за нами.
А Мишке здо́рово досталось бы, не сделай он чемпионский прыжок…
Мишка-хвастун
Мишка был известный хвастун. Посмотришь на него – герой, да и только. Даже над Стариком подтрунивал и насмехался: наш капитан никогда не брал в руки ружья. Однажды, попав в пургу, он чуть не погиб на охоте и после этого случая дал себе слово: никогда в руки ружья не брать. Слово своё держал крепко.
– Зарок какой-то, – рассуждал Мишка, – да мало ли что с людьми приключается? Что ж теперь? А как, братцы, сердечко сожмётся, когда после твоего выстрела утка закувыркается мокрой тряпкой или зайчик сделает последний кордебалет[9]…
– Миша, перестань! – уговаривал его Василий. – Какое тебе дело?
– Вася, может, и ты зарок дашь?
– Тьфу!
Никакие уговоры на Мишку не действовали.
Но однажды всю эту спесь с него как рукой сняло. А было вот как.
Рыбачили мы у мыса Восточного. В этот день улов сдали пораньше, решили на охоту сходить – уток там тьма-тьмущая! – до ночи, до фосфорического лова.
Как обычно, бросили яшку[10] у берега, спустили шлюпку.
– Вот и я сейчас зарок дам, – язвил Мишка, усаживаясь на кормовую банку[11], – полезу за уткой и начну вдруг тонуть в трясине. И как только смерть подойдёт, я сразу…
– Вот надоел! – в сердцах сказал Василий.
В шлюпку-то Мишка прыгнул первый, но вот за вёсла не сел. За вёсла сели боцман, Сергей, Василий и я. А Мишка, усевшись на корме, рулил. Он то и дело подносил бинокль к глазам, принимал осанистые позы. За спиной у него торчали два ружья: двуствольная тозовка[12], Васькин подарок, и малопульная винтовка.
Было жарко, плечи так и припекало, хотя с моря тянуло прохладой. Само море как из стекла, только мёртвая зыбь была – огромнейшие холмы тихо-тихо шли от горизонта, плавно поднимали наш «Оймякон», шлюпку, стаи чаек и усатые нерпичьи мордочки. У берега же эти волны превращались в бары – крутые-крутые волны. На отмели они падали исполинскими гусиными шеями, расцветая пеной, оглушительно урчали. На таких барах к берегу надо подходить умеючи: чуть зазевался на руле – и пиши пропало! – шлюпку поставит боком, закувыркает по отмели.
– Ты смотри, «капитан», – предупредил Василий Мишку, – не искупай нас.
– А вот когда, Вася, тонуть будешь, зарок дашь.
– Зарок – не знаю, – отозвался Василий, – а по шее получишь.
Вдруг вода под шлюпкой стала подниматься живой стеной и закипела. Мишка судорожно задвигал румпелем[13], пытаясь поставить шлюпку в разрез бару, но – увы! – шлюпку поставило боком и понесло к берегу. Не успели мы глазом моргнуть, как очутились в ледяной воде.
Смотрим: шлюпка вверх килем[14], а на ней Мишка – и как он туда взлетел?! Даже сапоги не намочил.
– Можно оступаться, – сказал Сергей, – не глубоко.
Воды было по грудь. Выплёвывая воду, мы потащили шлюпку к берегу. Ну уж и досталось Мишке! И медузой обзывали его, и рыбьим хвостом. А когда оказалось, что три ружья из четырёх утоплены да ещё папиросы и спички сырые все, Василий обозвал его акульим потрохом. Мишка, конечно, молчал.
Вытащили шлюпку на берег, выкрутили одежду. Сидим на песке, «дрожжи продаём» – даже костёр не разожжёшь.
Посидели, посидели, потом натянули сморщенные штаны и побрели кто куда: боцман, Сергей и Василий взяли уцелевшее ружьё и направились в кедрач[15], что у подножия сопки рос. Мишка с ними не пошёл, да они бы и не взяли его. Я тоже не пошёл с ними: одно ружьё на четверых – что это за охота? Я зашагал к сопке, где должны быть ягоды. Мишка уныло поплёлся за мной.
На склоне сопки ягод было так много, что ступить нельзя, чтобы не раздавить несколько штук. Наелись мы быстро. Я лёг на спину, прикрыл фуражкой глаза и стал дремать – так хорошо под жгучим солнцем после ледяной ванны. А Мишка снял рубашку, рукавами завязал её ворот – получилось нечто похожее на сумку – и стал собирать ягоды. Для ребят старался. Видно, оплошность свою хотел загладить. Он спустился к самым кустам, где ягоды пестрели сплошным полем, и ползал на коленях, наполняя «сумку».
