Майский жук! Тим облегченно вздохнул. Я наступил на майского жука и так испугался!
Тим уверенно пошел дальше. Он не обращал внимания ни на какие звуки и не смотрел себе под ноги.. Дойдя до туалета, Тим понял, что сейчас обмочит себе все, что находится ниже пояса, и бросился к кабинке.
Он справил малую нужду, но не стал смывать, решив, что это спровоцирует лишний шум. С чувством выполненного долга мальчик вышел из кабинки и, вдруг, услышал приближающиеся шаги. Тим замер. Сердце бешено забилось в груди. По вискам побежал пот. Шаги из коридора раздались уже совсем близко. Тим вернулся в кабинку, закрыл дверь и уставился в щель.
Неизвестный гость приближался. Эхо его шагов разносилось по всему этажу. У мальчика не возникло сомнений, что он идет именно сюда.
Через маленькие окна туалета луна отчетливо освещала кафельный пол и белые стены. Под окнами, вдоль стен, стояли чистые сверкающие умывальники. Но под ними, в местах плинтусов, чернели дыры, откуда вытекала грязь, торчали деревянные перекрытия, и вырывался чудовищные запах.
Прошло еще несколько секунд, перед тем как Тим перевел взгляд с умывальников на входную дверь. Шаги прекратились. Кто-то остановился возле туалета. Мальчик прислушался, но застывшую тишину прерывали только капли воды, падающие в раковину из незакрученного крана. Тим хорошо видел дверь, перед которой притаилась тень. Кто-то стоял в коридоре, не решаясь войти.
Мальчик отошел вглубь темной кабинки, когда из дыры под вторым умывальником вылезла огромная серая крыса. Даже на картинках в книжке про Буратино Тим не встречал ничего подобного. По своим размерам крыса превышала годовалого щенка, и он искренне верил, что при желании, она могла бы откусить два пальца на ноге спящей Линды. Настолько она была огромна.
Крыса выползла на середину туалета и замерла. В это мгновенье в полутемном помещении она настолько слилась с полом, что Тим подумал, может это вовсе не крыса, а чей-то ботинок. Но его сомнения вскоре рассеялись. Из противоположного угла раздался писк. В ответ крыса дернула ухом. Писк повторился, и тут в туалет ввалился мужчина. По форменной одежде, Тим узнал человека, который если и появлялся в здании детского лагеря, то именно здесь, в туалете. Однажды Тим был свидетелем, как пара ребят из соседней комнаты сунули в унитаз тряпку, и около суток весь этаж ходил в туалет в другой корпус. А разбираться с проблемой пришел человек в зеленом комбинезоне. Никто не знал его имя, но кто-то прозвал его Пип. С тех пор Пип появлялся темными вечерами с одной задачей в голове – вычистить очередной забившийся унитаз.
Пип осторожно закрыл дверь туалета и, шатаясь, двинулся к умывальнику.
Тим почувствовал, как в его голову лезут плохие мысли. Он боялся пьяниц, и его страх был далеко не детским. Все самое ужасное, что могло произойти при встрече с пьяными, он знал от родителей. «Бежать, сломя голову, – говорил Тиму отец и стучал кулаком по столу. – Если дьявол есть на земле, то он сидит в них».
Сейчас, в темноте, когда кроме их двоих, в туалете никого не было, страх пропитывался двойной силой. Мальчик забыл о крысе, луне и прочих тонкостях ночи и смотрел на Пипа, моля Бога о том, чтобы тот его не заметил.
Пип увлекся своей нуждой и не видел ничего, кроме поблескивающего в лунном свете умывальника. Он открыл воду и умылся.
Крыса по-прежнему не двигалась с места. Она заворожено смотрела на стенку, и шевелила усами, принюхиваясь к незнакомцу. Раздался третий писк из-за угла, и крыса развернулась.
