«А вот и Софи!» – воскликнула баронесса, резко сменив тон. В общую комнату вошла няня с хорошенькой кудрявой девочкой лет шести. «Mammi!» – побежала та к Юлии. Потом, увидев чужого человека, остановилась. Ее синие глаза замерли на лице Кристофа. Тот попытался улыбнуться, – как всегда, когда встречал маленьких детей. «Что надо сказать, фройляйн?» – начала няня. «Доброе утро…», – начала девочка, стараясь на него не глядеть.
«Не беспокойтесь», – улыбнулась Юлия, подхватывая дочь на ручки. – «Софи стесняется чужих, особенно мужчин».
«Я вас покину, чтобы не смущать фройляйн Софию», – Кристоф сказал это невольно.
«Ах, право, не стоит, когда-то ей придется привыкать к обществу кавалеров, правда, meine Mädchen?» Баронесса, по всей видимости, обожала девочку, а та рядом с матерью стала поувереннее. Кристоф невольно восхитился этим проявлением нежности. В его кругах такое было не принято. И в строгих петербургских или рижских гостиных на такое поведение Юлии смотрели бы как на очередное доказательство ее «развращенной» натуры
«Неужели она с дочерью была в Париже и удирала от якобинцев?» – задал себе вопрос Кристоф. – «И почему она не оставила ребенка с мужем? Или эта Софи – не от мужа?». Юлия казалась слишком юной и хрупкой, чтобы зваться матерью семейства; впрочем, внешность обманчива.
Вошел Йост и подал им скромный завтрак, состоящий из яиц, хлеба и молока. Юлия передала дочь няне, которая помогала девочке в еде. Потом ее увели.
Разговор снова свернул на семейные темы, словно они находились в светской гостиной. «Увы, я не знакома с избранницей своего брата», – вздохнула баронесса. – «Но, если она во всем похожа на вас, я очень рада за Бурхарда».
Кристоф покраснел. Дама в открытую делает ему комплименты. И сопровождает их таким взглядом… Боже мой. Так откровенно авансы ему еще никто не делал. И впрямь, постыдилась бы.
«Катарина всегда отличалась большими добродетелями», – выдавил он из себя. Почему-то вспомнил младшую сестру. Наверное, единственную из его большого семейства, о ком успел соскучиться. Катарина всегда жалела малых и слабых – однажды по ее воле ему пришлось лезть на дерево и снимать застрявшего в ветвях котенка, оглашавшего испуганным мяуканьем всю округу. Тогда он впервые столкнулся с восхищением со стороны кого-то противоположного для себя пола: «Кристхен, ты мой герой!» – говорила она и глядела на него так, словно он и впрямь совершил нечто храброе. Братья же его только высмеяли, а матушка еще и отругала за порванные штаны. Тогда он еще понял, что женщин часто восхищает в мужчинах совсем не то, чем гордятся они сами. Юлия тоже давала это понять своим взглядом. Кристофу показалось, что она каким-то образом знает о том, за что им восхитилась сестра.
«А еще я уверена, что она красавица», – проговорила Юлия, неотрывно глядя в глаза своему визави. Кристоф вцепился за край стола, чувствуя, как потеют ладони. «А как же Шарль?… Он не ревнив? Или у вас с ним иные отношения?..», – так и подмывало его спросить. Он выдавил из себя что-то утвердительное.
«Если нам повезет, то через неделю мы будем в безопасности», – сказала Юлия как ни в чем не бывало, не обращая ни малейшего внимания на его смущение. «Как вы, возможно, слышали, я жду вестей. Когда я их дождусь, то могу уехать отсюда».
«Я бы на вашем месте уехал раньше. Тем более, вы с ребенком», – проговорил он.
«Шарль мне твердит о том же», – вздохнула Юлия. – «Но увы, это зависит не от меня».
«Кого же вы ждете?» – Кристоф знал, что она, возможно, откажется отвечать. Но баронесса, взглянув ему в глаза, сказала откровенно:
«Я жду русского представителя, которого должна сопроводить кое-какими инструкциями. Я ждала его в Брюсселе, но он не явился, и город взяли. Мы еле оттуда выбрались, пришлось прибегать к маскараду», – она чуть усмехнулась. – «Я подумала, что разминулась, но далее мне передали бумагу, что он должен проследовать в Антверпен. Мы здесь уже десять дней».
