Надо удивляться, что в совете у Государя, когда обсуждался вопрос окончательно относительно посылки эскадры, не нашлось ни у кого гражданского мужества прямо сказать, что посылать не следует. Уповаем на Бога, что с его помощью как-нибудь да доберемся до Востока. Стоим здесь второй день, наши пароходы с углем стоят бок о бок, а грузить не разрешает испанское правительство, идут переговоры. Все что буду тебе писать про плавание, никому не рассказывай, это должно быть в тайне.
Сегодня посылаю в штаб отряда экипажа доверенность на твое имя на получение моего добавочного содержания за долговременное командование судами[34]. Эти деньги тоже присоединяй к моему жалованью для покупки рент.
Что делается в действующей армии – ничего не знаем, поправились ли, наконец, дела.
В наш приход на Восток я не верю, и думается мне, что благодаря противодействию всех держав мы где-нибудь застрянем до конца войны.
Всего хорошего.
Крепко всех целую.
Любящий тебя брат Николай.
[P.S.] Доверенность прилагаю к этому письму.
Наконец пришло разрешение грузить уголь, разрешили взять угля всего по 400 т., а нам нужно по 900 т., но мы берем полностью.
17 октября 1904. Виго
Дорогая Соня, письмо твое подучил вчера; приятно было убедиться, что письма до нас будут доходить, где бы мы ни были.
Пока стоим здесь в ожидании улажения инцидента, бывшего в Немецком море[35].
Все наши командиры уверяют, что видели миноносцы, шедшие на нас в атаку, хотя ни я, ни один из моих офицеров не видели [миноносцев], а, напротив, заметив, что стреляют по рыбацким пароходам, я приказал, у себя на «Орле» прекратить пальбу. Мой корабль идет в колонне концевым, а потому может быть, от него и не было видно миноносцев.
Случай, конечно, прискорбный, но из 2-х зол лучше было открыть пальбу, чем рисковать быть взорванным и потерять сразу более 800 человек и корабль. Из рыбаков, судя по английским газетам, убито 2 и ранено 30[36]. Все это неизбежность войны. Когда-то она окончится, какая масса людей уже погублена.
Буду писать тебе при первой же возможности.
Что касается до меня, то я чувствую себя поряд[оч]но, временами бывает упадок сил, а потом опять ничего. Бог даст, дотяну до конца и вернусь домой благополучно.
Всего хорошего. Тебя, Колю и Сонюшку крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
[P.S.] Если будут какие интересные сведения с войны, сообщай и, если можно, посылай вырезки из газет.
22-го окт[ября] 1904. Танжер
Дорогая Соня, вчера мы пришли в Танжер, это в Гибралтарском проливе. Погрузили уголь и, кажется, сегодня двигаемся дальше.
Пока погода нам очень благоприятствовала, дай то Бог, чтобы и дальнейшее плавание было при таких же обстоятельствах.
Немного тяжело, что нельзя съезжать на берег, хотя немного побродить по земле; я уже и не запомню, когда был последний раз на берегу. В Виго я получил от Н.Г. Бланка очень милое письмо, он узнал из газет, что я назначен на «Орел» и прислал мне горячие, добрые пожелания. Не имею никаких сведений, что делается у Куропаткина, поправились ли его дела. Чем окончится эта несчастная война – одному Богу известно. Буду счастлив, когда можно будет вернуться домой, а затем выйти в отставку; тяжело все время плавать, с годами в особенности это чувствуется. Адмиральство меня не прельщает, я не честолюбив. При нашей же русской всегдашней безалаберности, проявляемой во всем, служить очень и очень тяжело. Теперь единственно молю Бога, чтобы он дал благополучно завершить это плавание.
Всего хорошего, дорогая Соня. Тебя, Колю и Сонюшку крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
[P.S.] Напиши тетушке, что ее письмо получил. В следующий раз будет время – ей напишу.
24 октября 1904
Дорогая Соня, сейчас получил твое письмо; не горюй, Бог даст весь наш поход окончится благополучно, во что я глубоко верю.
Время летит быстро, и не заметим, как окончится война, и я вернусь домой, а там я твердо решил, дослужив до 35-ти лет службы, выйти в отставку и успокоиться. Пенсии и то, что я скопил за службу, с меня хватит с избытком. Путь нам предстоит очень большой, и еще не очень скоро мы дойдем до нашей цели. При первой возможности буду писать.
В Либаву ты напрасно бы приехала, так как мне ни разу не удалось съехать на берег.
