Разлили по второй. Дрюков спрашивал о дочери, пишет ли, как живет с мужем, какие на прииске заработки? Бабка охотно отвечала, а вот Варвара была напряжена, как и Жорик. И слегка расслабилась, когда Дрюков позвал Жорика покурить:
– Я вашего гостя заберу минут на пять, поговорить надо. Пошли, Жорик, покурим на свежем воздухе.
Вышли на крыльцо, Дрюков достал пачку «Беломора»:
– Кури.
И давая Жорику прикурить, спросил:
– Зачем старика Слепцова убил? Проще было уйти.
– Никого убивать я не собирался. Слепцов обычно возле среднего склада топтался. Хотели его слегка оглоушить, забрать кое-какой товар, затырить его на время, пока буча утихнет. Я через забор глянул – никого. А он, старый хрен, в засаде сидел. Что было делать? Опять на нары?
– А потом зачем стрелял? Убил Хмурого.
Жорик потянулся к голенищу, но Дрюков предупредил:
– А вот этого не надо делать. Хочешь, чтоб я тебе шею свернул? Забыл, с кем имеешь дело?
– Да я так, гражданин начальник. Нога зачесалась.
– С тобой культурно разговаривают, а ты ногу собрался чесать. Нехорошо, Жорик.
– Виноват, гражданин начальник.
– Так зачем стрелял?
– Да кто же знал, что они второго сторожа поставили? Николай меня увидел, вот и хотел свидетеля убрать. А он, бугай, Хмурым прикрылся. Ну а с ножом против него, что против трактора, хоть и однорукий.
– Что собирался делать? Куда бежать?
– Еще не решил, вот думал, где деньжатами разжиться. Без них хода нет.
– Тебе бы еще документы хорошие, на какого-нибудь Успенского Илью Спиридоновича.
– Где же я их возьму? И почему на Успенского?
– Да он умер на днях.
– Что-то ты темнишь, гражданин начальник. А что, понять не могу. Жалко, водку не допили.
– Успеешь, вечер длинный.
– Не томи, гражданин начальник, девку. И так вся промежность мокра.
– Да вот думаю доверить тебе одну работенку, да боюсь, подведешь.
– Я? Никогда! Век воли не видать.
– Работенка непростая.
– Понятно. Что взамен?
– Свобода и хорошие документы. Иди на все четыре стороны, и больше сюда ни ногой.
– Не дурак. Зачем мне в петлю лезть?
– Знаешь на лесоучастке Марту Франц?
– Хромоножка? Кто ее не знает. Лизка все уши прожужжала. Ах, какая любовь! Дура. А ты что, гражданин начальник, к Ганьке приревновал? Девка-то обыкновенная, с твоей не сравнить, нет в Марте этого…
– Шарма?
– Не знаю, что это такое. Бабьего нет, – Жорик раскинул руки возле бедер. – Ее, что ли, завалить?
– Ее. Вернешься, пошлешь ко мне Варвару. Получишь документы и дуй, куда хочешь. Но если обманешь – пожалеешь.
– Слово вора, гражданин начальник. Ты не обмани.
– Забываешься, Жорик.
– Извиняйте, гражданин начальник.
– Выдвигайся этой ночью. Смотри, раньше времени в селе не засветись.
– Ученого учить – только портить. Я у Лизки, как у черта за пазухой.
– Ладно, можешь идти допивать.
Дрюков никогда бы не стал так рисковать, если бы не знал, что ходит в начальниках милиции последние денечки. Сначала хотел заказать Алексеева, но передумал. Лучше Марту, пусть Алексеев помучается, пострадает. А убить его – он ничего и понять не сможет.
Как только Ножигов определился с человеком Дрюкова, так сразу переговорил с бригадиром Бердниковым:
– Егор Васильевич, могу сказать только тебе. Есть подозрение, что Марту Франц хотят убить.
– Да кому это надо, девку губить? Скажешь тоже, – не поверил Бердников.
– Да есть один. Только утверждать не могу, и доказательств нет, но сделает это, опять же только предположение – Жорик.
– Этот может.
– Ты намекни, кому доверяешь. Пусть присмотрят за Мартой. А откуда узнал, ни слова.
– Само собой. Скажу Гарейсу, он у немцев был вроде изгоя, я боялся, как бы с собой не покончил. Еще можно Ивану Шмидту и Эрику Морбе. Мужики серьезные, да и силенка есть.
– Я думаю, завтра-послезавтра надо ждать.
– Понятно. Спасибо за Марту. А я, признаться, такое про тебя думал.
– Правильно думал. Алексееву про Марту ни слова, не надо лишнего шума. И еще, убийцу надо бы задержать как бы случайно.
Бердников согласно кивнул:
– Мы тебя не подставим. Будь спокоен.
* * *
Марте дали срок, и немцы отвернулись от Гарейса, никто с ним не разговаривал, все вели себя так, словно его не было вообще. И Гарейс, понимая, что ничего нельзя изменить, исправить, решил – он недостоин жить на свете. Надо только выбрать момент, сделать так, чтоб никто не помешал. И во время работы на лесоделяне незаметно отошел в сторону и углубился в чащу, заранее прихватив веревку. Но, оказывается, был человек, который следил за ним – бригадир Бердников. Подошел, поглядел, как Гарейс прилаживает на сук веревку, и спросил:
– Помочь?
– Да я… Все равно жить не буду!
– А башкой своей подумал, что потом будет?
– Ничего не будет. Что может быть после смерти?
– А надо было подумать. Ведь если повесишься, так виноватым и уйдешь из жизни. Так подлецом тебя и запомнят. Умереть легко. А ты живи и докажи, что просто споткнулся, а не упал, что ты человек. Конечно, трудно быть изгоем. А Марте сейчас легче? Да и когда вернется, разве в покое ее оставят. Вот, может, тогда ей твоя помощь и понадобится. А с мужиками я поговорю, негоже человека со свету сживать.
И, видимо, поговорил. В последнее время Гарейс обедал в стороне от всех, и в этот раз направился было в сторону от костра, но окликнул Морбе:
– Андрей, присоединяйся к нам.
Не сразу Гарейс подошел к ним, и не потому что показывал гонор – ждал, когда высохнут внезапно выступившие слезы.
Когда Марта, наконец-то, вернулась, Гарейс все пытался остаться с ней наедине. Однажды это удалось, и, бухнувшись перед ней на колени, он схватил ее за руку и взмолился:
– Марта! Прости меня, пожалуйста! Я сделал это, потому что любил тебя, не мог без тебя жить и думал, то есть мне так подсказали, если ты отсидишься в тюрьме, то он от тебя откажется… Ты понимаешь, о ком я говорю?
– И твой план, кажется, удался, – усмехнулась Марта, не пытаясь вырвать руку.
– Это не мой план, а коменданта… а я просто из ревности потерял голову, и ему удалось одурачить меня. Он просто воспользовался мной. А я не хотел тебе зла. Прости, Марта!
– А я на тебя и не злюсь. Благодаря твоему плану все встало на место. Это я должна упасть перед тобой на колени.
– Я не понимаю.
– И не надо.
– Ты прощаешь меня?
– Я же сказала – прощаю.
Гарейс, все так же держа Марту за руку, сказал:
– Марта, я так сильно любил тебя! Мне так хотелось, чтоб ты стала моей женой!
– А теперь расхотелось?