Открывал состязания гимнасиарх. Встав, он произнёс торжественную речь. В ней он дал высокую оценку руководимому им гимнасию, не забыв вспомнить и о личных заслугах на ниве образования, назвал самых достойных учеников, расхваливая при этом не столько их достоинства, сколько достоинства добродетельных родителей, если эти родители, конечно, принадлежали к городской знати. После несколько затянувшейся речи гимнасиарх объявил о начале состязаний.
Первыми показывали своё мастерство юные кулачные бойцы. Зрители шумно приветствовали каждый удачный удар и уклон. Большей частью потому, что было их не так уж и много, этих удачных ударов и уклонов. И если юные бойцы особым техническим мастерством не блистали, то в азарте и желании во что бы то не стало победить никому из них отказать было нельзя: почти каждый из кулачников уходил с помоста с расквашенным носом.
После кулачных бойцов вниманием зрителей завладели стрелки из лука. Вначале они стреляли в цель, затем – на дальность. Здесь отличился сын кузнеца Эвдама, прихрамывавший на левую ногу невысокий крепыш Леокс. Выпущенная им стрела пролетела больше полутора стадия, вызвав среди зрителей настоящий восторг.
Затем наступила очередь бегунов на один стадий. Вот здесь-то и произошло нечто, из ряда вон выходящее: среди зрителей поднялся мужчина в голубом хитоне – это был Феокл – и громко, так, чтобы его было слышно всему стадиуму, сказал:
– Почтенный гимнасиарх! Позволь моему ученику Тимону принять участие в состязаниях твоих бегунов!
Слова Феокла заставили оглянуться не только гимнасиарха, но и всех сидевших в первом ряду.
– Я такого атлета не знаю! – высокомерно изрёк гимнасиарх, вовремя вспомнив о недавнем своём разговоре относительно этого Тимона с Фокритом. – О ком ты, достославный Феокл, говоришь?
– Я говорю о Тимоне, юном рабе купца Фокрита, лучшем бегуне в Ольвии! – едва сдерживаясь, чтобы не надерзить гимнасиарху, ответил Феокл.
– Неужели ты не знаешь, дорогой Феокл, что здесь состязаются свободные граждане Ольвии, а не какие-то рабы? – не меняя высокомерного тона, произнёс гимнасиарх.
– А я, грешным делом, подумал, что здесь состязаются атлеты, – съязвил Феокл. – Но, выходит, ошибся! Похоже на то, что ты боишься, как бы твои свободные граждане, а заодно и ты с ними не оконфузились перед каким-то рабом.
Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы не вмешался архонт-басилевс.
– Сириск, – сказал он, обращаясь к гимнасиарху, – позволь ты этому мальчишке пробежать. Будем хоть знать, кем нас тут пугают.
– Хорошо, – не посмев ослушаться архонта, неохотно согласился гимнасиарх. – Но сделаем так: сначала ученики гимнасия определят сильнейшего между собой, а уж потом победитель покажет, как надо бегать, этому рабу. – В слово «рабу» гимнасиарх вложил всё своё презрение ко всем рабам на свете.
После трёх забегов – двух полуфиналов и финала – выявился победитель. Им без особых усилий стал лучший бегун гимнасия Матрий – высокий долговязый юноша лет шестнадцати, сын известного в городе торговца рабами Эвклеса.
– Матрий! – обратился к нему гимнасиарх. – Ты согласен вступить в состязание с Тимоном, рабом купца Фокрита?
– Если надо… – небрежно пожал плечами Матрий.
– На старт вызываются Матрий, сын Эвклеса, и Тимон… ученик Феокла! – объявил судья.
– И Тимон – раб Фокрита! – поправил судью гимнасиарх.
Матрий к месту старта подошёл не спеша, вразвалочку, всем своим видом показывая, что делает он это только из уважения к архонту и гимнасиарху. Он свысока – в переносном и прямом смысле, поскольку был чуть ли не на голову выше Тимона – посмотрел на соперника, пренебрежительно хмыкнул и демонстративно передёрнул плечами: что, мол, поделаешь, приходится и с таким бежать.
Судья поставил бегунов на одной линии, сказал привычное: «Пусть победит сильнейший!» и взмахнул рукой.