Пип не замечал ее. Он повис над раковиной, и, как казалось, должен был вызволить из себя все, что недавно ел и пил. Видно в этот раз, водка совсем не пошла ему на пользу. Почувствовав первые позывы рвоты, он выгнулся и вытянул шею. Раздалась громкая отрыжка. От ее звука мальчик зажмурился. Пип попробовал еще раз вызвать рвоту тем же способом, но и эта попытка оказалась тщетной. И, тогда, в надежде избавиться от своих мучений, он сунул в рот два пальца, надавил на язык и, вдруг, в зеркале туалета увидел отражение крысы. Изможденное лицо поприветствовало находку улыбкой. Зубы у Пипа были точь-в-точь, как и его работа – черные и гнилые. Он еще раз умылся, чтобы проверить, не мерещится ли ему это.
Крыса оставалась на месте.
– Тварь, – сквозь зубы процедил он.
Крыса шевельнула усами.
Тим не знал, видит ли она его или нет. Ее глаза смотрели вперед, в щель кабинки, где сидел маленький мальчик. Пип был ей абсолютно не интересен. Видимо, пахло от него по-другому, и настроен он был не так дружелюбно. Тим видел, как Пип обернулся, как он прикрыл кран, как сделал шаг в сторону и начал искать дыру, в которую крыса могла бы сбежать. Он отлично знал грызунов. Норы, вылазки, повадки, способ передвижения, он все просчитывал наперед и не раз ловил тварей без мышеловок, растаптывая их ботинками.
На этот раз он отошел чуть левее своего умывальника, и отрезал жертве путь к спасению. Пип оставался при своем мнении. Он был уверен, что это единственный выход, куда тварь могла ускользнуть.
Когда нора оказалась за его спиной, Пип остановился, обдумывая дальнейший план.
– Теперь ты от меня не спрячешься, – пробормотал сантехник, качая головой – надо же, как тебя здесь раздуло. Целый дирижабль, по сравнению с остальными.
Со стороны казалось, будто на мушке у Пипа застыл длинношерстый кабан. Настолько кровожадно смотрелись его глаза при попытке приблизиться к крысе. На этот раз его ботинки двигались медленно и бесшумно. Они скользили по сырому полу, продвигаясь все ближе и ближе к цели.
– Мерзкое животное, – шептал он. – Грязные сортиры – твое единственное место обитания. Но сегодня я сделаю для тебя исключение. Все будет тихо и быстро. Как в сказке.
Ехидная улыбка не стиралась с его лица. Он настолько увлекся работой, что Тим подумал, если бы сейчас он вышел из кабинки, вымыл руки и удалился из туалета – у него был бы огромный шанс остаться незамеченным.
– Скоро твоя душа будет на небесах, а тело вечно гнить в дерьме! – предположил Пип, не сводя глаз с цели. – Я даже сделаю для тебя великое одолжение. Я могу похоронить твое тело в сливном бочке. Давно хотел позабавить славных детишек!
Последнюю фразу он произнес с такой искренностью, будто давал матери клятвенное обещание, что больше не будет пить.
Он сократил расстояние до метра и, видя, что крыса не двигается, поднял ботинок. Тим поймал себя на мысли, что так же поднимают молоток перед тем, как опустить на гвоздь. С радостным криком Пип перенес центр тяжести на другую ногу, но успел наступить лишь крысе на хвост. Грохот, словно взрыв, лег на этаж. Крыса с писком сорвалась с места, а кончик ее хвоста так и остался под ботинком Пипа. Окровавленный остаток описал на белом кафеле змейку.
Крыса бросилась к норе.
– Ах ты тварь! – Закричал Пип и кинулся за ней.
Он за секунду пересек туалет и нагнал убегающую жертву, но, пытаясь раздавить ее, поскользнулся и упал.
Крыса юркнула в нору, откуда послышался сопутствующий писк. От отчаяния Пип вскочил и с разгону ударил в рушившийся низ стены. Деревянная конструкция провалилась, и нога вошла внутрь, ломая перегородки. На мгновение на лице сантехника мелькнуло восхищение. Оказывается, нора не представляла из себя непроходимую крепость. Ее перемычки были столь мягкими, что Пип без проблем пробивал их ногой. Но внутри было множество ходов. Может два, может три, может сто. Никто не знал, сколько крыс обитало под зданием. На пьяную голову Пип этого не понимал. Увидев злополучную цель, большая часть его мозга отключалась. Из его рта капала слюна. Глаза горели огнем.