Всего хорошего, дорогая Соня.
Всех Вас крепко целую.
Любящий тебя брат Ник[олай].
[P.S.] Посылаю это письмо с пароходом, который доставил нам уголь в Белый Б… [обрыв текста]
30 окт[ября] 1904. Дакар (Африка, у Зеленого Мыса)
Дорогая Соня, сегодня пришли в Дакар; благодарение Богу, пока погода очень благоприятствует, дай Бог, чтобы и дальше было так же. Но все-таки переходы очень тяжелы – с мостика не сходишь весь переход и последние дни уже не чувствуешь ног под собой. Да, виновник войны много взял греха на душу, не так-то она оказалась для нас легка, как, может быть, казалась.
Здесь постоим четыре дня и затем дальше.
Пока здоров, только бы выдержали нервы до конца.
Тебя и Сонюшу крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
14-го ноября 1904
Дорогая Соня, пока плавание наше идет очень благополучно, дошли уже до экватора и за все время не имели ни разу хотя мало-мальски свежей погоды: дай Бог, чтобы и дальше было так же. Вчера мы подошли к реке Габун в Сенегамбии и стоим в открытом океане для погрузки угля. Заходим все в глухие места, где нельзя получить хоть какие-нибудь известия о России; находимся в полнейшей неизвестности, что делается у нас и как идут дела в Манджурии. Неужели до сих пор не поправились.
Раньше, чем обогнем Африку, писем не получим, но зато там нас ждет все, что посылалось нам с выхода из Виго. Да, тяжелое наше плавание, как буду счастлив, когда оно окончится и когда можно будет вернуться в Россию; только, наверное, это еще не скоро случится, все, конечно, зависит от того, какой оборот примет война к нашему подходу к театру военных действий. Завтра утром посылаем почту в Россию.
Всего хорошего, дорогая Соня.
Тебя, Колю и Сонюшу крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
Ангра-Пекена. 2 дек[абря]
Дорогая Соня, пользуюсь случаем, что можно отправлять отсюда письмо, пишу несколько строк. Во-первых, здоров, во-вторых, плавание тяжелое и каторжное, что я, соответственно, предвидел раньше.
Ходим по таким трущобам, где человеческой души не было. Отсюда пойдем, чтобы уже обогнуть Африку, идем на Мадагаскар, где надеемся получить почту.
Целую всех вас.
Любящий тебя брат Николай.
Мадагаскар. 16 дек[абря] 1904
Дорогая Соня, сегодня утром мы пришли на Мадагаскар; думал получить здесь почту, но оказалось, что ничего не получили. Встали в такой опять трущобе, где нет телеграфа, и почта приходит один раз в месяц, и теперь вот уже два месяца, как без всяких известий; так и плывем, отрезанные от мира.
Обогнули Африку довольно благополучно, хотя все-таки в шторм попали у мыса Доброй Надежды.
Сколько здесь простоим – ничего не известно, а затем предстоит очень большой переход – [надо будет] перевалить через весь Индейский Океан. Чем окончится наше мытарство – одному Богу известно; просто даже не верится, что наступит когда-нибудь конец войны. Если удастся со временем благополучно вернуться домой, никогда не забуду этого похода. Мне в особенности досталось тяжело, только что вернулся из заграницы, сделав последний переход почти без отдыха в 50 дней, как назначили на «Орел», на эту каторжную постройку, а затем без передышки – в это плавание. Единственно уповаю на Бога, что все окончится благополучно. Временами чувствую себя ничего, временами нервы дают себя знать; но, в общем, здоров.
Всего хорошего, дорогая Соня.
Целую вас всех.
Любящий тебя брат Николай.
28 дек[абря] 1904. Мадагаскар. Нози-Бе[37]
Дорогая Соня, вот мы добрались, наконец, до Мадагаскара, где соединились с остальными нашими судами, прошедшими Суэцким каналом. Рассчитывали получить здесь почту, но пока не получили; последнее письмо, полученное мной от тебя было в Виго, с тех пор ничего нигде не получил. Шли все время по таким трущобам Африки, что трудно было и ожидать, что придет почта. Что с нами будет дальше – пока ничего неизвестно. Мое личное мнение, что как было безумно отправлять нашу сравнительно слабую силу из Кронштадта, так и теперь безумно посылать дальше, когда весь наш флот на Востоке уничтожен, и мы ничего сделать не можем с нашими старыми судами, которые взяты для счета, за исключением пяти новых броненосцев. Этого слишком мало, чтобы иметь перевес над Японцами и их отразить. Вот к чему привела вся наша гнилая система, флота нет, армия тоже ничего не может сделать. Чем окончится вся эта кровавая драма трудно даже предвидеть. Молю Бога, чтобы это скорее окончилось, хотя на благоприятный исход войны для России трудно рассчитывать; теперь уже поздно, надо было до войны иметь силу, тогда бы Япония не решилась начать с нами войну.