Вдруг в кустах, под нами, раздался выстрел и отчаянно-испуганные крики наших ребят. Потом треск, будто ломали весь кедрач сразу. Я приподнялся. Кусты раздвинулись, и прямо на Мишку вывалился медведь. Он был как танк. Из его раскрытой пасти торчали жёлтые клыки.
Увидев Мишку, медведь рявкнул.
Какая-то сила подбросила меня вверх, подхватила и понесла над землёй. Внутри охолонуло, низ живота что-то щекотало, а спину обсыпали холодные мурашки. Ноги сами отталкивались от земли.
Мишка обогнал меня. Он делал четырёхметровые прыжки. Голову втянул в плечи. Локти прижал к бокам. И коротко подвывал…
Возле шлюпки мы повалились на песок – ни говорить, ни дышать не могли. Рот у Мишки был открыт, глаза выпучены – дорого ему досталось первое место в этом забеге. Подошли ребята. Они наперебой рассказали нам, как наткнулись на спящего медведя. Они, конечно, испугались, ружьё стрельнуло само, в воздух… А медведь испугался, наверно, ещё больше – он же спросонья!
Мы стояли возле шлюпки и смеялись. Перед глазами маячил этот страшный медведь. А Мишка молчал. Когда стали закуривать, он взял папиросу дрожащими пальцами и сунул в рот не тем концом.
С тех пор он уже никогда не смеялся над Стариком и никогда не говорил, что он герой и ничего не боится.
Палтус
Между прочим, Мишке у нас всегда почему-то не везло. Нет-нет да влипнет в какую-нибудь историю. Один раз ему даже от рыбы попало. Впрочем, рыбина-то была необыкновенная.
Тралили камбалу. Погода стояла не ахти: зыбь, морось, туман. Холодновато. И рыба ловилась плохо – так, центнера по три брали за раз, не больше. Это не рыбалка, конечно. Хотели уж уходить, да капитан говорит:
– Попробуем ещё раз!
Ну вот. Закинули трал, протащили его по морскому дну, стали выбирать. И лебёдка вдруг так жалобно заныла от напряжения, а стрела даже задрожала! Блоки запели, а ваера[16] так натянулись, что капельки воды на них выступили.
– Вот это уловчик! – запрыгал Мишка. – Наконец-то повезло!
– Может, скалу затралили? – предположил Василий.
– Ты, Вася, у нас Фома неверующий.
– Фома или ещё кто там – это не важно. А вот ты, мой друг Миша, болтун.
Подняли трал над палубой. На этот раз он был не круглый, как всегда бывает, а продолговатый и шевелился.
– Братцы! – засуетился Мишка. – Что же это там?
На палубу полились потоки камбалы и последней вывалилась огромнейшая рыбина. Она была больше лошади, плоская, глазастая – глаза прямо на лбу, да ещё не мигают: от удивления, что ли? Спина у неё серо-фиолетовая, а брюхо белое как снег.
– Ну и чудовище! – закричал Мишка.
– Не чудовище, а палтус, – сказал боцман. – Держать надо, а то уйдёт.
Палтус хлопал плавниками (они у него как крылья) и колотил могучим хвостом – от этих ударов камбала разлеталась фонтаном. И двигался к борту.
– Держите, держите! – кричал Мишка и бегал вокруг рыбины.
Мы все кинулись к палтусу с баграми, хотели как-то удержать его. Да где там! Он полз и полз к борту.
У самых лееров[17] уже…
– Уйдёт же! – Мишка кинулся к палтусу и обнял его за хвост.
Исполинская рыбина двинула хвостом – Мишка покатился по палубе.
Крутая волна накренила вдруг сейнер, палтус перевалился через борт и с шумом ушёл в море.
Сноски
1
Ванты – канаты, которыми мачты крепятся к бортам.
2
Трал – сеть, напоминающая гигантский мешок, которая буксируется по грунту и собирает рыбу.
3
Коплер – ёмкость из сети, которая опускается в невод, потом лебёдкой поднимается с уловом, и рыба из него вываливается на палубу судна.
4
Камбуз – кухня на судне.
5
Ихтиолог – учёный, изучающий рыб.
6
Кубрик – жилое помещение для команды на судне.
7
Полундра – окрик, предостерегающий об опасности.
8
Рея, рей – подвижной поперечный брус на мачте, служащий для крепления парусов.
9
Кордебалет – здесь в значении: кувырок.
10
Яшка – якорь.
11
Кормовая банка – доска для сидения в задней части шлюпки.
12
Тозовка – ружьё Тульского оружейного завода.
13
Румпель – рычаг для поворачивания руля.
14
Киль – поперечный брус посередине днища судна.
15
Кедрач – кедровый стланик, стелющийся ветвистый кустарник.
16
Ва́ер – трос, на котором тянется трал.
17
Леер – ограждение из тросов вдоль бортов, вокруг люков на судне.