Пип лег на бок и лихорадочными движениями стал долбить стену, пока дыра не углубилась, а нога не пролезла полностью, по самую ягодицу.
– Ну где же ты?! Иди ко мне! Мы ведь еще не закончили! – Кричал он, запихивая ботинок в дыру.
Вдруг, он остановился.
– Эй! Что за черт! – Пип попытался высунуть ногу, но у него ничего не получилось. – Чертовы крысы!
Он с кряхтением задергался. Однажды он обернулся к кабинкам, и Тим подумал, что он заметит его. Но вместо этого Пип охнул. Его рот скривился в болезненном оскале и он почувствовал такую боль, какую еще не испытывал раньше. В ноге вспыхнуло пламя. Зуд, словно кость распиливали, разошелся по всему телу. Раздался хруст похожий на бьющуюся яичную скорлупу, и Пип закричал. Его крик был резким и обрывистым. Лицо налилось кровью.
– Помогите!!! Помогите мне!!! – Кричал Пип. – Крысы! Они там! Они оторвут мне ногу!
Он бил в стену, пока не размозжил в кровь руки. Один из умывальников соскочил с болтов и опрокинулся. Пип не в силах удержать его, повалился на пол. Умывальник лег сверху, как огромная каменная глыба, и Пип забился в истерике. Тим видел, насколько безжизненными выглядят его движения, но околдованный страхом и собственной беспомощностью, он вцепился в дверь туалетной кабинки и… ничего не делал.
Пип чувствовал, как дробятся его кости, но придавленный умывальником, не мог даже закричать. Его стон был настолько слаб, что даже распахнутые окна, едва пропускали мольбы о помощи за пределы здания. Сейчас его слышал лишь восьмилетний мальчик, в одной из кабинок детского туалета. Его руки оцепенели, а глаза не могли оторваться от черноты. Они видели все: как Пип хотел убить крысу, как он оторвал ей хвост, и сейчас видели, как ногу пьяницы словно затягивало в дыру. Пип цеплялся руками за липкий пол, но пальцы скользили и слабели.
Вскоре молящие стоны человека медленно стихли. Пип потерял сознание, и его голова бесшумно легла на бок. Глаза закрылись.
И тогда Тим увидел, как из норы вылезла та огромная черная крыса. Она осторожно подползла к луже крови и начала пить. Ее черные глаза смотрели в темноту, будто ожидая увидеть еще одного гостя. Они смотрели в ту щель, где прятался маленький мальчик. Утром Тима нашли в крохотной кабинке детского туалета. Его остекленевшие глаза так и не закрылись в эту ночь.
Женщина и мальчик
Алина работала в маленьком магазинчике ритуальных услуг, который располагался рядом с кладбищем на самом краю села. Место было глухое и темное, а оживление наступало здесь только тогда, когда случались очередные похороны.
То, что рядом находится кладбище, никогда не вызывало у Алины страха. Во всяком случае, до этой истории. И частенько, подходя к окну и наблюдая один и тот же пейзаж, она начинала скучать и грустить. Никого вокруг; только покойники, сопровождаемые толпой родственников, раз в неделю проезжали мимо, да еще те, кому требовались товары из ее магазина, изредка нарушали тишину этого места. К своей работе она давно привыкла и любила ее так же, как любят нудную книжку.
Алине шел сорок второй год, она была в разводе и воспитывала пятнадцатилетнюю дочь – красавицу, как бы назвали ее учителя, но не слишком умницу. Девочка действительно была хороша собой. Высокая, хрупкая, длинноволосая, она всегда выделялась на фоне своих одноклассниц. Года три назад Алина заметила, что дочь стала расти не по дням, а по часам, и школа интересовала ее куда меньше, чем общество ребят, с которыми она проводила время. Как только Алина приходила в магазин и погружалась в атмосферу рабочего места, беспокойство за дочь силилось вырваться наружу. В такие моменты она думала, что лучше бы устроилась на завод, где шумно и много людей. Там есть с кем посоветоваться. Здесь же она советовалась только сама с собой. Окруженная гробами, могильными плитами и траурными венками, Алина чувствовала себя так убого, что каждая мысль, о ком бы она ни была, звенела, словно колокол.