Про наше плавание скажу, что оно было очень тяжелое, хотя погода очень благоприятствовала. Нервы понемногу начинают раздергиваться и чувствую, что уже устал, нужен отдых, а его, кажется, никогда не дождешься.
Всего хорошего, дорогая Соня, всех вас крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
2-го янв[аря] 1904. Мадагаскар. Нози-Бе[38]
Дорогая Соня, так мы и не дождались почты, на которую так рассчитывали. Дали на адрес на Одессу – Гинсбургу, но оказалось, что через него мы получили только в Виго, а затем нигде ничего. Некоторые дали адрес через Главный морской штаб, и эти письма дошли, точно так же и я получил от Коли письмо от 6-го ноября, адресованное через Штаб. Пока стоим здесь и, кажется, скоро тронемся дальше к Зондскому проливу, где, судя по газетам, нас поджидают японцы.
Чем окончится вся наша эпопея трудно даже предсказать, так как от Зондского Архипелага до Владивостока путь остается еще не маленький, а японцы будут тревожить все время.
Вот действительно будет истинное счастье для бедной России, когда закончится эта война, так бессмысленно начатая, благодаря слабоумию и недальновидной политике. Как было больно и жалко смотреть и слушать нашего принципала, провожавшего нас в Ревеле, и говорившего, что мы идем сломить упорство врага и отомстить за «Варяга» и «Корейца». Сколько в этих словах и детского, и наивного, и какое глубокое недопонимание серьезности положения России. Какой тут может быть разговор об отмщении, когда надо выпутываться России из ее ужасного положения, видимо им совершенно не сознаваемого, я не верю в благоприятный исход войны, уж слишком мы были неподготовлены, да никогда и не готовились как в армии, так и во флоте, все всегда рассчитывалось на небось, на авось, да как-нибудь. Уж если турок мы еле одолели в 78 году, так с японцами потруднее. Россия выйдет из этой войны и разоренной и потерявшей несметное количество жизней. Ты себе представить не можешь, какя мечтаю, по окончании войны, если благополучно вернусь, выйти в отставку, не дожидаясь даже полной пенсии, до которой еще осталось мне три с небольшим года. А вернусь ли – одному Богу известно, его одного святая воля. Про наше плавание скажу, что пока все шло благополучно и сделали такой огромный переход кругом Африки без всяких приключений и получая все – уголь, провизию и разные материалы со своих транспортов. В-общем, плавание очень тяжелое и не дай Бог никому.
[Подпись отсутствует]
5-го января 1905. Мадагаскар. Нози-Бе
Дорогая Соня, Наконец мы получили сегодня так давно ожидаемую почту, от тебя получил семь писем, от Всеволода два, от Коли два, от тетушки два и одно от Н.Ю. Старынковича. Ты себе представить не можешь, как было приятно получить такое количество писем после почти трехмесячного нахождения без всяких известий. Пока все стоим еще здесь. Когда тронемся дальше – неизвестно, но думаю, что скоро. Жара здесь невозможная и приятно будет выйти в океан, все посвежее будет, что же касается до встречи с японцами, то все равно рано или поздно встретиться должны, этого не избегнешь. Судя по газетам, война затянется надолго, хотя, по моему мнению, благоприятного исхода ждать трудно. Сколько мы ни прибавляй войска, Япония в это время успеет раньше нас сосредоточить большую армию, благодаря близости расстояния. Что же касается до флота, то, как я писал и раньше, решающего значения мы иметь не можем, так как наша эскадра слабее, да и подойдет к театру военных действий, порядком поиздерганной большими переходами. Хотя, кто знает, может быть, счастье повернется в нашу сторону и, может быть, одолеем япошек. Наш бывший японский морской агент Иван Иван[ович] Номота[39], которого ты видела у меня на «Славянке», теперь командует крейсером и сражается против нас, вот было бы недурно этого шельмеца забрать в плен.