«Русский представитель…», – задумался Кристоф. – «А не меня ли она дожидается? Но мне дали указание следовать в Амстердам. Это многим севернее».
Словно предугадывая вопрос, она сказала: «У него русское имя. Он адъютант одного генерала… Более я ничего не могу сообщить».
«Я могу помочь вам его разыскать», – проговорил он. – «Подчинитесь шевалье де Фрежвиллю, и отправляйтесь в Копенгаген. Я останусь здесь и дождусь его, а потом передам все, что нужно. Мы же с ним коллеги. Можете мне доверять». Он приложил руку к сердцу, словно давая ей клятву, но Юлия отрицательно покачала головой.
«Я с первого взгляда поняла, что у вас доброе сердце», – проговорила она таким голосом, что у барона голова закружилась уже окончательно. – «Мне понятно, что я могу вам доверять. Но пока мы с Софи в безопасности, я должна оставаться здесь. Да и вам нужно следовать далее».
Не зная, зачем он это делает, Кристоф подошел к Юлии и положил ей руки на плечи. Она не отвела их, словно это был самый естественный жест.
«Ma chere», – проговорил он горячо. – «Тогда я буду с вами. Если вы опасаетесь только за шевалье, отпустите его… Я защищу вас обеих».
Он ожидал негодования. Но Юлия только проговорила:
«Я долго пребывала в отчаянии. Мне казалось, что вокруг столько низостей, столько мерзостей… Но судьба меня сводит с настоящими героями. Вы один из них, хоть и столь юны».
«Умоляю вас, отошлите Фрежвилля…», – шептал он, словно в бреду.
«Зачем меня отсылать?» – раздался уверенный голос.
Кристоф быстро повернулся. Невысокий брюнет с весьма миловидной наружностью, переодетый в костюм пастора, стоял напротив него. Под сутаной угадывалась шпага. Глядел он на Кристофа как на нашкодившего щенка. И было за что.
Чтобы замять неловкую паузу, Юлия начала торопливо представлять их друг другу и говорить о неисповедимых путях, столкнувших их, родственников, друг с другом.
«Мир тесен и земля круглая», – подытожил Фрежвилль, присаживаясь рядом с ними. – «Но вы так и не ответили на вопрос, барон фон Ливен – ваше ли родство с мадам Жюли вам право распоряжаться ее маршрутом? Или же есть другие причины не доверять мне?»
Удивляло то, что Фрежвилль не говорил ничего оскорбительного, – наоборот, вел себя подчеркнуто любезно. Но при этом Кристофу страшно хотелось надавать ему пощечин и позвать на дуэль. Впрочем, он понимал, это чувство было взаимно – шевалье он тоже не понравился.
«Мне показалось, что мои причины вам очевидны. Я русский подданный, как и мадам баронесса. Вы же носите титул шевалье, что на территории, оккупированной якобинцами, весьма опасно», – повторил фон Ливен столь же любезно. Но затем добавил вполголоса: «Странно, что вам незнакомы подобные истины».
Юлия перевела взгляд с одного молодого человека на другого. Более всего ей не хотелось, чтобы двое жертв ее обаяния поубивали друг друга прямо на ее глазах.
«Что ж, я вижу, русские офицеры – настоящие рыцари», – проговорил Фрежвилль вполне любезно, но с некой язвительностью в голосе. – «Но меряться благородством нынче не время. Здесь говорят, что французы придут сюда через три дня».
«Mon Dieu», – вырвалось у Юлии.
«Завтра в Амстердам отправляется баржа в Амстердам. Нам надо поспешить…», – сказал Фрежвилль. – «И, думаю, вам тоже, молодой человек. Я понятия не имею, как якобинцы относятся к русским. Тем более, если эти русские – еще, к тому же, и австрийские офицеры».
Кристоф посмотрел на Юлию. Если она проявит упорство и останется с ним, так тому и быть. Он знал, что защитит и ее, и ребенка. Что бы это ни стоило. Если же она поддастся уговорам шевалье, то что ж, он ее тоже поймет. Если этот Фрежвилль действительно увез ее из захваченного бунтом Парижа, то и здесь ее выручит. О Боже, как мучительно Кристоф ему сейчас завидовал!
«Не думаю, что к французским шевалье относятся лучше», – парировал он. – «И вы уверены в том, что осталось именно два дня? Вчера я не заметил их аванпостов».
