– Поправь меня, если я ошибаюсь, – задумчиво попросил журналист, – У меня сейчас созрело два варианта. Либо бесы убивают просто ради забавы, либо лишь по твоему указу. Я склоняюсь к последнему. Во-первых, ты только что заявила, что без твоего приказа бес ничего не сделает, а во-вторых, все три жертвы из сиротского дома, где как раз ты и живешь собственной персоной. Чем тебя эти трое так обидели, что ты на них бесов натравила? Хватит играть в молчанку! Отвечай! Кто-то внутри Михаэля поспешил напомнить, что с сегодняшнего дня дрессировщица бесов будет проживать именно у него в доме, а не в приюте, и возможно, что следующей жертвой станет её новый сожитель. Прогнав панический страх внутреннего голоса, немец прикрикнул на девочку, требуя ответа.
– Ничем не обидели, – пробормотала девчонка. – Человек проживает свою жизнь так же, как и последующую, так же, как прожил и предыдущую. Круговорот бытия. От него никуда не деться. Если ты погиб от насильственной, мучительной смерти, то и в следующей своей ипостаси умрешь точно так же. Хоть естественно, не знаешь об этом. И никогда не вспомнишь.
– Весьма мрачная и тоскливая перспектива, – проворчал немец. – Одно радует, если твои пёсики меня всё-таки сожрут, я потом оживу в другой жизни. Но какая здесь связь с моим вопросом?
– Самая прямая. Все трое погибших знаменитые личности в прошлом. Даже имена остались такие же. – Видя, что будущий отец не совсем понимает, Кэрри пояснила. – Жила раньше одна такая воительница, звали её Жанна. Фамилию сам угадаешь?
Михаэль, конечно, сразу понял о ком идёт речь. Великую Жанну д’Арк мог не знать лишь совершенно необразованный человек. Исторические источники уверяли, что она погибла заживо сожжённая на костре по приказу инквизиции. Много разных слухов и легенд дошло с той поры. Например, говорили, что Жанну казнили за мужские штаны. В том смысле, что она клялась, что больше никогда не наденет мужскую одежду. Но нарушила свой обет, не без помощи своих врагов, которые всё подстроили. В подобный абсурд с одеждой Михаэль не верил, куда проще и понятнее считать, что погибла она, сражаясь за свою веру, за свою страну. Другая легенда нравилась намного больше. Палач признался, что разбирая костер, после казни, нашёл в нем совершенно не тронутое огнём сердце Жанны, причём все дальнейшие попытки его уничтожить ни к чему не привели. И сердце попросту выбросили в реку Сену. Но достоверно известно лишь то, что её причислили к лику святых.
Все эти сведения быстро пронеслись в голове журналиста.
– А Ричард и Эдуард? – Журналист помнил имена всех трех жертв из приюта – Тоже знаменитые личности?
– Конечно, – кивнула девочка.
– Не могу вспомнить таких, напомнишь?
– И не подумаю, – воспротивилась Кэрри, как раз приближаясь к крыльцу дома Михаэля.
– Допустим, все три ребёнка раньше, в прошлой жизни погибли насильственной смертью. Хотя подобное правоохранителям вряд ли объяснить. Только причём тут бесы? Причём тут ты?
– А помочь? – наигранно возмутилась Кэрри. – Им всё равно погибать с мучениями. Рано или поздно. Так лучше сейчас, пораньше. Чтоб долго не ждать. И чтобы меня повеселить.
Пока немец «переваривал» новое признание, девочка взобралась на веранду.
– Повеселить? Да ты вообще понимаешь, что творишь? Твои бесы убивают живых людей! С твоей подачки, по твоему приказу. Это уже не игры. Ты же убийца!
– Надеюсь, ты не станешь кому-либо об этом говорить? Для твоего же блага. И для блага твоих близких.
– Я тебя прошу, усмири своих бесов. Не надо больше жертв. Хорошо, я буду твоим отцом. Вместе мы справимся, найдем способ уничтожить, или может изгнать кровожадных бесов. Можем обратиться к священникам, расскажем им всё. Они помогут.
Кэрри резко развернулась, едва не падая с лестницы. Волосы её трепыхались, как от сильного ветра. Крылья носа раздулись от гнева, перекосившего лицо. А вместо глаз возникла тьма, которую Михаэль видел в первый день приезда в Бринстоун. Страшнее этого чёрного взгляда, журналист ничего в своей жизни не встречал. Тело занемело от ледяного ужаса, парализуя весь организм, включая запнувшееся сердце. Ватные ноги предательски подкосились, не в силах удержать на себе вес туловища.
– Никогда не упоминай при мне этих шарлатанов! – прозвучал жёсткий, твёрдый, чужой голос с губ Кэрри. – Если я захочу, я буду убивать всех, кого увижу. И запомни. Теперь здесь я главная. Если я что-то приказываю, ты выполняешь. А если будешь прекословить, ты знаешь, что случится.
Девочка бесцеремонно, чувствуя себя новой хозяйкой, вошла в дом Михаэля, захлопнув за собой дверь. Немца отпустило сразу же, как только она отвернулась от него. Однако, ещё пару минут парень приходил в себя.
– Да ты враг всех людей на земле!!! – В сердцах воскликнул он, отдышавшись. И тут же закрыл себе рот ладонью, осознав, что орёт посреди улицы, как ненормальный. Повезло, что в столь поздний час, уже окончательно стемнело и случайных прохожих не оказалось. Михаэль осмотрелся по сторонам, с особой тщательностью к дому соседки-бабушки. Но даже там бессменного сторожа не оказалось – кресло-качалка на веранде пустовала и в окнах свет не горел. Вздохнув с облегчением, немец вошёл в свой дом.
…Или уже не в свой?
* * *
– Пожалуйста, подождите. – Женщина средних лет, предложила Михаэлю присесть в одно из кресел, а сама вошла в кабинет директрисы. Журналист, после знаменательной встречи, итогом которой оказалось незапланированное отцовство, находился здесь второй раз. В тот, предыдущий раз, мадам Джонс ничем не выдала своего отношения к статье Михаэля, словно и не читала её вовсе. Хотя по её ещё более надменному и холодному, чем обычно, тону, становилось понятно, что она с тем выпуском внимательно ознакомилась. Хорошо что, по крайней мере, игнорировать не стала, и довольно быстро выдала обширный список документов, обязательных для усыновления детдомовского ребенка. Возможно, находясь на работе, играть в молчанку ей показалось не слишком профессионально, несолидно, или просто женщина умеет держать своё мнение глубоко в себе, в отличие от шерифа Дуэйна.
Усаживаясь в предложенное кресло, журналист с усмешкой вспомнил, какое удивление вызвала на работе его просьба подготовить необходимые бумаги. А когда вскрылось, для чего именно они нужны, коллеги на Михаэля смотрели, как на умалишённого. Молодой парень, не успев приехать в новый город и устроиться на работу, начинает удочерять девочку, о существовании которой пару дней назад даже и не знал. Весьма странно, если говорить официально. Ещё долго вся контора шепталась за спиной, порождая всё новые слухи. Кое-кто даже предположил, что Михаэль приехал за своим родным ребёнком, которого бросил после его рождения. А направление в их контору с предыдущего места работы – всего лишь отвлекающий маневр. Причем, самое интересное, никто из сотрудников не задумался, о том, для чего этот хитрый отвлекающий маневр вообще нужен, и что мешало потенциальному кровному отцу попросту приехать и забрать своё дитя.
Забавно было наблюдать за всеми выдуманными домыслами и предположениями. У Михаэля даже настроение поднялось, однако, ближе к вечеру, когда он встретился взглядом с удивленной, ошарашенной внезапной новостью Анжеликой, расположение духа скатилась к подошве ботинок. Девушка при этом ничего не сказала, не спросила и в будущем старалась всячески избегать встреч с журналистом. И её легко можно понять! Да и ни каких слов оправданий, уместных объяснений Михаэль так и не смог отыскать, потому тоже не искал с ней общения.
– Мистер Майер, можете войти, – Выйдя из кабинета директрисы, женщина приоткрыла дверь, приглашая посетителя.
Михаэль вздохнул, отгоняя воспоминания и, быстро поднявшись, уверенно вошёл в кабинет.
– Благодарю, – Похоже, он двигался несколько стремительнее, чем следовало в данной ситуации. Женщина едва заметно скривилась, и, пропустив его внутрь, закрыла за собой дверь.
– Добрый день, – вежливо поздоровался парень, оставшись наедине с директрисой. – Вот, я собрал все бумаги.
Михаэль аккуратно положил папку на стол.
– Здравствуйте, мистер Майер. Садитесь. – Мадам Джонс сразу открыла папку, рассматривая документы. – Вы так и не признаетесь, с чего вдруг решили стать приёмным отцом?
В предыдущий раз мадам директор так же строго интересовалась этим вопросом, намекая на молодость потенциального отца, и тонко надавливая на его неопытность в воспитательном поприще. Напоминала также, что детей чаще отдают паре супругов, а не одному, одинокому родителю. Предлагала подумать некоторое время, подождать. Михаэль, не ожидавший такого напора, тогда наплёл много разного, суть которого свелась к тому, что девочка Кэрри ему чрезвычайно приглянулась. А потом, устав оправдываться, сам пошёл в наступление, недовольно потребовав точного ответа: «Почему ему не позволяют удочерить девочку?» Директриса пошла на попятную, сказав, что никаких препятствий в данном деле не видит, однако, потребовала собрать весьма много разных документов. Михаэль подозревал, что слишком много, но спорить не стал. И лишь позже сообразил, что приюту, и в частности директрисе, возможно, не выгодно, когда сиротки обретают своих приёмных родителей. Ведь на содержание каждого ребёнка, приют получает определённую, весьма желанную, сумму денег. А если всех детей заберут в семьи? Приют станет никому не нужным…
– Здесь нет никакой тайны. И мой ответ не изменился. Я хочу заботиться об этой прекрасной девочке. И я имею на это право.
– Не стоит ругаться, – спокойным холодным голосом сказала Джонс. – Никто вас не отговаривает. Мы всегда рады, когда детишки обретают полноценную семью.
Глядя в лицо собеседницы, журналист про себя отметил, как сильно «радуется» глава сиротского дома. С подобной мимикой всеобщего отчуждения и легкого недовольства, в самый раз только похороны посещать… Собственные, желательно. А ещё это специальное ударение на «полноценную» семью, довольно заметный укол.
– Все бумаги на месте, – подвела итог женщина. – Через пару дней будут готовы последние документы. А сейчас вы можете забрать Кэрри домой. Официально.
На последнем слове директриса сделала заметное ударение: очередная насмешка в адрес парня. Дело в том, что после подачи заявления на удочерение, девочка, ни в какую не желала оставаться ночевать в приюте. Слёзы ребёнка и уговоры кандидата в отцы победили строгие правила приюта. И Кэрри оставалась в приюте только в дневное время. Опять же формально, а фактически, даже днём частенько находилась у отца.
– Спасибо. Наконец-то! – приходилось играть роль радостного отца.
– Постойте! – Мадам Джонс остановила немца, встававшего со стула. – Не хотите ли усыновить и Алекса?
– Алекса?
– Брата Кэрри, – с неудовольствием объяснила директриса. – Ну и память у вас, Майер!
Конечно, журналист знал, что у Кэрри имеется брат. Он сам читал в досье. Но в свете последних событий как-то совершенно позабыл об этом. Точнее, просто и не думал вовсе.
– А надо? – потерянно спросил он.
Похоже, даже непробиваемая директриса удивилась.
– Вы меня спрашиваете? Мне-то откуда знать, что вам нужно?
«Воспитание тебе нужно! Слово держать научиться. И ремня пару раз. Посильнее» – мысленно проворчала Джонс, елозя в кресле.
Глядя на сильно задумавшегося парня, она сказала:
– Нетактично разделять родных брата и сестру. Кэрри мало с кем контактировала из детей. Да и Алекс тоже. Они всё время вместе играли. Вдвоём. Обычно, в таких случаях берут обоих детей, дабы не травмировать ребятишек.
Слушая женщину в пол уха, Михаэль усиленно размышлял. По логике получалось, что Алекса так же стоит усыновить. Как минимум для того, чтоб не вызывать не нужных подозрений и пересудов. С другой стороны, Кэрри про брата ни слова не говорила, указаний не давала, а значит…
– Нет. Не хочу, – ответил Майер. – Слишком большая ответственность, как вы меня предупреждали. А с двумя детьми, боюсь, я не справлюсь. Может быть позже, через какое-то время. Но ничего обещать не могу. Не знаю, как там, в будущем будет.
– Хорошо. Как скажете. Пойдемте, я провожу вас к вашей дочке. – И женщина первой покинула кабинет.
…Приблизительно через пятнадцать минут, новая семья, отец и дочь, образцово держась за руки, вышли из «сиротского дома мадам Джонс».
– Здорово, – тихо заявила Кэрри, – теперь я свободна. У меня есть семья, и сегодняшнего дня меня будут звать – Кэрри Майер. Звучит! Правда, папочка?
Глава 12
Дни полетели за днями, похожие друг на друга, как две капли воды. Быть отцом оказалось не так уж и трудно, или просто дочка попалась чересчур самостоятельная. Михаэлю лишь приходилось готовить завтрак, обед и ужин на две персоны, выполняя спецзаказы на различные блюда. Порой по вечерам по требованию всё той же девчонки ходили ужинать в различные кафе, где Кэрри с завидным аппетитом и величием поедала дорогущие кушанья. А так же внимательно, даже чересчур пристально, рассматривала окружающих людей.
В остальном нежданная дочка ничем отца не доставала, правда, оккупировала весь чердак, под свои нужны, и чуть ли не каждую ночь, там происходили странные, судя по звукам вещи. Шабаши, как окрестил ночные действия Михаэль, сопровождались странным шебаршением, шелестом крыльев, рычанием, а иногда и отчетливым воем. Кэрри строго настрого запретила отцу ей мешать в такое время, но любопытный Майер на свой страх и риск дважды нарушал запрет и внезапно поднимался на чердак среди ночи. Только, ничего чересчур необычного и предосудительного там не увидел. Оба раза девочка сидела в кресле-качалке, в окружении птиц и зверей. В основном кошки, собаки, вороны. На второй раз даже поросёнка заметил. И оба раза при появлении Михаэля Кэрри и её разношёрстная свита, словно по команде, одновременно поворачивали головы на пришедшего, внимательно рассматривая. Жуткое зрелище…
– Что-то случилось, папочка? – Оба раза девочка реагировала на вторжение спокойно.
– Нет-нет, – смущался парень, опасаясь гнева дочки и возможного наказания. – Я подумал, может нужно чего?
Получив ответ в виде отрицательного покачивания головой, журналист поспешно покидал чужую территорию, и, ругая себя за глупые подсматривания, отправлялся спать, накрываясь с головой, дабы не слышать звуки с чердака. По размышлениям немца выходило, что дочка общается с животными или с бесами, неважно, и ночами у них проходят совещание. Или что-то в этом роде. Не исключено, что девочка даёт им приказы, либо выслушивает их доклады, а может… Вариантов много, выдумывать и строить различные догадки можно долго. Но на передний план, выходило то, что ребёнок по правде понимает животных! Одно только это порождало множество вопросов о своей адекватности. Майер же в свою здоровую психику верил свято и непрекословно. Поэтому в больницу для душевнобольных не спешил, а думал о том, как заставить девочку прекратить общаться с «заразными» зверушками и попутно от этих одержимых бесами животных избавиться. Пока подходящие светлые идеи голову журналиста не посещали.
Каждый будний день Михаэль просыпался от громкого стука в дверь. Журналисту приходилось лично спускаться вниз, так как дочка никогда дверь сама не открывала, и встречать посетителя. На пороге ожидал Алекс, маленький молчаливый брат Кэрри. Ни разу Михаэль не слышал его голоса, впрочем, даже каких-нибудь эмоций у мальчика также не замечал. На приветствия и прямо в лоб заданные вопросы он не отвечал. Михаэль сначала пытался разговорить ребенка, но тщетно. Судя по всему, брат Кэрри воспринимал её нового отца только как персонального швейцара, потому как лишь после личного приглашения войти в дом, Алекс оживал и, минуя журналиста, отправлялся на чердак к сестре. Никогда, чтобы бы немец не делал, чтобы он не говорил, не спрашивал, Алекс не реагировал. Однажды, Майер специально захлопнул дверь перед малолетним гостем, но тот продолжал стучать до тех пор, пока хозяин дома, проклиная всё на свете, не предложил тому войти.