Да, а все-таки какое это будет счастье, когда все это окончится. Еще никогда Россия не переживала такого несчастья, и [все] только благодаря слабоумию и уж очень недальновидной политике, уж про нашу дипломатию не говоря, она всегда была ниже всякой критики и только при Александре III была на высоте, так как он сам лично вел ее. Будь он жив, можно с уверенностью сказать, что этой войны не было бы и [ли], во всяком случае, он ее предупредил бы. Ведь и мир проповедовать надо умеючи[40], а то вместо всеобщего мира вышла резня такая, какой еще не бывало.
Пока, до следующего письма.
Всех Вас крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
14-го янв[аря] 1905. Мадагаскар. Носси-Бе
Дорогая Соня, послезавтра уже месяц, как мы пришли на Мадагаскар, а когда тронемся дальше пока неизвестно. Стоим вне телеграфного сообщения и ничего не знаем, что творится в России и в Манчжурии; один раз получили письма и этим все ограничилось.
Видимо, война затянется надолго, а я, грешным делом, все-таки не верю в благоприятный исход; поздно взялись за ум, японцы слишком далеко зашли и вышибать их назад нелегкое дело. Наша слабая эскадра делу не поможет, преобладание на море все-таки останется за Японией, и она беспрепятственно будет подвозить войска и боевые запасы. У нас думают, что мы придем во Владивосток, и затем, соединившись с Владивостокскими крейсерами, пойдем громить японцев, но это не так; нам еще до Владивостока придется выдержать не один бой; после первого же сражения, вдали от своего порта поврежденным судам и уйти будет некуда починиться, а пополнять запасы угля – это нешуточное дело. Пока мы беспрепятственно грузим в нейтральных портах, а ведь там негде будет, погрузка же в море – это один миф, об этом могут мечтать только люди, не видавшие моря и не знающие, какое количество угля пожирает каждый броненосец. Такой броненосец, как «Орел», сжигает в день на ходу до восьми тысяч пудов[41], легко сказать, и я думаю, что нам благополучно до Владивостока не добраться. А боевые запасы, если мы их расстреляем, нам неоткуда их пополнить и мы останемся с одними кулаками. Нет, всегда скажу, что посылка нашей эскадры – необдуманная вещь и все рассчитано на авось. Дай Бог, конечно, чтобы удалась наша экспедиция, но плохо верится в благоприятное окончания. Как обо всем этом подумаешь, тяжело становится на душе. Интересно знать, что думают там у нас, наверху. Не находятся ли в блаженном неведении, полагая, что все обстоит благополучно. Посылка нашей эскадры мне напоминает испанскую армию, которая была рассеяна и испанскую эскадру адмирала Камар в последнюю испано-америк[анскую] войну, которая тоже рассеялась и дальше Порт-Саида не ушла[42]. Да, грустно, очень грустно. Напиши, получила ли переведенные деньги на Credit Lyonnais[43] и посланные денежным письмом 175 руб.
Любящий тебя брат Николай.
5 февраля 1905. Мадагаскар
Дорогая Соня, вот уже скоро два месяца, как мы стоим на Мадагаскаре и когда тронемся дальше – ничего неизвестно. Должно быть, будем ждать подкрепления. Жара здесь теперь просто нестерпимая и положение ужасное, ввиду неизвестности о дальнейшей нашей судьбе. Спрашивается, чего же думали раньше, когда ясно было, что наша эскадра слабее по сравнению с Японской и в таком составе решающего значения на море иметь не может. Да, какое будет счастье, когда эта несчастная война наконец окончится и победой для России.
Письма получаем здесь очень редко, а телеграфных известий никаких, так как тут телеграфа нет.
Здоровье мое в удовлетворительном состоянии, хотя одно время заболел инфлуэнцией и пролежал четыре дня, но теперь поправился совсем.
Тебя и Сонюшу крепко целую.
Любящий тебя брат Николай.
18 февраля 1905. Мадагаскар. Носси-Бе
Дорогая Соня, вот уже пошел третий месяц, как мы стоим здесь в полной неизвестности, когда тронемся дальше. Жара нестерпимая и не скажу, чтобы настроение у всех было веселое, хотя в реляциях и телеграммах обыкновенно в таких случаях пишут: «Дух войска превосходный». А по-моему, начинается полное нравственное разложение эскадры; команды не съезжают на берег уже полгода, при постоянных погрузках угля все обносились и оборвались, ходят без сапог, так как их уже давно нет и ропот команд [звучит] на всех кораблях. Масса нарушений дисциплины, и что ни корабль, то судебные дела.