В тот день она сидела в своем магазине, читала статью о Диане Шурыгиной, представляла на ее месте свою дочь, и молила Господа, только бы подобное никогда не коснулось ее семьи. Срам и позор. Ее сердце выскакивало из груди при мысли, как глубоко может опустится молодая девочка, если родители в свое время не постарались дать ей воспитание. В магазин зашел старик, глянул на продавщицу, уткнувшуюся в газету, взял понравившийся венок и вышел за дверь. Алина его даже не заметила. Где-то вдали от захватывающей статьи она услышала, как хлопнула дверь, и подняла голову. Но в магазине уже никого не было. Она посмотрела на кучу венков и заметила, что верхние из них подрагивали, словно их теребил сквозняк. Вскоре последнее дрожание успокоилось и венки застыли.
– Странно, – прошептала Алина и посмотрела на дверь.
Ручка не шевелилась.
Она отложила газету, потому что захотела в туалет.
В магазине не было уборной, и бежать по нужде приходилось в общий туалет на западной стороне кладбища. Несмотря на то, что вокруг не было ни души, и она могла справить свои дела хоть перед центральными воротами, Алина еще не утратила благоразумие. Она не позволяла себе ходить по маленькому даже за углом кладбища. Все-таки какой-нибудь сторож или блудный бомж раз от раза попадались ей на глаза, но случалось это очень редко. И все-таки, она помнила о приличиях. А приличия говорили ей, что если ты хочешь в туалет, то не стоит поступать как животное. Пусть мужчины делают это как собаки. Женщины должны уединяться в уборных, в каком бы положении они ни находились. И этим правилом Алина пользовалась с тех пор, как мама перестала держать ее на руках.
Она вышла из магазина, одернула юбку и посмотрела по сторонам. Алина и не ожидала кого-нибудь увидеть. Для траурной процессии было уже поздно, и в шесть часов вечера к ней редко захаживали клиенты. Но все же она закрыла дверь на замок, положила ключи в карман пиджака и быстрым шагом пошла к воротам кладбища. Когда она свернула на дорожку к туалету, ее встретил сильный ветер. Алина с трудом прижала юбку к ногам и усмехнулась.
На холмах всегда гуляет ветер, но почему-то именно на кладбище ей казалось, что ветер ее щупает.
Дорожка вела на срез. Через пару минут она вышла на вытоптанную площадку, огороженную сломанным забором, за которым простиралось поле. Кладбище осталось за спиной. Ни души, ни единого голоса. Ни птиц, ни собак. Глухо и пусто. Лишь зеленые веточки туи напоминали ей о жизни.
На всякий случай Алина оглянулась. Пусть туалет и был разделен на мужской и женский, но двери в нем отсутствовали. Более того, в нем не было и перегородок. Внутреннее пространство ограничивалось кирпичной стенкой и уголком, закрывающим женщин от кладбища. И то в определенном месте можно было заглянуть внутрь. За одиннадцать лет Алина так и не поняла, с какой целью строители оставили этот прогал. Может быть, чтобы женщины могли следить за своими детьми, а может быть, чтобы мужчины могли следить за своими женщинами.
Так или иначе, Алина еще раз убедилась, что вокруг никого нет, зашла в туалет и присела над первой дыркой, как раз в том месте, откуда сквозь прогал в заборе виднелся край поля. Она наклонила голову, вдыхая смрадные запахи сельского туалета, и мысли о Диане Шурыгиной снова пришли ей на ум. Она закусила губу и попросила Господа, чтобы он уберег ее дочь от такой беды. В следующий момент, когда она подняла голову, чтобы посмотреть на далекое поле и почувствовать себя одинокой, Алина увидела перед туалетом мальчика.
От неожиданности она чуть не подпрыгнула.
Мальчик стоял в том самом прогале между угловой стеной, закрывающей вход в туалет с торца, и лицевой стороной, где находились заколоченные окна. Секунду назад она видела там другой конец поля… и вдруг появился этот мальчик! Он смотрел на нее с таким же интересом, с каким на уроках биологии дети разглядывают разноцветных бабочек. От неловкости у Алины пропал дар речи. Она застыла, даже не пытаясь прикрыться, и первое слово, которое вырвалось из нее, было: