– Дружище, может быть, у тебя…Как там у писателей это называется, творческий кризис?
– Если бы…
– Слушай, а ты не думал о том, чтобы сменить занятие. Может, это не твое?
– Я должен закончить эту книгу. И я это сделаю, – с уверенностью сказал Уолт и добавил. – Но как я пока сам не знаю.
– Может, скинуть ее с крыши как-нибудь красиво в твоей книге? И будет яркий запоминающийся конец, – Питер не смог удержаться от шуток, за что был одарен презрительным взглядом.
– Спасибо, но я думаю, она сама решит, прыгать ей или нет, – Уолт ответил другу шуткой в его же духе.
Так они закончили разговор и вспомнили, что хотели сыграть пару раз в бильярд, но Питер передумал. Он предложил пить пиво и щелкать каналы спутниковой антенны: ночной образ жизни не давал ему приблизиться к телевизору ближе, чем на два шага. И это был его шанс. Уолт не стал возражать, и они вернулись в гостиную.
В комнате был беспорядок, собственно такой, какой и должен быть в квартире двоих холостяков. Вещей, принадлежавших Питеру, было немного – так редко он бывал дома, а когда появлялся, то скорее напоминал гостя, нежели хозяина. Зато кругом были разбросаны вещи, говорившие о том, что здесь живет кто-то, кто очень любит книги. В домашней библиотеке Уолта их было столько, что впору было открыть книжную лавку. Но что касается молодого писателя, то сам он чужие творения читать не любил: немного находилось романов, которые действительно могли его впечатлить.
Книги были повсюду: на стеллажах, в шкафах в гостиной, в кабинете, на чердаке. Ими был завален и журнальный столик. Ничто, по мнению Уолта, не могло придать уюта дому так, как они. Годами на полках скапливалась пыль, страницы бумажных романов желтели, но с каждым разом книг становилось все больше. Среди всего множества произведений можно было найти сочинения и классиков, и современников. Одни и те же издания порой встречались несколько раз, но в разном переплете. А авторов многих книг Уолт даже и не знал. Иногда он сам удивлялся, что в его огромной коллекции находились произведения неизвестных ему писателей. Во всем остальном их квартира напоминала сотни других ничем не приметных квартир: те же стены, та же мебель, семейные фото на тех полках, которых не касались книги…
Друзья не могли поделить пульт управления, и потому переключали канал за каналом в поисках чего-то, что понравилось бы обоим. Но слишком уж разными были их интересы… Потягивая пиво, Питер остановился на рекламе, в которой силиконовые красотки расхваливали на непонятном ему языке гель для увеличения груди. Уолт смотрел на друга и пытался угадать, что у него стекает по подбородку: пена от пива или слюна от вида той искусственной блондинки, которая вот уже пятнадцать минут убеждает зрителей, что ее прелести натуральны. Отняв у друга пульт, Уолт случайно нажал на кнопку, попав на специальный выпуск новостей. Взволнованный диктор говорил что-то по-французски, а на экране мелькали странные картинки.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил друга Питер.
– Я не силен во французском. Давай дальше, – посоветовал Уолт.
Питер нажимал на кнопки в поисках подходящего канала, но вместо изображения то и дело появлялся серый экран и шипели динамики, будто что-то случилось с антенной. Щелкнув по кнопке еще пару раз, он снова попал на франкоговорящего диктора, а затем нашел еще пару работающих каналов.
– Странно, – Уолт нарушил молчание. – Везде одно и то же показывают.
– Чертова антенна! – выругался Питер. – Каждый месяц платим деньги за то, чтобы из сотни каналов смотреть от силы пять и то на китайском и французском языке.
Наконец они наткнулись на местные новости. Из того, что друзья услышали в выпуске, они поняли мало, но даже это немногое действительно их напугало.
* * *
Дождь становился все сильнее. В небе сверкали молнии. От грома гудело в ушах. Но ей не было страшно. Своей судьбы она боялась куда больше, чем стихии.
Вокруг не было ничего. Только она и дождь. Ничто не могло ей помешать сделать то, что она давно задумала. Но она продолжала сомневаться. Прыгнуть или нет?.. Она не подозревала, что шагнуть будет настолько сложно.
Где-то вдалеке небо растворялось в розовых бликах осеннего заката. Она вспоминала, как любила осень и проливные дожди. В непогоду ее жизнь переставала казаться такой унылой, какой была на самом деле. Осенью все умирало. И каждый раз угасала и она, становясь по-настоящему счастливой.
– Может, ради того чтобы еще раз увидеть закат, и стоит жить. Если никто не забирает у меня право дышать, значит, еще не произошло что-то важное. Может, я не сделала все, что должна, – думала она. – Найти бы смысл…
* * *
Она пыталась найти смысл жизни, которую считала бессмысленной. Вспоминала, как прошли двадцать шесть лет…
– Эй, Уолт! – крикнул Питер.
– Ну что?
– Я уже десять минут с тобой разговариваю, а ты меня не слушаешь.
– Извини… Ушел в себя. Так о чем ты говорил?
– О новостях. Тебе не кажется это странным?
– Что именно?
– Как может быть такое, что все часы показывают разное время?
– Хм, – Уолт мыслями был где-то очень далеко. – Давай обсудим это позже. Извини, но, кажется, у меня появились кое-какие мысли. Так что я пойду.
– Ты о чем?
– О Кэтрин.
– Прости…
– Ко мне пришла муза. Проснулось вдохновение. Называй как хочешь. Я пошел к себе.
– Ты оставляешь меня одного?
– Нет. Как я могу так с тобой поступить? – Уолт переключил канал, где Бетани, так звали ведущую магазина на диване, уже перешла к рекламе гелей против целлюлита. – Вот она и составит тебе компанию!
– Ты смеешься? – не дожидаясь ответа, Питер вздохнул и добавил. – Не хотел, но, видимо, так придется тащиться в клуб и очаровывать там кого-нибудь.
– Я уверен, что это вынужденная необходимость…
Друзья пожали друг другу руки и попрощались. Уолт направился в кабинет, а Питер – прямиком к ночным приключениям.
Когда они увидятся снова – было не известно. Перед последней их встречей Питер отсутствовал дома почти четыре недели. Но Уолт никогда не спрашивал друга, почему тот не появлялся так долго, где он жил и чем занимался все это время. Ему было мало известно о приключениях друга, и он никогда о них не спрашивал, но с удовольствием слушал, если тот сам рассказывал сумасшедшие истории своей жизни.
Уолт был рад тому, что теперь тишины, которая ему была так необходима, будет достаточно. Впервые за последнее время в его голове закрутилось столько мыслей, что понадобилось бы немало времени и усилий, чтобы собрать их воедино.
Когда он зашел в кабинет, было около пяти часов ночи. Самое время для творческих свершений. Кабинет был небольшой, но уютный. Мебель из красного дерева, запах старых книг – все это способствовало рабочему настрою Уолта. Он сел за стол, устроился поудобнее, зажег настольную лампу и приступил к работе. Клавиатура защелкала с такой скоростью, что в тексте то и дело мелькали опечатки. Но Уолт исправлял ошибки так же быстро, как и допускал их.
Кэтрин пыталась найти смысл жизни, которую считала бессмысленной. Она вспоминала, как каждый вечер возвращалась домой после работы, которую ненавидела ничуть не меньше, чем саму себя. Она никогда не торопилась. Дома ее никто не ждал. Лишь серые стены, в которых она жила уже девять лет. Она вспоминала, как шла по безлюдным улицам. Как заглядывала в окна и подсматривала за незнакомыми людьми. Ежедневно она осознавала, что мир меняется, а вместе с ним меняются и люди. Не менялась лишь она, неизменной оставалась и ее жизнь. Так каждый вечер она открывала дверь своей небольшой квартирки. Проходила в гостиную. Садилась в кресло. Закрывала глаза. И слушала тишину. У нее всегда было тихо. Настолько, что иногда становилось страшно. И тишину эту нарушало лишь тиканье часов – единственное напоминание о том, что у дома есть хозяйка.
Кэтрин вспоминала, как наступало утро, и она снова, не спеша, шла на работу. Как наблюдала за прохожими и фантазировала… О том, что в этой толпе мимо нее, уже сотни раз проходит незнакомец, совершенно чужой человек, который может стать для нее самым близким. Она представляла, как он то и дело идет ей навстречу, но почему-то каждый раз они проходят мимо друг друга. Словно сама судьба отказывается их сводить. Кэтрин мечтала о том, что этот незнакомец ищет ее и не может найти. И каждый раз, когда они сталкиваются с ним, он думает о том же, что и она. А потом она с ужасом осознавала, что они никогда так и не узнают друг друга.
Вечером она возвращалась домой и вспоминала, как всего полчаса назад видела десятки людей в метро, совершенно непохожих друг на друга. Она смотрела на них и понимала, что у каждого своя судьба. Кто-то через несколько лет подарит жизнь гению. Кто-то эту жизнь отнимет. Кто-то выиграет. А кто-то проиграет победителю. Она понимала, что все эти люди незнакомы друг с другом, но жизни их взаимозависимы. И, возможно, незнакомцы, стоящие рядом друг с другом, совсем не подозревают о том, что судьбы их еще не раз пересекутся.
И она сравнивала. Сравнивала себя с другими. Вот кто-то спешит домой к любимой семье, а кто-то, как и она сама, возвращается туда, где никто его не ждет…
* * *
Всему приходит конец. Ничто не может быть вечным: не вечен человек, не вечен и мир, в котором он живет. Мироздание подобно консервной банке или термической упаковке имеет свой срок годности, но какой – не знает никто так же, как никто не знает «дату изготовления» нашего мира. Прогнозы пытается сделать всякий, кого забавляет эта тема. Гипотез о гибели человечества, пожалуй, столько же, сколько и мнений по поводу возникновения жизни на Земле. Главный вопрос, которым стоит задаться: «Уничтожит человек себя сам или просто обратит против себя высшие, более мощные силы?»
Сколько нам ещё осталось? Наши амбиции не позволяют нам представить, что завтра нас не будет, что уже и само завтра может не наступить. В поисках источника вечной молодости мы не задумываемся о том, что вечная жизнь и бессмертие могут нам никогда не пригодиться.
Мы настолько заняты своими повседневными заботами, насущными проблемами, что нам в голову не закрадывается мысль о том, что рано или поздно придет время отвечать за все. Наступит день, когда все, чего достигло человечество, исчезнет в одночасье. Тупик, из которого не будет выхода, – вот что ожидает нас, если мы будем жить, как жили раньше, не задумываясь о будущем, о грядущих переменах и последствиях, которые окажутся платой за все промахи и грехи человечества. Нам не удастся миновать кризиса, но если каждый задумается и сделает свой вклад, то мы сумеем отодвинуть сроки конца света на пару тысячелетий. Если же нет, то мы умрем, а вернее сказать, уничтожим сами себя или, по крайней мере, поспособствуем этому. И что же тогда от нас останется? Пыль, газ, пустота? История, которую мы творили своими руками и передавали из поколения в поколение, будет погребена вместе с нами. Полное забвение – вот что ожидает каждого человека и всю человеческую цивилизацию в целом. Нашу историю придадут вечности.
И, возможно, все начнется заново. Появится новое Солнце, новая Земля. Первые бактерии, простейшие, человекообразные обезьяны, неандерталец, гомо сапиенс. Снова эпоха динозавров, ледниковый период, первобытное общество, общинный строй. Древняя Греция и Египет, эпоха фараонов, античный мир, Ренессанс и Просвещение, время технологического подъема. Первая и Вторая мировая война, революция, промышленный переворот, новые Хиросима и Нагасаки, Чернобыль. Новый Колумб, Эйнштейн и Гагарин. Новый да Винчи, Моцарт и Бетховен. Новый Наполеон, Сталин и Гитлер.
Снова долгий и мучительный ход эволюции – подъем, расцвет, кризис и гибель человеческой цивилизации. Может быть, человечество проходит одни и те же фазы цикла и подобно тому, как исчезали Атлантида и Майя, один раз в несколько миллионов лет исчезает и все человечество. Может быть, мы даже не подозреваем, что оно из раза в раз проходит один и тот же путь и, совершая снова и снова одни и те же ошибки, приходит к концу света. Конечно, трудно представить себе, что до нас так же, как и мы, жили люди. Они так же развивались и совершенствовались, у них была своя история и гении. Они так же, как и мы, прожили две тысячи лет и застали технологическую эру, а затем прекратили свое существование, не оставив после себя ничего, никаких следов и подсказок. Звучит это почти фантастически, но, как и любая гипотеза, эта мысль имеет право на жизнь.
– Привет! – послышался знакомый голос.
Лео отложил книгу и повернулся в сторону гостьи.
– Привет, Марта. Не заметил, как ты вошла.
– Я тебя не отвлекаю? Ты, кажется, с кем-то разговаривал.
– Я читал.
– Я проходила мимо и решила заглянуть. Может, сходим куда-нибудь? В кино, например. Как ты на это смотришь?
– Нет, – Лео отказался, но, осознав, что был слишком резок, добавил. – Сегодня никуда не хочется. Много дел.
– Тогда, может, просто прогуляемся, поболтаем, – предложила девушка, уже не рассчитывая на положительный ответ.
Лео увидел ее растерянный взгляд и подумал, что отказывать будет некрасиво.
– Только если ненадолго. Мне сегодня нужно кое-что сделать, – сухо вымолвил он.
На лице девушки заискрилась неподдельная радость, какая бывает у ребенка, выпросившего новую игрушку. Лео очень редко удавалось вытащить из дома. Он не был домоседом, но его слишком увлекала философия и психология, и потому он предпочитал оставаться наедине с книгами, нежели с людьми. Находилось не так много друзей, которые разделяли его интересы. Марта как раз и была тем самым человеком, которому можно было доверить свои мысли. Однако она была скорее хорошим слушателем, нежели хорошим собеседником. Лео же иногда хотелось побывать в иной роли, но едва ли сокурсница могла его удивить своими знаниями. И сама понимая это, она предпочитала молчать.
Лео предупредил родителей, что не задержится, и направился к выходу вместе с Мартой. Было уже поздно. Улицы опустели. Звезды усыпали темное небо. Судя по их количеству, на нем не было ни облачка. Вечерняя прохлада напоминала о том, что уже наступила осень.
Они шли по аллее, вдыхая свежесть сентябрьского месяца, и молчали, пока не оказались в небольшом сквере. Усевшись на лавочки, они стали любоваться небом, которое тут казалось еще более красивым, чем где-либо еще.
* * *
Роза и Света уже третий час обсуждали предстоящую выставку. Они не могли определить, какие стены будут лучше сочетаться с картинами, над которыми Роза работала с момента окончания художественной школы. С подругой они тщательно выбирали место, где впервые будут выставлены двадцать лучших работ художницы. Она первые собиралась показать себя и свои произведения миру, и потому хотела, чтобы все прошло идеально.
Роза последовала совету своего преподавателя и решила проводить выставку в Санкт-Петербурге. Было очевидно, что Москва не так дружелюбна, как Северная Пальмира, и среди сотни молодых таких же талантливых, как и она сама, художников крайне высок риск затеряться. Роза давно мечтала заявить о себе, но сделать это во всеуслышание не давала нехватка денег. Лишь когда на помощь пришла Света, ее лучшая подруга, которая и нашла спонсора среди своих богатых поклонников, мечта стала осуществима.
Выставочный зал, на котором они остановили свой выбор, был скромный. Поэтому Розе пришлось отобрать среди шестидесяти своих работ только два десятка. Но это ее нисколько не огорчило: она с энтузиазмом взялась за оформление зала, чем заразила подругу, с которой они теперь вместе ломали голову. Света хоть и не очень смыслила в искусстве, но кое-что она все-таки понимала, например, как важно создать атмосферу, которая наилучшим образом сможет отразить содержание картин и настроение художника.