В качестве примера приведем слова Джона Уинтропа, лидера колонии Массачусетс Бэй. В 1630-х годах Уинтроп прибегает к аналогиям между семьей и государством, когда пытается оправдать перед Богом и людьми власть мировых судей в неспокойных колониальных популяциях Новой Англии. Он говорит о том, что и в браке, и в государстве свобода выбора сосуществует с необходимостью повиноваться избранной власти после того, как выбор уже сделан. «Личный выбор женщины» в браке «делает мужчину ее мужем; будучи выбранным, он есть ее господин, и она должна быть подчинена ему, но по свободной воле, а не по принуждению». Свободные люди, населяющие колонию, должны были подобным образом избрать мирового судью и подчиняться ему: «это вы, призвавшие нас на эту должность, и, будучи выбранными вами, мы имеем власть от Бога».7
Казалось бы, ничего нового – знакомая европейскому слуху христианская риторика. Однако в ней слышатся доселе непривычные нотки. Во-первых, в этом сравнении государства и семьи огромное значение придается именно личному выбору: свободному брачному выбору женщины и выбору свободными людьми представительной власти. Во-вторых, для европейских политических философов того времени было более характерно сравнивать власть монарха с властью родителей или с властью отца семейства по отношению к детям, и описывать эту, установленную Богом, власть в категориях подчинения и повиновения. Здесь же мы встречаем несколько иную параллель: не родители – дети, а муж – жена.
С момента произнесения тех слов прошло чуть больше века, и мир услышал об образовании нового государства, Соединенных Штатов Америки. Все предреволюционные годы пестрели репликами о выросших совершеннолетних детях, об их естественном неповиновении родителям, которые обращаются со своими детьми грубо и недостойно. Разумеется, адресатом этих метафор была английская Корона, а целью – оправдание действий по созданию союзного государства и установлению экономической и политической автономии.
Сравнение института брака с государственным устройством и его законодательно-правовыми взаимоотношениями с гражданами подходили для этого как нельзя лучше, как на момент образования США, так и впоследствии. Газеты, эссе, памфлеты, романы, рассказы, поэзия – все было наполнено дискуссиями о супружестве, о ролях и взаимоотношениях внутри брачного союза, изобиловало советами по выбору партнера, рекомендациями о том, как достигнуть справедливости и равновесия между супругами. Произведения художественной литературы акцентировали обстоятельства и степень гармоничности пары или, наоборот, несовпадение характеров.8
Одним из властителей умов образованных людей нарождающегося государства был Шарль Монтескье и его сочинение «О духе законов». В своем труде Монтескье описывает три основных типа государственного устройства: республика, монархия и деспотизм. Каждому типу соответствует свой побуждающий фактор, свой стержень, свой драйвер. Обеспокоенность честью и достоинством руководит монархией. В деспотическом режиме подобную работу делает страх. Народ республики – независим, поэтому мотивационным принципом в ней Монтескье видит общество, исполненное добродетели и любви.
Политическое устройство Соединенных Штатов представляло собой, по сути, рискованный политический эксперимент и более всего походило на республику: при единой Конституции сохранялся относительный суверенитет штатов, власть была избираема свободно и добровольно, каждому штату оставлялась возможность для законотворчества и решения правовых вопросов на местах.
Но каким образом и какими средствами воспитать для новоиспеченной американской республики добродетельных граждан? Институт семьи и брака отвечал на существенную часть этого вопроса, одновременно предлагая модель согласного союза, свободно хранимой верности этому союзу, а также взаимных материальных и духовных выгод.9
Доктрина о недееспособности замужней женщины
Обретение политической и экономической независимости от Англии отнюдь не означало резкого и окончательного духовного разрыва американцев с Европой. К примеру, ветер иммиграции едва ли качнул верхушки столетнего леса патриархальных устоев, предполагающих получение родительского благословения на вступление в брак. Восемь из тринадцати американских колоний имели законы, обязывавшие молодых людей получить согласие на женитьбу. В Новой Англии мужчина мог быть бит кнутом или посажен в тюрьму в том случае, если он оказался вовлечен в отношения с женщиной без разрешения на то со стороны опекунов или родителей.10
Одним из унаследованных социальных институтов было английское общее право, согласно которому женщина, вступая в брак, в буквальном смысле слова утрачивала свою персону, становясь feme covert. Все ее активы переходили в собственность мужа, также она не имела права подписывать документы, ее интересы в обществе представлял муж. Меч, отсекающий у женщины возможность действовать от себя в правовом поле, был обоюдоостр: за любые уголовные или административные преступления жены ответственность также нес муж.11
Однако это лишь поверхностный взгляд на брак и на доктрину о замужестве. На самом деле, и для мужчины, и для женщины вступление в брак было своего рода сделкой, взаимовыгодным «контрактом», накладывающим на обе участвующие в этом договоре стороны определенные требования. По вступлению в брак в обязанности мужа входило полное обеспечение и защита жены и детей, в обязанности жены – ведение домашнего хозяйства.
