Женщина чуть заметно кивнула, закрыла глаза, прошептала:
– Храни вас Аллах. – По щекам её покатились слезы. – Перед тем как всё случилось, я посадила Хафиза в кроватку, а сама отошла за едой на кухню, хотела его покормить. Неожиданно пол под ногами зашатался, стены начали рушиться прямо на глазах… Что-то тяжелое ударило меня по голове, и больше я ничего не помню. А ведь я еще за три дня до этого говорила мужу, что надо уходить, предупреждала, что вода в колодце убывает, а камни во дворе стали горячими… А он отмахивался, говорил, что старые приметы – давно изжившие себя предрассудки… Сам-то ведь он у меня с образованием был, в Тегеране учился… Вот я и не посмела перечить. А в тот день, еще утром, вода в колодце совсем пересохла. А когда я пришла на реку белье полоскать, от воды аж пар валил – кипяток кипятком. Я сразу домой побежала, хотела мужу об этом рассказать, но тут Хафиз заплакал, проголодался. Вот я и кинулась первым делом на кухню…
– Спасатели его так и нашли: сидел в кроватке, а каменная плита над ним как бы «домиком» сложилась, – улыбнулась Джин. – В руках – игрушка, на теле – ни единой царапины. Только вот словно оцепенел от страха. Когда людей увидел – заплакал. Нужно будет обязательно показать мальчика доктору. Чтобы пережитый страх не отразился впоследствии на его здоровье…
– Как же я теперь буду его растить? Одна и без… – Симин сморщилась, с трудом сдерживая слезы, и снова попробовала приподняться на локте.
– Нет, нет, голубушка, лежите, вам еще рано вставать, – Джин твердо вернула её на место.
– Я знаю, что вы мне отняли ногу, – всхлипнув, продолжила женщина. – Вот и думаю теперь: смогу ли вырастить сына? У меня образование – всего четыре класса. В свое время ушла из школы, потому что надо было присматривать за младшими братьями и сестрами, мать одна не справлялась. А с одной ногой я не только никакую работу не найду, но и по дому вряд ли управлюсь. Да и дома-то теперь у нас с сыном нет. Ничего нет. Где мы будем жить? Как?.. О, горе мне, горе! – слезы снова полились из её глаз ручьем.
– Не расстраивайтесь, Симин, всё образуется, – Джин ласково коснулась руки безутешной женщины. – Мы сделаем вам удобный протез, так что ходить вы сможете. Сначала будет трудно, потом привыкнете. Социальная служба возьмет вас под опеку: обеспечит жильем и пособием. Главное, не отчаивайтесь. Радуйтесь, что выжили. И не одна, а с сыном. Кстати, на время вашего лечения я могу определить Хафиза в лагерь Красного Креста. Поверьте, Симин, вас не бросят в беде. Аллах милостив.
– Слава Аллаху, – женщина благодарно пожала Джин руку.
– А чтобы поскорее выздороветь, начнем лечиться прямо сейчас, – улыбнулась ей в ответ Джин и, поднявшись, направилась к стойке с медикаментами. – Первым делом обследуем культю, чтобы найти нежизнеспособные мышцы и иссечь их. Марьям, подготовь анестезию.
Стеклянные предметы на стойке зазвенели, несколько зажимов упало с подставки на пол.
– Опять качает, – застыла с зажатым в руке шприц-тюбиком Марьям.
– Аллах всемогущий! – женщина в ужасе подскочила на кровати, явно вознамерившись встать.
Джин бросилась к ней.
– Лягте, Симин! – приказала невозмутимо. – Марьям, вводи лекарство. Ничего страшного не происходит. Всего лишь остаточные толчки землетрясения, о которых нас заведомо предупредили.
– Но, госпожа, – дрожащим голосом произнесла медсестра, – может, нам все-таки уехать отсюда в более безопасное место?
– Непременно уедем. Но лишь после того как окажем помощь всем пострадавшим, – твердо ответила Джин. – Спасатели продолжают разбирать завалы и, значит, могут найти живых людей в любую минуту. Доктор Нассири знает, что мы здесь, и будет отправлять их именно сюда. К тому же Симин нуждается в срочном, не терпящем отлагательств лечении. Так что успокойся, Марьям, и сделай ей укол. А потом переложи всё со стойки на пол, чтобы ничего больше не падало и не билось.