Проигнорировав его реплику, Фрежвилль обратился к Юлии:
«Мне не хочется тебя вынуждать, ma chere, но нужно принимать какое-то решение. Так продолжаться больше не может».
Юлия отошла от них к подоконнику. В неверном свете хмурого утра ее волосы отливали серебром. Она сказала: «Шарль. Поезжай в Лондон. Там тебя ждут. Я же останусь здесь. Мы будем в безопасности».
«Оставаться здесь?!» – вскричал Фрежвилль. Его румяное лицо резко побелело. «В распоряжении вот этого…» – он указал на Кристофа.
«Милостивый государь», – настал черед пылать гневом фон Ливену. – «Я был в четырех сражениях, и ни в одном из них не показал себя трусом. И, ежели вы сомневаетесь, готов с вами драться… Якоб, шпагу!» – позвал он слугу.
«Нет!» – закричала Юлия. – «Так дело не пойдет, я запрещаю вам!»
«Мадам, это дело чести», – проговорил Фрежвилль сдержанным голосом. – «Ежели вы отдали предпочтение не мне, то я бы готов смириться с подобной неблагодарностью с вашей стороны. Но ваша самонадеянность угрожает вашей жизни – и жизни ни в чем не повинного ребенка».
Кристоф уже взял шпагу из рук Якоба и лихорадочно вспоминал все позиции, которым его учили в фехтовальной школе. Здесь слишком тесно. Это плохо – дело окончится кроваво. Да еще Юлия намеренно встала меж ними, скрестив руки на груди. Кристоф заметил, что она не походила на несчастную жертву обстоятельств. На обоих своих поклонников – давнего и новоиспеченного – баронесса смотрела, как строгая няня – на расшалившихся мальчишек.
«Становитесь в позицию!» – воскликнул Кристоф, удивляясь бездеятельности своего противника. – «Я требую немедленной сатисфакции!»
«Если вы здесь поубиваете друг друга из-за вашей гордыни, я совсем пропаду», – твердо проговорила Юлия. – «Поэтому, мсье фон Ливен, положите шпагу на место. А вы, мсье шевалье, не вынимайте ее».
«Я и не собирался», – отвечал Фрежвилль.
Кристоф неохотно положил свое оружие в ножны. Потом, обращаясь к шевалье и стараясь не глядеть на Юлию, проговорил: «Но помните – мы квиты. И если мы повстречаемся при более благоприятных обстоятельствах, я заставлю вас смыть оскорбление кровью…»
«Не отказываюсь от вызова», – пожал плечами Шарль, хранивший завидное спокойствие все эти минуты. – «Надеюсь, я смогу лично убедиться в качестве петербургских фехтовальных мастеров». Эта выдержка почему-то заставляла Кристофа чувствовать себя безумно глупо – к чему была вся его прежняя горячность?
Юлия добавила: «Бог мой, и так столько крови проливается, а вы еще больше хотите пролить? Лучше извинитесь друг перед другом».
Фрежвилль извинился первым. Потом добавил: «» вижу, что у вас достаточно храбрости и чести, но достанет ли у вас благоразумия? Очень надеюсь, что да».
Фон Ливен не знал, что на это отвечать. «Еще и дураком отказался», – мрачно подумал он. – «Нет, я уеду». Наскоро попрощавшись, он вышел из трактира, чтобы пройтись по городу. Неровные улицы выглядели пусто и одиноко – при свете дня ничем не лучше, чем вчера вечером. Большинство лавок было закрыто. Шпили соборов скрылись в низких облаках. Город словно готовился к оккупации. Но Кристоф мало обращал внимание на окружающее. Жгучая обида на самого себя ела его поедом. И ярость была направлена на Юлию… Она же спровоцировала. Но было бы лучше, если бы она согласилась уехать с Фрежвиллем? Возможно, что и да…
Он вышел в порт. Здесь было довольно оживленно. Люди толкались, торопясь сесть на баржи, грузчики наполняли их немудрящим скарбом. Куда они спешат? Скоро уже некуда будет спешить. Рядом с ним двое людей, довольно неплохо одетых, обсуждали что-то очень оживленно, но по-фламандски. Кристоф мог улавливать отдельные слова: «Wij kunnen met hun leven ook…», «Maar niet, Lood, ik ga naar Londen». Слово «Londen» повторилось в беседе еще пару раз. Чтобы не возбуждать подозрений, Кристоф отошел от местных господ подальше. Кажется, туда отправляла Юлия Фрежвилля?.. Что ж, неудивительно, таких, как они, в Лондоне ждут. Кстати. А корабли туда ходят? Или надо непременно через Амстердам туда отправиться? Вот бы выяснить… «Надо Якоба послать», – думал с досадой Кристоф. Вряд ли найдется много охотников говорить с ним сейчас по-немецки. Он поднял воротник своего плаща и отправился искать местечко, где можно выпить что-нибудь горячего. Обиды уступили в его душе желанию действовать. Дойдя быстрым шагом до ближайшего трактира, из приоткрытых дверей притягательно тянуло теплом, заказав кружку горячего вина, барон размышлял – может ли он отправить Юлию в Лондон, а сам дождаться агента здесь? Может быть, разделиться со слугой? А хозяин этого «Золотого петуха» – насколько можно ему доверять? Юлия упоминала давеча, что он вне подозрений. Если предложить ему еще денег, может быть, он и сможет отдать вновь прибывшему человеку письмо. Слишком много вопросов, и задать их некому. Разве что баронессе фон Крюденер. Но она не должна считать его беспомощным юнцом. Хотя, наверное, уже его таковым считает… От воспоминания о своем поступке Кристоф покраснел, но смог быстро опомниться. Вино имело приторный привкус, и он оставил недопитую кружку на столе. Огляделся. Народу было не очень много, все люди простого званья. На него никто внимания не обращал, но отчего-то барону было не по себе. «Не надо ходить одному…», – подумал он. На всякий случай нащупал тонкий стилет во внутреннем кармане сюртука. В поножовщине он покамест не участвовал – сложнее ли это штыкового боя? Барон, однако, поспешно встал, кинул горсть монет на стол и вышел из питейного заведения. Пройдя немного вдоль реки, он услышал нестройный гул множества голосов позади себя. Словно бы случился пожар. «Не оглядывайся», – сказал Кристоф себе и резко ускорил шаг. Сзади – топот десятка ног, все нараставший. Гул слился в нестройное пение, слова которых складывались в знакомое ему Ça ira. Прогремела пара выстрелов. И вот его уже догоняют первые, кто решил скрыться бегством – господа и дамы, женщины в чепцах с младенцами, закутанными в шали, уличные мальчишки. Кристоф резко свернул к реке, чтобы толпа беглецов не затоптала его в ужасе. Но и здесь не было покоя – люди катились по обрыву, махали лодочникам, чтобы те забрали их. Барон увидел краем глаза сине-бело-красные знамена, реющие вдалеке. Подумал мельком, что на поле боя они не столь страшны, как в мирное время. «Быстро они», – кто-то говорил по-немецки, кажется, с вестфальским диалектом. «Да не они вошли, а из своих кто-то народ поднял», – отвечал ему другой голос. – «Сколько там надо-то? Пять человек подлецов, а остальные за ними…» «Ты тише с такими речами», – молодой вестфалец покосился на Кристофа. – «Как знать, кто может их услышать». Барону хотелось, конечно, развеять их подозрения, но недосуг. Одно хорошо – он понял, что возмущение портом и ограничилось. Выстрелов больше не было. Кристоф пошел вдоль речного откоса, и ноги его увязали в топкой земле. Ему повезло, однако, что здесь нет каменной набережной – она начиналась чуть далее. Толпа, между тем, потекла в обратном направлении. Он вылез на променад и начал активно расталкивать локтями зевак, выслушав немало проклятий в свой адрес. Люди стекались отовсюду. Кристоф и не знал, что Антверпен такой многолюдный. Такое ощущение, что бунтовщиков здесь ждали. Крики ужаса сменялись воплями восторга. Наконец, ему удалось выйти на узкую улочку, и закоулками добраться до заветной двери, над которой висела вывеска с золотым петухом.
Кристоф поспешно спустился по ступенькам, взялся за дверную ручку – не заперто. Самые страшные подозрения родились у него.
«Юлия! Якоб! Там ужас…», – начал он. Никто не отозвался. Дверь в его комнату была заперта. Тревога охватила его. Немыслимо!
«Юлия! Где вы? Там начался бунт!» – начал он. Опять тишина. Неужели она все-таки уехала с Фрежвиллем? И успел ли обернуться он за три часа?… Вряд ли.