Когда родится сын, она собиралась посвятить свои силы ему одному. Теадора надеялась, что муж оставит ее в покое. Недавно она вместе с Айрис снова побывала на невольничьем рынке и выбрала самых красивых девственниц, каких только нашла, обучила их всему, что знала сама, и презентовала своему мужу. Теадора надеялась, что если ей удастся направить его интерес на других женщин, то избавится от него. Ее пробирала дрожь при одной мысли, что он снова будет к ней прикасаться. Те часы, которые провела с Орханом, ей удалось перенести только потому, что она представляла на его месте Мурада, но теперь и это стало невозможным, потому что принц ее презирает.
Отпустив рабынь и оставшись одна, Теадора легла в постель и дала волю слезам, уткнувшись в подушку, чтобы даже ее дорогая добрая Айрис ничего не заподозрила.
Ребенок у нее в животе заволновался, и Теадора, положив руки на то место, где толчки чувствовались сильнее, с любовью пожурила его:
– Халил, уже поздно, тебе давно пора спать. Или ты будешь таким же озорным шумным мальчишкой, как мой брат Матфей и тебя не уложить, разве что сам рухнешь от усталости, да там и уснешь, на месте?
Вспомнив брата, Теадора улыбнулась. Матфей был единственным мальчишкой, с которым она общалась: несколько лет они провели вместе. Особое положение лишило ее даже детства.
Теадора улыбнулась и вытерла слезы. Пусть малыш еще не родился, но она точно знала, что это мальчик, хотя не понимала откуда. Она была в этом так уверена, как если бы уже держала его на руках. Султан сказал, что ребенок будет носить имя Халил – в честь великого турецкого генерала, который одержал победу над Византией. Теадора уже привыкла к этому имени, и ее немного забавляло, что ее муж таким образом хотел задеть ее отца.
В отличие от многих королевских детей у Халила будет детство – Теадора твердо себе это пообещала. Он должен играть с другими мальчиками его возраста, учиться стрелять из лука и пользоваться ятаганом, но что важнее всего, она собиралась сама его растить, а не поручать воспитание рабам. Хоть мальчик и будет оттоманским принцем, у него очень мало шансов когда-нибудь стать правителем, поскольку у него есть два старших брата. И еще она не допустит, чтобы его забрали во дворец, где процветает разврат.
Мысли о ребенке подействовали на Теадору успокаивающе, но и они не могли стереть из памяти полный презрения взгляд Мурада. Как же он ее ненавидит! По лицу опять потекли слезы. Никогда, никогда он не узнает, как часто она вспоминала драгоценные минуты, проведенные с ним; не узнает, что всякий раз, когда ее целовал Орхан, она представляла его, Мурада. Эти воспоминания помогли ей выжить, все вытерпеть и сохранить рассудок. Какое же он имеет право ее осуждать?
Два месяца спустя, жарким июньским утром, младшая жена султана Орхана легко родила здорового мальчика, а месяцем позже султану была выплачена золотом оставшаяся часть приданого принцессы и туркам передана стратегически важную крепость Цимпа.
Султан был в восторге от маленького Халила и часто приходил его навестить, однако желание обладать Теадорой за месяцы ее беременности прошло. Кроме того, во дворце было так много красивых женщин, которые выполняли все его прихоти и охотно делили с ним постель. Теперь Теадоре не угрожали его притязания, и она наконец вздохнула с облегчением.
Часть II
Бурса
1357–1359
Глава 7
– Али Яхия, я всегда поощряла Халила заниматься разными видами спорта! – в гневе воскликнула Теадора. – Но и предостерегала! Я предупреждала этого бестолкового раба – он у меня получит десять плетей за то, что ослушался, – обоим говорила, что рано еще мальчику садиться на коня, которого ему подарил принц Сулейман! Халилу всего шесть лет! Он мог разбиться насмерть!
– Моя госпожа, – возразил евнух, – он внук Османа и сын Орхана. Еще удивительно, как он не родился со шпорами на своих крошечных пяточках.
Теадора невольно улыбнулась, но вмиг посерьезнела и сказала:
– Али Яхия, это вовсе не смешно. Доктора говорят, что из-за падения Халил может навсегда остаться хромым. Нога плохо заживает и теперь кажется немного короче другой.