– Хорошо, госпожа, – покорно кивнула девушка и направилась к пострадавшей.
– Госпожа, – в палату заглянул водитель Бабак, протянул Джин мобильный телефон, – вас. Доктор Нассири.
Джин взяла трубку.
– Слушаю вас, доктор.
– Как вы добрались, Аматула? – донесся голос доктора сквозь треск помех; связь здесь была никудышной.
– Нормально, доктор, – коротко ответила Джин. – Мы в порядке.
– К вам едет капитан Лахути! – прокричал в трубку Нассири. – Везет малыша Хафиза и еще одного пострадавшего.
– Тоже нашли под завалами?
– Нет, под руинами пока только мертвецов находим, упокой Аллах их души… – Треск на мгновение стих, и Джин услышала тяжелый вздох Нассири. – Но рана у пострадавшего серьезная, госпожа, – продолжил тот через секунду уже деловито. – Перелом шейного отдела позвоночника. К счастью, без парализации.
– Он из спасателей?
– Нет, пилот транспортного самолета, разбившегося вчера вечером на подлете к нам. Взлетали, с его слов, из впадины, минус один метр, при сильной облачности. Первый пилот неверно рассчитал траекторию, и самолет воткнулся в склон горы. Из всего экипажа уцелел только наш раненый. В момент удара он находился в отсеке, забитом палатками и одеялами, вот они-то и спасли ему жизнь. Взрывом его вышвырнуло вместе с этими одеялами на склон. Повезло парню. Видно, при рождении был поцелован Аллахом. Первую помощь я ему оказал: ввел обезболивающее, сделал воротник из ваты и надежно зафиксировал его бинтами. А дальше уж вы сами, Аматула… Я попросил Шахриара ехать очень аккуратно, чтобы у парня, не приведи Аллах, не повредился спинной мозг. Думаю, справится.
– Хорошо, доктор, я всё поняла. Жду их.
– Что-что? Не слышу!..
Треск усилился.
– Я всё сделаю, не волнуйтесь! – прокричала Джин. – До связи! – Вернув трубку Бабаку, подошла к кровати Симин, сообщила с улыбкой: – Хафиза уже везут сюда, скоро вы встретитесь.
* * *
– Ты, наверное, устала, – капитан Лахути опустил в стоявшую перед Джин колбу сорванную по дороге дикую красную розу. – Тебе надо поспать.
– Да, устала, – согласно кивнула она. С минуту полюбовалась цветком. – Спасибо. Все-таки Иран – удивительная страна: розы в здешних горах цветут даже под снегом. Во Франции, где я жила раньше, с наступлением зимы их можно было увидеть только в оранжереях. Или на юге, где снега почти не бывает. А в своем родном Эль-Куте я вообще не видела роз. Там ведь одни пустыни кругом, поэтому самый драгоценный подарок для девушки – тамариск. Да-а, в плане красивых цветов Аллах оказался к Ирану намного щедрее, чем к Ираку…
– Как эта женщина, Симин? Выживет? – присел Лахути на подоконник.
– Думаю, да, – ответила Джин, вернувшись к изучению рентгеновских снимков позвоночника доставленного в больницу пилота. – Токсического шока и большой кровопотери мы успешно избежали, так что организм Симин постепенно восстанавливается и уже сам начинает работать на выздоровление. Конечно, без повторной операции не обойтись, но теперь, когда рядом с ней Хафиз, у Симин появилось желание жить, и, я уверена, она перенесет операцию нормально. А потом непременно пойдет на поправку. Что ж, – она отложила последний снимок, – вот и еще одно из чудес Аллаха: парню даже операция не потребуется. Очень легко отделался: никаких признаков сдавливания костными структурами спинного мозга или нервных корешков я у него не наблюдаю. Значит, удастся ограничиться консервативным лечением – корсетом. Дело, конечно, долгое, растянется недель на двенадцать, а то и четырнадцать, но это, я полагаю, для него не смертельно. – Джин повернулась к лежавшему на койке у стены пилоту и повысила голос: – Завтра отправим вас в Исфахан, в центральную городскую больницу. Там вы быстро подниметесь на ноги.
– Я уверен, что это моя мать вымолила мне жизнь у Аллаха, – отозвался летчик, молодой человек лет двадцати пяти с пышной черной шевелюрой и широкими густыми бровями. – Она постоянно молилась за меня…
– Мы сообщим ей адрес больницы, и она обязательно навестит вас, – пообещала Джин. Повернулась к сестре: – Марьям, обезболивающее ему – каждые четыре часа. И – полный покой! Любое резкое движение может привести к расщеплению деформированной части позвоночника на осколки, которые, в свою очередь, могут задеть спинной мозг.
– Поняла, госпожа. Всё исполню.
– Пациент, вы слышали мои слова? – строго посмотрела на летчика Джин.
– Да, ханум.
– Слушайтесь сестру беспрекословно.
– Хорошо, ханум.
Джин направилась к двери, капитан пошел за ней.
– Я привез тебе поесть, – сказал он, когда они вышли из палаты. – Бараньи отбивные с сардинами и жареные помидоры. Всё в упаковке, еще теплое. И апельсиновый щербет на сладкое.
– Спасибо, я и впрямь страшно проголодалась, – призналась Джин, улыбнувшись. – Но у меня на очереди еще старик с ушибом головного мозга. Рентгеноскопия показала, правда, что кровотечения в полость черепа нет, однако хочу проверить его еще и на томографе. Гематома у старика довольно обширная, давит на сосуды, и это меня беспокоит. Если срочно не сделать дренаж, может развиться мозговая ишемия…
– Но поесть ведь тоже надо, – мягко перебил её Лахути, удерживая за руку. – К тому же это не займет много времени.
– Ладно, уговорил.
* * *
Свет луны неровным белым прямоугольником скользил по грязному каменному полу просторного помещения, служившего еще недавно палатой. Излучавшая дневной свет блеклая лампа освещала только малую часть комнаты. Высвободив свою руку из руки Шахриара, Джин подошла к одному из трех больших окон с выбитыми стеклами. Черный мрак уже плотно окутал склоны, и белесым лунным светом освещались только их голые скорбные верхушки. Слышался протяжно тоскливый вой шакалов. С гор в окно дул сырой промозглый ветер, принося с собой сладковатый запах тления.
– Вообще-то трупный запах не очень способствует аппетиту, – негромко произнесла Джин, – но сейчас он почему-то не имеет для меня никакого значения.
– Ты не ответила мне, – Лахути подошел, встал за её спиной. – Я говорю правду: моя жена согласна, чтобы я взял временную жену. А ты вдова, сама говорила. И я хочу быть с тобой. И хочу действовать по закону. Чтобы всё было, как положено: регистрация у муллы, выкуп…
– А в качестве выкупа – десять диких газелей, как водится? – слабо улыбнулась она. – И кому ты их, интересно, отправишь? Моей семье в Ирак? Не думаю, что им там сейчас найдут применение.
Разогретая докрасна спираль радиатора мерцала красными огоньками, чуть заметно подрагивая. Лахути положил руку на плечо Джин. Она вздрогнула.
– Здесь никого нет, – он сдернул платок с её головы. Деревянная спица, удерживавшая длинную косу, выскочила, и волосы рассыпались по плечам. – Никого, кроме мертвых за окном, – наклонился, поцеловал Джин в шею. – Но они вряд ли нас осудят. Им уже не до нас… – Джин вытянула из волос вторую заколку. Строгими правилами шариата женщинам запрещались прически в виде конских хвостов, потому она вынуждена была отказаться от привычки связывать волосы узлом на затылке, как это делали её мать и бабушка. – Раз ты вдова, – продолжил Лахути через мгновение, – то выкуп положен тебе самой, а не твоей семье. А может, ты сомневаешься во мне? – он развернул её лицом к себе. – Я заплачу, сколько скажешь. Офицеры революционной стражи не страдают безденежьем.
– Думаю, за меня вообще платить не надо, – пожала плечами Джин. – Я ведь хоть и родилась в исламской стране, но долго жила во Франции. И приняла христианство, поскольку мой муж был христианином. – Вздохнула. – Он умер от лимфомы, и я не смогла его спасти, как ни старалась. Эта зараза съедала весь кислород у него внутри, и все последние дни он задыхался, ему не хватало воздуха. Лекарства не помогали, небольшое облегчение приносила лишь кислородная маска. Смотреть на его мучения было невыносимо… – Помолчала, опустив голову. – Насколько мне известно, брак в Иране возможен только между представителями одной религии, а я теперь иноверка. Во всяком случае формально. Поскольку и сама не знаю, кто я. И Аллах, и Христос для меня теперь равны.
– Ты не совсем права, я всё узнал. На временный брак подобные ограничения не распространяются. Его можно заключить хоть на сто лет. Но даже и постоянный, если я сумею добиться развода, не препятствует совместной жизни христианки и мусульманина. Только заключить его надо, например, в Ираке. Он всё равно будет считаться здесь действительным. Так что это не должно тебя смущать. Моя жена прекрасно понимает, что наши былые чувства друг к другу давно угасли, переросли в общий долг по воспитанию детей. Поэтому не претендует ни на что, кроме материального обеспечения, а у меня с ним проблем нет. Когда мы с тобой станем жить вместе на законных основаниях, жена не будет возражать. Даже полиции нравов не к чему будет придраться. Ислам вообще, как ты знаешь, не враждебен христианству, христианские общины охраняются у нас законом.
– Я должна подумать, – отвернулась Джин к окну.
– О чем? – снова развернул её к себе Лахути. – Ты не любишь меня? Поверь, я всё обдумал, это единственная возможность соединить наши судьбы. Если я преступлю закон, то навлеку беду на всю свою семью. И не смогу жить с тобой свободно. Так, как хочу. Но и без тебя я уже не могу…
– Простите меня, госпожа, – в комнату заглянула Марьям, и Джин резко накинула платок на голову, – но я уже поставила старику вентрикулярный катетер. Нужно приступать к дренированию.
– Хорошо, сейчас приду, – кивнула Джин. – Внутричерепное давление измерила?
– Да, госпожа. Оно постоянно растет.
– Возвращайся к больному и приготовь тромболитический раствор для инфузии. Нам надо избежать нежелательных осложнений.
– Слушаюсь, госпожа.
Как только дверь за сестрой закрылась, Джин сдернула платок, быстро заплела волосы в косу и скрепила их на затылке заколками. Бросила взгляд на Лахути.
– Договорим позже. Извини. Обещаю сообщить о своем решении в самое ближайшее время.
– Хорошо. Я буду ждать, – он отступил на шаг.
Снова накрыв голову платком, Джин быстро направилась к двери. Она чувствовала, что Лахути смотрит ей вслед, но оборачиваться не стала. Не хотела, чтобы он прочел в её глазах чувства, переполнявшие сейчас сердце.
* * *
Экран компьютера мигнул, послышалось характерное короткое пощелкивание, и через секунду на экране высветилась информация о доставленном сообщении. Джин навела курсор на значок почты, нажала клавишу мыши, и сообщение открылось, показав улыбающиеся мордашки двух стоявших у кромки футбольного поля арабских подростков. Это были сыновья иракца Ахмета Байяна. Он служил офицером полиции в Эль-Куте, и по легенде Джин являлась его дальней родственницей.
Перевод Джин на работу в Иран произошел спонтанно и неожиданно. Впрочем, Дэвид Уитенборн, её куратор в разведывательном управлении, сказал тогда: «Такие удачные неожиданности случаются в нашем деле нечасто». Внедрение агента на территорию Ирана, где США не имели своих дипломатических миссий и где отсутствовали другие ассоциированные структуры, обычно помогавшие в подобной деятельности, было делом непростым. Тем более под бдительным оком так называемого «Министерства информации», под безобидным на первый взгляд названием которого скрывалась мощная иранская разведывательная служба, пришедшая после революции на смену шахской разведке САВАК. Её организовал один из бывших высших офицеров САВАКа, генерал Хосейн Фардуст, смещенный позже со своего поста по подозрению в связях с КГБ. Однако, опираясь на старые кадры и связи, Фардуст успел создать структуру для нового руководства Ирана, и та очень скоро приобрела могучие рычаги воздействия на многие процессы, происходившие как на Ближнем Востоке, так и в других частях света. В частности, оказывала влияние на арабо-израильский и боснийский конфликты, фактически руководила исламским движением в Алжире, расширила присутствие иранцев в Ливане и Пакистане, закрепилась в Германии, Таджикистане, Армении и странах Латинской Америки. Кроме того, установила контроль не только над международными исламистскими организациями, но и над многими леворадикальными группировками типа НФОП («Народный фронт освобождения Палестины») и греческой группы «17 ноября».