– Это точно. В стране работать некому. Раньше в сторожа пенсионеры шли от безделья. Сейчас, молодежь, все кому работать неохота. Обидно, сторожами зваться, так теперь «секьюрити»
– добавила моя соседка, – кого там охранять? Они свои кресла сами, от любого врага отобьют.
Бездельники к бездельникам, это как деньги к деньгам.
– Множество нерегулируемых посетителей, мешают нормальной работе администрации, – не выдержав натиска на «родное и кровное» – вступилась «Клавиша».
– Насчет «нерегулируемых», это ты в точку, – сказала Семеновна, – отцов потом, хрен, найдешь.
– Вот, что вы за люди? – возмутилась Клавдия Шевеловна, – все исказите, все перевернете.
– А в Америке, вся полиция за стеклом. Чтоб все видели, как работает, – сказала «Справедливица»
– У нас, если начни полицию и мэрию, через стекло показывать, дома и на работе никого не найдешь.
Все будут на улице стоять, и через эти стекла смотреть. А дня через два, набегут артисты из всех этих «Ментов с разбитыми фонарями», « Следствий с бесконечными тайнами» с битами.
5
Толпы будут разгонять у отделений полиции. А у мэрии депутаты будут тем же заниматься. Если народ увидит, как они за стеклами от безделья маются, кому они – то тогда нужны?
– Кто с краю? – граждане, – прервал дискуссию, мужской голос со стороны входа.
– Наконец – то мужики стали подтягиваться, – обрадовавшись, поворачиваясь, я на голос.
– Петрович, я по голосу тебя и не узнал. Богатым будешь, – говорю я, крепко пожимая руку.
– Я чего не слышал, чтоб свистел? – говорит он, крепко пожимая мою ладонь в ответ.
– Кто? – не понимаю я.
– Рак на горе, что богатым меня сделает, – смеется он, обращаясь ко всем присутствующим,
– Пламенный привет, всему честному пенсионному братству, – говорит Александр Петрович, мужик средних лет, на льготной пенсии по ранению, как он сам про себя говорит, – Извиняйте, граждане, два ранения, три контузии. Он самый заслуженный, член нашей «команды» Хотя он по возрасту, некоторым из нас годиться в сыновья, мы с уважением обращаемся к нему по отчеству.
– И тебе Петрович со всем нашим почтением,– от имени всех, приветствует его Семеновна,
– Согласно льготам или как?
– По льготам теперь и в сортир, не пускают, – улыбается ей Петрович, – по очереди.
– Кто последний, – спрашивает теперь женский голос.
– Катерина, как картина, за мной, – шуткой отзывается Петрович, увидев знакомую.
– А «амбразура» чего не фырчит? – интересуется Петрович. «Амбразурой» он называет окошко кассира.
– Денег еще нет, – поясняю я.
– Интересное кино. Как украсть, миллиарды находят, а крохи на пенсию, не найти. Я вот все время про это думаю. Может, мы в разных странах живем? В одной все богато живут. От богатства бесятся, воруют друг у друга, развлекаются. За это никого не сажают, ничего ни у кого не отбирают.
А в той, где мы, все вот у таких «амбразур» раз в месяц стоят, за пайком от их обильного стола. По минимуму, чтоб не загнуться. Причем эту страну, где мы живем, по телику не показывают, в газетах про нее не пишут.
– У нас телевидение: пристанище идиотов, специально делают так, чтоб его нормальные люди не смотрели, – делится своими впечатлениями крайняя в очереди Катерина – картина,
– Нашими же денежками платят. Рассчитываются с теми, кто больше всех на передачах грязью польет нашу матушку Россию. А если еще и по – батюшке пошлет, то ведущие от радости пищат, и гонорар сразу увеличивают. Все довольные, сытые, при белых зубах и улыбках. А чего им не радоваться? Больше нагадишь, больше получишь.
– Это точно, – соглашается Петрович, – при Сталине, не одна падла бы, не вякнула.
Громко хлопает входная дверь.
– Дайте дорогу жертве перестройки, – раздается в помещение почты.
Вся очередь поворачивается на голос. У двери стоит рыжеволосый, заросший густой щетиной мужик, в одежде, явно, не по сезону. В бывшей, когда-то белой майке, поверх которой, болтается, завязанный большим узлом цветной, с уже не понятными узорами галстук. Майка заправлена в спортивные с тремя тонкими полосками лампас штаны, которые волной спадают на комнатные тапки, пряча голые, без носков ноги.
– Привет гвоздь, – присмотревшись, узнал мужика Петрович, – мы подумали, что ты уже загнулся.
Повнимательней присмотревшись, и я узнал Василия Гвоздева, человека известного в нашем районе, своим отношением к труду и отдыху, но получающего пенсию в другой день.
– А чего это ты в таком виде шлындаешь? – спрашивает его, Семеновна, – не холодно?
– А я может йог, – ухмыляется Василий.
– Куек ты, а не йог, – улыбается Семеновна, – чего не в свой день?
– Я, господа пенсионеры, – почесал тот через майку грудь, – намедни конкурс выиграл. Я теперь являюсь помощником депутата. Из-за этого свой день выплаты и пропустил. Так что, согласно мандату, прошу пропустить вперед.
– А рожа от мандата не треснет? – спросил Петрович, – льготник нашелся.
– Как это ты Гвоздяра, ухитрился в помощники попасть? – интересуюсь я.
– Собрали ветеранов, по поводу годовщины Куликовской битвы. Понятно, что меня, как ветерана жертв перестройки, в первую очередь пригласили. А там депутат Госдумы.
6
Выборы же на носу, вот они при народе и трутся, потом-то хрен увидишь. Жаловался на свою жизнь: бессонница мол, замучила, ночами не сплю, все о народе думаю. А после речи своей жалобной, спрашивает у нас,
– А что, правду говорят, что нельзя прожить на прожиточный минимум? Мы ему отвечаем, – это смотря кому. А давайте говорит, попробуем? Спрашиваем его, – А сколько этот, прожиточный минимум? Восемь с копейками, отвечает. Тут трое, сразу согласились, и я, конечно.
– А кто бы сомневался? Как в бочке, без пробки? – оценила его поступок «Справедливица»
– Ты, Гвоздь, на политических, не обращай внимания, – попросил Петрович, – давай ври дальше.
– Ага, соври, как я. В общем, выдал нам депутат по восемь тысяч с копейками на месяц. К каждому приставил по соглятаю, и пошло дело.