Али Яхия вздохнул.
– Принцесса, возможно, оно и к лучшему. Теперь, когда у вашего сына есть физический недостаток, его будут считать негодным к управлению страной.
Теадору так ошеломили эти слова, что евнуху пришлось пояснить:
– Моя принцесса, вы ведь живете в этом дворце, а значит, не можете не понимать, что, едва заняв трон, новый султан прежде всего избавится от соперников. Как правило – это его братья, но по нашим законам человек с физическим уродством или дефектом не может наследовать престол. Так что благодарите судьбу – теперь вашему сыну ничто не угрожает и он проживет долгую жизнь. Как вы думаете, почему у принца Мурада нет детей? Потому что он сам, и ему известно: и его сыновья могут лишиться жизни, когда престол унаследует принц Сулейман.
Чтобы Сулейман убил ее маленького Халила? Это невозможно! Он обожает младшего сводного брата, постоянно балует. Но, вдруг вспомнила Теадора, Сулейман мог быть и другим: ей доводилось видеть его ледяной взгляд и слышать командные нотки в голосе, – и тогда ему все немедленно повиновались. Помнила она и другое: когда-то давно, еще до того как вышла замуж, отец однажды сказал, что из турок получаются отличные наемники, потому что им нравится убивать, они лишены милосердия и жалости.
Теадора поежилась. Все-таки Бог о ней заботится. Когда-нибудь она станет вдовой султана – самое что ни на есть незавидное положение, – у нее не останется никого кроме Халила, и теперь он, благодарение Господу, ни для кого не представляет угрозы.
Ее отец Иоанн Кантакузин был низложен три года назад, но, в отличие от многих византийских императоров, которые вместе с троном лишались и жизни, ушел на покой и удалился в монастырь в Мистре, недалеко от Спарты. Еще раньше монашеские обеты принес ее брат Матфей, и теперь они с отцом были в одной обители. Старшая сводная сестра Теадоры, София, умерла не своей смертью – третий муж застал ее с любовником и заколол обоих насмерть. Елена, ставшая теперь полноправной императрицей Византии, вела себя так, словно Теадоры вообще не существовало. Хоть они и сестры, третья жена султана вряд ли могла считаться равной по положению христианской императрице Византии.
Презрение сестры причиняло Теадоре боль. Поскольку Орхану уже почти семьдесят, она попыталась обсудить с Еленой возможность ее возвращения в Константинополь, когда султан отойдет в мир иной, но получила категорический, в грубой форме, отказ. Елена заявила, что в Константинополе не примут с распростертыми объятиями дочь узурпатора Иоанна Кантакузина, и добавила: то же самое относится и к вдове Орхана. Неверные – самые страшные враги Византии. Елена вроде бы запамятовала, что она тоже дочь Иоанна Кантакузина, и предпочла упустить из виду то обстоятельство, что, если бы ее младшую сестру не выдали за турецкого султана, их отец вряд ли продержался бы на троне столько, сколько было необходимо, чтобы обеспечить ей возможность стать женой Иоанна Палеолога. Впрочем, Елена большим умом не отличалась и не задумывалась о том, что Византийская империя, некогда обширная, съежилась и теперь включала лишь небольшую территорию материковой Греции, несколько городов на побережье Черного моря и Константинополь, а также не видела, что драгоценности, украшавшие ее церемониальные одежды и корону, были фальшивыми. Да и все остальное во дворце представляло собой сплошь бутафорию: вместо золота мишура. Медь на императорском столе вместо серебра, а все, что выглядело богатой парчой, на деле было лишь раскрашенной кожей. Елене даже в голову не приходило, что быть императрицей Византии – это почти то же самое, что править в пустой яичной скорлупе. Теадора же все это видела, и хотя не думала, что турки могут завоевать Константинополь еще при ее жизни, знала, что в конце концов это произойдет и Византия будет покорена. Теадора всегда тосковала по городу, в котором родилась, к тому же была уверена, что после смерти Орхана ей не будет места в Бурсе, при дворе Сулеймана.