Пока чемпион гимнасия всё ещё продолжал демонстрировать своё пренебрежение к сопернику, Тимон, взяв хороший старт, со всей резвостью, на какую только был способен, рванулся вперёд. Когда чемпион гимнасия опомнился, раб уже опережал его на добрых две оргии. Матрий бросился вдогонку, но расстояние между ним и Тимоном не сокращалось, а, наоборот, неумолимо увеличивалось, и когда Тимон коснулся рукой финишного столба, Матрию ещё предстояло пробежать не меньше пяти оргий.
Стадиум замер в растерянности. Зрители, привыкшие к постоянным победам Матрия, не были готовы к такому исходу забега, а потому не знали, как на него реагировать.
– Молодчина, Тимон! – не дожидаясь, когда сформируется общественное мнение, выкрикнул Феокл. – Не подвёл меня!
И тут же послышался голос Фокрита:
– Сынок, я горжусь тобой! Ты пролетел этот стадий, как Авр!
Феокла и Фокрита поддержала большая часть зрителей, выкрикивая:
– Слава Тимону! Тимон – лучший бегун Ольвии! Молодец, Тимон! Ты настоящий Авр! Матрий, учись, как надо бегать!
Расстроенный гимнасиарх, не проронив и слова, встал и, вздрагивая от негодования, демонстративно удалился со стадиума. Зато не собирался молчать отец Матрия, известный в Ольвии работорговец Эвклес – высокий костлявый мужчина с заметной плешью на голове, похожей на тыкву.
– Я протестую! – крикнул он. – Этот забег нельзя считать законным! Мой сын перед этим уже дважды бегал – в полуфинале и финале – и был уставшим. А этот раб не бегал и был полон сил. Это против всяких правил! Результат этого забега надо аннулировать. Я требую!
Часть зрителей встала на сторону Эвклеса. Между зрителями завязались перепалки. Поднялся шум, готовый перерасти в потасовки. Тогда со своего места поднялся архонт-басилевс.
– Поскольку наш почтенный гимнасиарх удалился, никому не передав свои полномочия, эти полномочия я беру на себя, – огласил он. – Уважаемые граждане Ольвии! Все мы видели, что в забеге с участием Матрия и Тимона с большим преимуществом победил раб Тимон. И мы не можем отрицать этот факт. Раз победил раб Тимон – значит, победил раб Тимон. Двух мнений тут быть не может. Пусть кому-то это и не нравится. Поэтому лучшим атлетом-бегуном Ольвии среди эфебов я провозглашаю Тимона, раба Фокрита. Слава Тимону-Авру! А тебе, Эвклес, скажу вот что: твоему сыну следовало бы серьёзнее отнестись к этому забегу, и тогда, возможно, всё было бы иначе. И потом… его ведь никто не принуждал состязаться с Тимоном. И достаточно об этом… Продолжим состязания. Приготовиться прыгунам в длину!
* * *
Было ясное летнее утро. Далеко за лиманом засиял, проснувшись, Лучезарный Гелиос[98] и тут же, не мешкая и минуты, отправился в своё привычное путешествие по небосводу на животворной огненной колеснице. Его появление было встречено радостным птичьим щебетанием в садах Ольвии и многоголосым петушиным пением в её предместьях. Город просыпался…
– Малыш, ты бы хотел увидеть Плавта? – спросил Тимона Фокрит, окатившись холодной водой из кувшина и растираясь жёстким полотенцем.
– Ты ещё спрашиваешь? – отозвался Тимон, который, по примеру хозяина, также растирался после холодной купели полотенцем. – Конечно, хочу!
– Значит, сразу после полудня отправишься к Софону. Начинается сбор урожая. Расспросишь, как у него дела. Сколько он рассчитывает собрать пшеницы. Узнаешь также, что он ещё заготовил для меня. Поинтересуйся, как дела у соседей.
– Я пойду один?
– Придётся. У меня срочные дела в порту.
– Пешком?
– А то как же? Конечно, пешком! И можешь даже босиком.
– А не лучше бы нанять ему повозку? – вмешалась в разговор Мелисса. – Не такие уж большие деньги. Зачем мальчика мучить?
Фокрит привлёк к себе Тимона.
– Тимон, ты мужчина или?..
– Конечно, мужчина! И какие-то тридцать стадий – для меня сущий пустяк! – ответил, не задумываясь, Тимон.
– Ты слышала, Мелисса?
– Да уж, слышала… – недовольно проворчала жена.
Когда Гелиос достиг зенита, из Северных ворот Ольвии вышли Фокрит и Тимон. Тимон нёс в своей полотняной сумочке бомбилиос с водой и две сладкие лепёшки Плавту. Точно такие, как те, что они смаковали весной.
Позади Фокрита и Тимона, на плато огромного холма лежала, укрывшись за толстыми, высокими оборонительными стенами и внушительного вида квадратными башнями, Ольвия. Впереди, под холмом, рябил множеством чёрных могильных ям вперемежку с белыми и жёлтыми стелами[99] некрополь[100]. Дальше, сколько мог видеть глаз, простиралась высушенная солнцем холмистая степь, на которой кое-где рос редкий кустарник, торчали, будто свечи, стройные тополя да виднелись местами похожие на зелёные оазисы крестьянские усадьбы.
Фокрит рассказал Тимону, как идти до усадьбы Софона, и даже показал саму усадьбу, которую с высоты холма можно было различить на краю горизонта.
– Далековато всё-таки, – с сомнением покачал головой Фокрит. – Может, вернёшься?
– Ещё чего! – обиделся Тимон. – Раз надо, значит, надо. Так я пошёл?
– Валяй! – подтолкнул Тимона Фокрит. – К вечеру постарайся вернуться. А то тётушка Мелисса переживать будет. Счастливо!
Спустившись с холма и миновав некрополь, Тимон ступил на хорошо укатанную дорогу и споро зашагал в сторону усадьбы Софона.
Когда было пройдено стадиев тринадцать, Тимон обернулся, чтобы увидеть, как выглядит издали Ольвия. Обернулся и ахнул: над жёлтыми стенами города, закрыв полнеба, клубились, полыхая ослепительными молниями, чёрно-пепельные тучи.
– Ого! – воскликнул Тимон. – И откуда она только взялась, такая туча? Давай-ка, братец Тимон, прибавь ходу, – заторопил сам себя мальчишка. – Вон там вдали, между теми кустами слева должна быть пещера. Может, успеешь спрятаться…
Когда запыхавшийся Тимон добежал до кустов, туча, закрыв полнеба, уже ворочалась над его головой. Заметно потемнело, и даже потянуло холодом. По полусухим листьям боярышника и тёрна застучали первые, пока ещё редкие, капли дождя.
– Успел! – облегчённо выдохнул Тимон. – Можно считать, что мне повезло.
«А я ведь тут не одни. Вон чьи-то две лошади привязаны под дикой шелковицей. Значит, кто-то здесь уже прячется, – подумал Тимон. И вдруг забеспокоился: – Постой, постой! Что-то тут неладно. Судя по сбруе, одна лошадь скифская, другая – наша, местная. Чтобы это могло значить? Во всяком случае, надо быть осторожным. От этих скифов всего можно ожидать. И неплохо было бы узнать, что они тут могут делать…»
Пригибаясь к земле, а где и ползком, не обращая внимания на обрушившийся на спину дождь, Тимон стал медленно пробираться среди высокой, враз намокшей травы ко входу в пещеру. Пещера была большая и тёмная. Проникнув внутрь её, Тимон замер и прислушался. Из глубины пещеры доносились голоса. Разговаривали двое мужчин.
«Подозрительно всё это, – подумалось Тимону. – Хорошие люди не станут встречаться для дружеской беседы вдали от города, да ещё в пещере. Подберусь-ка я поближе».
Благодаря тому, что в пещере было темно, почти как ночью, а снаружи шумел дождь и слышались частые раскаты грома, Тимону удалось подползти к разговаривавшим настолько близко, что можно было расслышать каждое их слово.
– Значит, договорились, – прокаркал на ломаном греческом один из мужчин. – Только давай ещё раз уточним план наших действий. Окончательно…
– Давай уточним, – согласился другой мужчина, греческий язык которого был безупречным. – Значит, так…
Пока незнакомцы уточняли свой план, туча успела уйти дальше, перестало грохотать и сверкать, утих ливень, заметно посветлело. Даже в пещере.
– Всё понял? – спросил тот из собеседников, что хорошо владел греческим. Его скрипучий голос показался Тимону знакомым. – Тогда до утра! Будем просить богов, чтобы послали нам удачу… Завтра она нам не помешает.
Мужчины вышли наружу и, судя по стуку лошадиных копыт, тотчас ускакали. Похоже, в разные стороны.
– До чего же знакомый голос… Где я его слышал, этот скрипучий голос? – пробормотал сам себе Тимон. – Вспомнил! Я слышал его в порту. Это же Хармот, торговец лесом! Эге! Да тут серьёзные дела. Поход к Софону, братец Тимон, придётся отложить. Надо немедленно возвращаться назад. И как можно быстрее. Необходимо предупредить кого следует, что Ольвия в опасности…
* * *
– Что тебе надо? – писец архонта-басилевса окинул подозрительным взглядом забрызганного с ног до головы грязью и тяжело дышавшего Тимона. – И вообще, как ты сюда попал?
– Меня послал Фокрит Агротос. И я уже отвечал, что мне необходимо увидеть старшего архонта. У меня для него важное сообщение. Неужели ты не понимаешь этого?
– А может, тебе подать самого Зевса? – попробовал съязвить писец.
Но Тимон, как никогда, был настроен решительно.
– Ты не умничай! У меня сообщение чрезвычайной важности. Речь идёт о заговоре против города. Смотри, как бы тебе не пришлось отвечать перед городским советом, как сообщнику заговорщиков. Ты этого хочешь?
– Кто ты такой, чтобы пугать меня? – огрызнулся писец, но тон его голоса уже не был столь воинственным.
– Я раб купца Фокрита! И если я сейчас не увижу архонта-басилевса, в том, что случится, будешь виноват ты. И тогда я тебе не позавидую! Ты меня понял?
– Но… старший архонт сейчас на совещании городских коллегий, – стал сговорчивей писец.
– Вызови его! То, что я должен ему рассказать, важнее всех его совещаний.
Недовольно хмыкнув, писец вышел и вскоре вернулся, семеня за архонтом.
– О какой-то опасности талдычит, – объяснял он на ходу архонту. – Вот он, во всей своей красе! – ткнул писец пальцем в Тимона и вышел из канцелярии.
– Вроде как знакомая личность… – архонт наморщил лоб, всматриваясь в необычного посетителя. – Не ты ли это испортил настроение нашему гимнасиарху на недавних Ахиллиях?
– Я самый, – не стал отпираться Тимон.
– Молодец! – похвалил мальчишку архонт и тут же удручённо мотнул головой. – Ну, и вид у тебя, должен я заметить! Откуда ты явился такой… замызганный?
– Я бежал пятнадцать стадиев. По грязи и лужам…
– Понятно. Значит, дело действительно неотложное. Тогда выкладывай! Что там стряслось?
– На Ольвию готовится нападение! Завтра утром! На рассвете! Когда все будут спать! – выпалил одним духом Тимон.
– Откуда тебе это известно? – нахмурился архонт. – Поподробнее можешь рассказать?
– В полдень дядюшка Фокрит отправил меня к Софону. Ну-у… это… на берегу Гипаниса… У него там усадьба…
– Я знаю, кто такой Софон, – помог Тимону архонт. – Продолжай.
– В дороге, стадиях в пятнадцати от Ольвии, меня настиг дождь. Пришлось укрыться в пещере. А там уже было двое мужчин. Один – наш, грек, ольвиополит, торговец лесом Хармот – я его по голосу узнал. Он часто бывает в порту. Другой – скиф, похоже, вождь какого-то племени. Мне такая тайная их встреча показалась подозрительной, и я незаметно подобрался к ним поближе. То, что я услышал… – Тут Тимон сделал большие глаза. – Эти люди сговорились завтра, как только начнёт светать, напасть на город и завладеть им. После этого скифы до вечера будут грабить город. Нападать будут через Западные ворота, – они хуже охраняются. Скифы будут незаметно собираться ночью в Вороньем овраге, что слева от Западных ворот, и там ждать сигнал к нападению. Сигнал им должны подать наши… ну-у… ольвиополиты во главе с Хармотом. Они нападут на стражу изнутри и откроют ворота. Будет их, этих… местных нападающих, больше десятка человек. Чтобы скифы узнавали этих людей, у каждого из них на голове будет белая повязка. Вот… Вроде бы всё…
– Да-а… Если всё это правда… – задумался на мгновение архонт. Очнувшись, дружески потрепал по голове Тимона. – Молодчина! Спасибо большое! Пока спасибо. Ольвия перед тобой в большом долгу, и мы подумаем, как тебя отблагодарить.