Кроме того, брачный статус гражданина решительно влиял на его гражданский статус. Согласно общему праву, мужчина в браке умножал свою правоспособность, поднимаясь выше на одну социальную ступень, и отныне представлял в обществе себя и своих домашних в едином лице – но и жена подобным же образом приобретала соответствующее мужу положение, хотя и не имела возможности действовать от себя лично. Брак давал значительные преимущества в отношении наследования частной собственности, равно как и многие другие выгоды и перспективы.12 Тем не менее, вплоть до конца XVIII века мало кто возвышал голос для того, чтобы обратить внимание или оспорить неравенство мужа и жены. В ту минуту, когда жених полагал обручальное кольцо на палец невесте, он входил в управление любым движимым и недвижимым имуществом, которое входило в ее приданое, равно как и любыми ее будущими доходами.
Являясь унаследованным каноном средневекового общего права, доктрина о замужестве в послереволюционную эпоху в США постепенно утрачивала свою силу и вес как в юридическом, так и в моральном отношении. Под напором растущего в своих масштабах социального движения за избирательные и другие права женщин и укрепляющейся идеологии феминизма «морально устаревающая» доктрина постепенно теряла свою историческую актуальность и замещалась философией социального равенства полов.
В 1848 году в США был принят Акт о частной собственности замужней женщины, а в 1860 году дополнительные формулировки к этому закону сделали замужнюю женщину владелицей как своих доходов, так и своей вещной собственности. Женщины впервые в истории оказались под защитой закона, обеспечивающего их права на получение алиментов, а позже на владение собственностью и денежными средствами, нажитыми в браке, что на практике уже являлось минимизацией юридического веса доктрины о недееспособности замужней женщины.
Уместный вопрос: как все то, что автор нагромоздил выше, связано с появлением на свет американской белой свадьбы, главной героиней которой сегодня является невеста? Опередим события и ответим. В данной главе мы будем говорить лишь о предпосылках, и одна из них, на наш взгляд – гендерный дисбаланс, который существовал в Европе столетиями, а затем пересек Атлантику. Природа не терпит пустоты, а история – неравенства и несправедливости.
Развод
Общее право англо-американцев в части судебных решений, касавшихся семейных и супружеских тяжб, унаследовало римско-католическое неприятие развода, как такового. По канонам католической церкви возможность возвращения статуса незамужней женщины или неженатого мужчины исключена, узы брака считаются нерушимыми. В случае крайней необходимости супруги могли прервать совместное проживание, перестать «разделять ложе и стол», но даже в этом случае брак считался действительным.13
При всем разнообразии и либерализме своих течений протестантизм в определенной степени сохранял взгляд на брак, как на нерасторжимый союз, и это находило отражение в американском праве. Однако если в Англии светский брак, имеющий равную с церковным браком законную силу, стало возможным заключить только после 1836 года, то в США контроль над институтом семьи изначально лежал исключительно в правовом поле, и это способствовало более быстрому темпу перемен. Мы имеем возможность наблюдать, как тема неповиновения и свободы, нашедшая свой итог в революционных событиях конца XVIII века, впоследствии проявилась своей оборотной стороной. Поскольку брак понимался как договор, основанный на взаимном согласии, при нарушении одной из сторон своих обязательств по договору логичным следствием являлось расторжение этого договора. В этой связи, после провозглашения Декларации независимости немедленно последовало узаконивание права на развод большинством штатов – философия общественного договора и представительной власти эхом отразилась на формулировках местных и федеральных законов и на супружеских отношениях.14 Чтобы не поощрять половую распущенность, законодатели штатов предоставили институту семьи определенные послабления, выбрав при этом лишь несколько явных поводов для разрыва брачного союза. Прелюбодеяние, неспособность исполнять супружеские обязанности, а также оставление семьи на длительное время были теми проступками, которые могли послужить причиной удовлетворения судебных исков.
В результате к середине XIX века европейские визитеры могли наблюдать пышное разнообразие бракоразводного законодательства – особенность американской правовой системы, гораздо более либеральной, чем их собственные. Перемещение людей из одного штата в другой было постоянным. Но законодательство между штатами унифицировано не было, и его вариативность привела к явлению временного переезда граждан из одного штата в другой с целью быстрого получения развода, которое затем назовут «мигрирующий развод». Газетчики штата Индиана, в котором формулировки бракоразводного законодательства были особенно обтекаемы, окрестили этот феномен «фабрикой разводов» – настолько сильным был приток граждан, желающих развестись.15
Для чего автор испытывает вас длинными абзацами, да к тому же не о свадьбе, а о разводе?
Дело вот в чем. Для Америки семья – это ручеек, напояющий все государство. Иссыхание этого ручейка грозит крахом стране. Роскошный свадебный обряд, появившийся в США во второй половине XIX века, превозносил идеал семьи, как неразрушимого союза. Не в этом ли заключалась его историческая миссия?
Этикет и хорошие манеры
Для лидеров американской Революции институт брака имел несколько смысловых значений: как основная метафора согласного союза и добровольной верности, как необходимая школа управления страстями и как основа национальной нравственности и добродетели. Размышления на тему различия свойств мужской и женской природы, особенно популярные в конце XVIII— начале XIX века, полагались на утверждение о том, что женской половине общества естественно присущи эмоциональная гибкость, сердечная аффектация, природная восприимчивость к хорошим манерам, забота о семейном очаге; тогда как для граждан мужского пола естественны преимущества в уме и рассуждении, силе, политической активности, а также прерогативы материального обеспечения своей семьи.
Хорошие манеры считались приобретаемыми качествами, с трудом воспитываемыми в зрелом возрасте, и включали в себя как положительные черты характера человека и его моральный облик, так и то, как эти качества проявляются в общении с другими людьми, распространяясь вовне (этикет). Близкое общение между мужчинами и женщинами во время ухаживания и в браке, по мнению американских философов и моралистов, должно было особенно благотворно послужить к умягчению природной грубости мужчин, улучшению свойств их характера, облагораживанию их нравственного облика.
Поскольку замужняя женщина большую часть своего времени проводила дома, по законам житейской логики ей естественным образом вменялось в обязанность воспитание хороших манер в детях.16
Брачные обычаи индейцев
С первых лет колонизации Америки переселенцы становятся главной проблемой для коренного населения, их притеснителями, их врагами. Сопротивление экспансии было неизбежно, наличие огнестрельного оружия предрекало будущую победу колонистов. И хотя силовое воздействие не было единственно возможным способом ассимиляции индейских племен, возникали определенные сложности.
Для христианских миссионеров и представителей власти брачные практики индейских племен были чужды и олицетворяли распущенность. Поскольку в Соединенных Штатах семейным отношениям уделялось огромное внимание, любые формы брака, отклоняющиеся от идеала на дюйм влево или вправо, подрывали устои государственности и были потенциально опасны для нации.
Как описывает один из представителей органов власти по взаимодействию с коренными жителями, «некоторые индейцы имеют несколько жен, живущих в разных городах, порою на значительном расстоянии друг от друга», упоминает «легкость, с которой они могут в любой момент разорвать брачный договор». Браки заключались в сложной взаимосвязи родственных уз, допускались добрачные отношения, матриархат, полигамия, разводы и повторные браки. Мужчины индейских племен занимались преимущественно охотничьим промыслом, а женщины сельским хозяйством, что решительным образом отличалось от гендерного разделения белых американцев, у которых мужчины обрабатывали землю, а женщины заботились о доме.
Но самым весомым отличием от переселенцев было отсутствие у индейцев частной собственности – а ведь именно владение собственностью и наследование ее было закреплено за англо-американским институтом брака. И федеральные, и местные власти искали возможности реформировать эти непривычные практики и постоянно стимулировали, а иногда и принуждали индейские племена перенять модель христианского моногамного брака как необходимое условие цивилизации, нравственности и государственности.17
Институт брака у афроамериканцев
Если взаимоотношения с коренными народами американского континента у переселенцев складывались по принципу вытеснения или ассимиляции, ничего подобного не наблюдалось в отношении рабов-афроамериканцев. Последние не имели никакой возможности заключать официальные браки и не получали поддержки со стороны властей и местного населения колоний. В рабовладельческих южных штатах брачное сожительство между рабами было допустимо только с разрешения хозяина, который в любой момент мог разлучить супругов, переместив одного из них на другую территорию без возможности видеться и совместно растить детей.