Мысли вернулись к Мураду. У него до сих пор не было ни жены, ни фавориток. Порой Теадора спрашивала себя, думает ли он о ней хоть когда-нибудь. Он редко бывал в Бурсе и большую часть времени проводил в Галлиполи.
Вспомнив, как Орхан ловко обвел ее отца вокруг пальца с Галлиполи, Теадора усмехнулась. С рождением Халила султану выплатили оставшуюся часть ее приданого, а также отдали крепость Цимпа, и занять ее были посланы принцы Сулейман и Мурад. Крепость располагалась на европейской стороне Дарданелл, на полуострове Галлиполи. Когда случилось небольшое землетрясение, старые стены близлежащего города Галлиполи рухнули, и турки его быстро заняли. Их следующей задачей было отстроить заново и укрепить городские стены. Как только это было сделано, принцы Оттоманской империи привезли из Азии первую партию турецких поселенцев и основали колонию. Вскоре за ней последовали в колонию и другие поселенцы, в основном бывшие воины Орхана и их женщины, и обосновались под властью своих собственных беев на землях сбежавших дворян-христиан. Местные же крестьяне предпочли остаться, согласившись жить под властью Оттоманской империи. Приход турок означал для них освобождение от власти христианских феодалов с их притеснениями и непомерными налогами, а кроме того, равенство всех перед законом независимо от расы, религии или класса. По мере того как распространялись турецкая оккупация, даже христианские лорды, чьи земли граничили с новой территорией Оттоманской империи, стали признавать верховную власть Орхана. Став его вассалами, они платили как знак подчинения исламу ему небольшую ежегодную дань. Сами же турки изначально заняли по отношению к христианам, своим подданным, примирительную позицию.
Когда в Константинополе император Иоанн Кантакузин наконец уяснил суть происходящего, то, с обидой на коварство турок, обратился к зятю. Орхан предложил ему – выкупить Цимпу за десять тысяч дукатов, прекрасно зная, что при желании в любой момент сможет забрать ее обратно, но возвращать Галлиполи не собирался, заявив, что никаких усилий не прилагал: город пал перед ним сам по воле Бога, проявившейся землетрясением.
Вот так ловко Орхан перехитрил ее отца, приблизив его падение.
Теперь, когда отец и брат оказались в изгнании, Теадоре больше не к кому было обратиться, и она боялась за будущее сына. Неожиданно ее проблему решил принц Сулейман.
Когда ему доложили о травме Халила, он нанес третьей жене отца визит, чтобы извиниться за опасный подарок, который преподнес своему юному родственнику. Теадора приняла его извинения и добавила:
– Не было бы счастья, да несчастье помогло: теперь мой сын не представляет для тебя угрозы.
– Что верно, то верно, принцесса, – ответил откровенно принц. – Но теперь нам надо серьезно подумать над его будущим. Он очень умный парнишка и может быть мне весьма полезен.
– Я думала когда-нибудь вернуться вместе с Халилом в Константинополь, – осторожно сказала Теадора, решив, что Сулейману вовсе не обязательно знать, что дорога туда ей скорее всего закрыта.
– Но это совершенно ни к чему! Конечно, если тебе здесь очень плохо, я не стану удерживать вас насильно, но ты теперь турчанка, Адора, и мы тобой гордимся.
– Сулейман, при твоем дворе для меня может не найтись места.
– Я найду тебе место, – заверил ее принц почему-то хриплым голосом.
Теадора подняла удивленный взгляд и успела заметить у него в глазах проблеск желания, прежде чем его лицо опять приняло непроницаемое выражение. Совершенно растерявшись, она поспешно опустила глаза, чтобы принц не заметил ее смятения. Забавно: похоже, она прямо-таки притягивает мужчин королевской оттоманской семьи.
– Принц Сулейман, ты так добр, что предлагаешь мне кров. Теперь я могу быть спокойна за будущее сына.
Сулейман вежливо поклонился и ушел. Теадора мысленно усмехнулась: что ж, будущее Халила обеспечено, но как насчет ее самой? Ее встревожило, что принц Сулейман ее желает, хотя она никогда его не поощряла и предпочла бы, чтобы он относился к ней как к сестре.
Из задумчивости Теадору вывел голос Айрис:
– Моя госпожа, посмотритесь в зеркало, и там найдете ответ на свой невысказанный вопрос.
– Ты подслушивала! – возмутилась Теадора.
– Если бы не подслушивала, то ничего бы и не знала. И как бы я тогда могла вас защитить? Из вас же, моя принцесса, слова не вытянешь.
Теадора рассмеялась:
– Ах ты, неисправимая старая шпионка! Ладно, дай мне зеркало.
Впервые за много лет Теадора внимательно всмотрелась в собственное лицо и с некоторым удивлением увидела, что из зеркала на нее смотрит очень даже симпатичная молодая особа. Лицо в форме сердечка, с прямым носиком, украшали большие глаза цвета аметиста, опушенные густыми темными ресницами с выгоревшими на солнце золотистыми кончиками, и четко очерченный рот с пухлой нижней губой.
Теадора положила зеркало на диван и подошла к другому, высокому, напольному, из прекрасного венецианского стекла, вставленного в украшенную богатой резьбой позолоченную деревянную раму. Критически оглядев себя, она отметила, что рост ее выше среднего, фигура сохранила стройность, грудь высокая, кожа цвета сливок, выглядит безупречно.
«Неужели это действительно я?» – удивилась Теадора, пристально всмотревшись в свое отражение.
Она от природы не была тщеславной, и поскольку меньше всего на свете хотела привлекать внимание Орхана, то никогда особенно не заботилась о своей внешности.
– А ведь я красивая, – тихо сказала Теадора, рассеянно проводя рукой по своим темным волосам.
– Да, принцесса, вы красавица, и это ведь еще не самый расцвет! – подтвердила Айрис. – И, понизив голос, добавила: – Если принц Сулейман вас желает, то, возможно, когда вы овдовеете, возьмет в жены. Тогда за ваше будущее можно не волноваться.
– У меня нет никакого желания выходить за него замуж! – возразила Теадора так же тихо. – Кроме того, у него уже есть четыре жены, взять пятую он не может, а становиться наложницей я не собираюсь!
– Пф-ф! Он запросто может развестись, потому что его жены всего лишь невольницы, а вы – принцесса. – Айрис лукаво посмотрела на свою госпожу, и глаза ее вспыхнули. – И не говорите, что вы не мечтаете о любви и ласках молодого мужчины. Вы по полночи расхаживаете по своей комнате. От этой нервозности легко избавиться – достаточно провести несколько ночей с крепким мужчиной.
– Айрис, какая ты дерзкая! Поосторожнее, а не то я прикажу тебя выпороть!
«Черт бы ее побрал! Слишком уж наблюдательна»!
В это время в комнату влетел Халил и выпалил:
– Мама, смотри, я снова могу ходить без костылей!
Мальчик подбежал и бросился в ее объятия, а Теадора едва не расплакалась при виде его хромоты. Правая нога ребенка была неестественно вывернута внутрь.
– Я очень тобой горжусь!
Она чмокнула сынишку в лоб, но ребенок состроил гримасу и высвободился из объятий.
– Нехороший мальчик! – шутливо пожурила его Теадора и снова притянула к себе. – Скажи, Халил, ножка все еще болит?
– Да, немного, – быстро проговорил мальчик и опустил глаза.
Мать поняла, что нога, должно быть, болит очень сильно, просто ребенок не хочет ее расстраивать, и, повинуясь мгновенному импульсу, спросила:
– Сынок, хочешь отправимся путешествовать по морю?
– Куда, мама?
– В Фессалию. Там есть древние горячие источники, которые могут облегчить боль в твоей ноге.
– А ты поедешь со мной?
– Поеду, если твой отец разрешит.
Только сейчас Теадора подумала: и почему эта мысль не приходила ей в голову раньше?
Мальчик неловко поднялся и потянул ее за руку.
– Давай поедем прямо сейчас.
Теадора поначалу рассмеялась над его детской непосредственностью, но потом подумала: «А почему бы и нет?» Решив не откладывать дело в долгий ящик, они отправились из гарема в общую часть: Халил впереди, за ним Теадора, а за ней – задыхающиеся от быстрой ходьбы евнухи. Миновав множество извилистых коридоров, они дошли наконец до дверей покоев султана, и мальчик приказал янычару: