Закончив возиться с луком, Логейн старательно обошел издалека хижину сестры Эйлис – не хотелось поддаться искушению. У священницы была своя манера расспрашивать новичков, и Логейн не мог не признать, что зачастую она запросто выуживала нужные сведения там, где он или его отец оказывались бессильны. Многие изгои считали сестру Эйлис своим вождем – почти таким же, как Гарет, и, само собой, отец Логейна уже не первый год всецело полагался на ее мудрые советы. Было время, когда Логейн надеялся, что приязнь, возникшая между Гаретом и Эйлис, перерастет в нечто большее – на благо им обоим. Однако сестра Эйлис не могла отречься от обетов, а отец Логейна сильно изменился с той ночи, когда они бежали с хутора. Немало времени прошло, прежде чем Логейн понял: в ту ночь какая-то часть Гарета умерла безвозвратно. Сестра Эйлис лучше, чем сам Логейн, знала, что нужно его отцу, – и Логейну пришлось довольствоваться этим.
Падрик нес стражу на краю лагеря. Он устроился на обломке скалы, откуда видна была как на ладони вся лежавшая внизу долина. Этот паренек был на пару лет моложе Логейна, но при этом недурно стрелял из лука и отличался редким здравомыслием. С другой стороны, сейчас рядом с Падриком стоял Дэннон, и это не сулило ничего хорошего. Они о чем-то перешептывались, но, когда подошел Логейн, разом смолкли.
– Разведчики, которых послал отец, не появлялись? – спросил Логейн у Падрика, ни единым словом не помянув разговор, который он так некстати прервал.
– Нет пока, – смущенно ответил дозорный. Повернувшись, он обшарил взглядом склон горы, спускавшийся к долине. – Вообще ничего не видать.
– Болтают, будто мы снимаемся, – возвестил Дэннон. Скрестив руки на груди, он угрюмо воззрился на Логейна. – Вроде бы нынче же вечером.
– Глупо это. – Падрик не сводил глаз с долины. – Даже если кто и знает, что этот белобрысый у нас, – что с того? Неужто они за одним человеком потащатся в этакую даль?
– Согласен. – Логейн повернулся и в упор поглядел на Дэннона. – Но если тебе, Дэннон, так не терпится отпраздновать труса – валяй. Тем более что охотников составить тебе компанию предостаточно.
– Ты же сам сказал, что этот мальчишка опасен.
– Я сказал, что мы не знаем, кто он такой. Но очень скоро узнаем. И если отец решит, что из-за этого нам стоит уйти, он так и скажет.
Дэннон передернул плечами.
– Это все из-за тебя, – проворчал он. – Не мне же стукнуло в голову притащить его в лагерь.
С этими словами он поспешил удалиться.
Падрика, судя по всему, это только порадовало. Паренек благодарно улыбнулся Логейну и вновь вернулся к своим обязанностям.
– А знаешь, все-таки он прав. Странно это.
– Что именно?
– Ну… – Падрик кивком указал на долину. – Я про тех, кого отправили на разведку. Кое-кто из них уже должен был бы вернуться.
– На сколько они уже запаздывают?
– На час, а может, два… Дождя еще не было, так что точно сказать не могу. Только я думал, что уж хотя бы Хенрик вернется вовремя. Он так беспокоился за свою девчонку – ей ведь рожать и все такое…
Сердце Логейна ухнуло в пятки.
– Ты об этом кому-нибудь сказал?
– Только Гарету.
Логейн кивнул и в одиночку двинулся вниз по тропе. Он хотел сам глянуть, что к чему, да и что проку шататься по лагерю, когда отец пытается усмирить всеобщую панику – не важно, обоснованную или нет. Логейн считал само собой разумеющимся, что шайка изгоев держится вместе только временно. Отец наводил порядок, обеспечивал пропитание, сестра Эйлис объединяла их, и то, что большинству этих людей было больше некуда податься, оказалось весьма кстати, но только все они находились в бегах, каждый по своей причине, а от человека, доведенного до отчаяния, трудно ожидать верности и надежности. Отец Логейна был иного мнения. Он считал, что в лихую годину людям нужно объединяться вокруг самого сильного. Всякий раз, когда Гарет заводил такую речь, сестра Эйлис смотрела на него с улыбкой, а на глазах у нее выступали слезы. В этот миг казалось, что убеждения отца имеют под собой твердую почву. И все же Логейн знал, что это не так. Если дела пойдут плохо, Дэннон окажется не единственной крысой, которая сбежит с тонущего корабля.
Надеясь утихомирить свои худшие страхи, Логейн бродил по округе почти до захода солнца. Вначале он прошел назад по пути, которым они втроем минувшей ночью шли в лагерь, и убедился, что за ними действительно никто не следил. Тогда Логейн вернулся в Южные Холмы и прошел по трем известным ему тропинкам, надеясь наткнуться на разведчиков, которых послал отец, или хоть на кого угодно. Однако путники сюда, на юг, забредали редко, и Логейн обнаружил только следы подков – какие-то всадники в спешке скакали к Лотерингу. К тому времени, когда начало смеркаться и небо разразилось потоками ледяного дождя, Логейн уже не находил себе места от тревоги.
И только когда он рискнул выйти на тропу, которая проходила недалеко от города, ожидания наконец-то оправдались. Чаще всего этой тропой пользовались контрабандисты и гномы, жившие в западных горах, – первые избегали северных дорог, кишевших патрулями стражи, а вторым и вовсе было наплевать на людские законы. Подобных троп в здешнем захолустье было тьма-тьмущая, и те, кто пользовался ими, чаще всего были не в ладах с законом.
На тропе появился одинокий всадник. Лицо его было скрыто низко надвинутым капюшоном, конь осторожно ступал по склизкой дорожной грязи. Судя по добротному плащу, всадника можно было бы счесть гонцом какой-нибудь городской гильдии, вот только он, похоже, никуда не торопился.
Логейн направился к всаднику – не скрываясь, чтобы тот мог его хорошо рассмотреть. Он старался показать, что не замышляет ничего дурного, но всадник все равно насторожился и, придержав коня, выразительно взялся за рукоять меча. В темном небе полыхнула молния, и дождь усилился. Когда между ними оставалось не меньше двадцати шагов, всадник подал коня назад и наполовину вытащил из ножен меч. Намек был ясен: ближе подходить не стоит.
– Привет тебе! – крикнул Логейн.
Всадник ничего не ответил, и тогда юноша достал из-за спины лук и медленно положил его перед собой на землю.
Этот жест, похоже, отчасти успокоил всадника, хотя конь его все равно беспокойно ржал и гарцевал на месте.
– Чего тебе надо? – наконец отозвался всадник.
– Я ищу своих друзей! – прокричал Логейн. – Они одеты точь-в-точь как я. Может, кто из них проходил по этой тропе?
– Я никого не видел, – ответил всадник. – Но в Лотеринг сейчас набилось столько пришлых, что люди спят на улице. С ума свихнуться. Если где и искать твоих друзей, так только там.
Логейн прикрыл ладонью глаза, защищая их от дождя, а заодно пытаясь рассмотреть под капюшоном лицо собеседника. Как бы не так!
– В Лотеринге полно пришлых?
– А ты разве не слышал? – непритворно удивился всадник. – По округе столько солдатни прошло, что эта новость наверняка уже разнеслась по всему королевству.
– Я ничего не слышал.
– Мятежная Королева мертва. – Всадник опечаленно вздохнул, поправил капюшон, спасаясь от частых дождевых струй. – Говорят, прошлой ночью эти сволочи таки схватили ее в лесу и прикончили. Я пытался до отъезда глянуть на тело, но там слишком много желающих ее оплакать. – Он пожал плечами. – Еще болтают, будто молодой принц тоже вроде бы убит. Ты уж прости, но я так скажу: будем надеяться, что это неправда.
Кровь Логейна застыла в жилах.
– Принц… – оцепенело повторил он.
– Если ему улыбнулась удача, он наверняка еще где-то в округе. А мне по пути попалось столько солдат, что лучше бы ему бежать без оглядки.
Дождь не унимался, и всадник, учтивым кивком попрощавшись с Логейном, обогнул его по дуге и двинулся дальше.
Юноша так и остался стоять как вкопанный. В мыслях царила полная неразбериха. Высоко в небе ослепительно сверкнула молния.
Мэрик без малейшего аппетита прихлебывал суп, лениво гадая, что за живность послужила основой для этой стряпни. Наконец сестра Эйлис отобрала у него миску и вернулась к шитью. Она ставила заплатки на одеяла и чинила одежду, при этом все время напевая себе под нос. Мэрику показалось, что это были отрывки из Песни Света, хотя слов он разобрать не мог. Да и по правде говоря, его мысли сейчас были заняты совсем другим.
Например, тем, как выбраться из хижины. Снаружи явно царила деятельная суета – люди готовились свернуть лагерь. Священница это отрицала. Мэрик уже трижды спрашивал, вернулись ли разведчики, которых послал Гарет, и наконец дюжий охранник, карауливший за дверью, пообещал, что, буде они вернутся, об этом сразу известят сестру Эйлис. Мэрик сидел на кровати, ерзая от беспокойства. Вновь его посетила мысль, не выложить ли все начистоту, но только к чему приведет подобная откровенность? Как поступит Гарет, узнав, что беглец, который свалился ему на голову, в сотню раз опаснее, нежели он предполагал? Лучше выбраться отсюда, уйти подальше от этих бедолаг и попытаться вернуться к армии мятежников. Увы, закрытая дверь и торчавший за ней охранник оказались неодолимым препятствием.
«Прекрасно же ты начинаешь свое правление, король Мэрик! – мысленно распекал он себя. – Столь превосходный дар находить выход из затруднительного положения весьма тебе пригодится, когда возглавишь мятеж!»
– Ты судишь себя чересчур сурово, – заметила сестра Эйлис, поднимая взгляд от шитья.
На носу у нее восседали изящные очки гномьей работы, и при виде их Мэрику вспомнился дед – король Брандель… «Брандель Побежденный», как назвала его история. В памяти самого Мэрика дед остался бесконечно печальным и в то же время исполненным достоинства. У Бранделя были очки в позолоченной оправе, но всякий раз, когда кто-то заставал его в очках, он немедля снимал их и прятал, опасаясь, как бы не решили, что он слепнет. В детстве Мэрик полагал недурным развлечением стянуть у деда очки и носиться в них по всему замку. Во всяком случае, развлекался он здорово, до тех пор пока кто-нибудь его не ловил, – обычно это была мать. Кстати говоря, даже ей приходилось подавлять смех при виде Мэрика в дедовых очках, и ругала она сына больше ради приличия. Потом, оставшись наедине, они смеялись, мать чмокала его в нос и не слишком искренне просила больше так не проказничать. Просьбы эти он, само собой, пропускал мимо ушей.
Странно, что все это припомнилось именно сейчас. Он уже много лет не вспоминал про деда. Мэрик отвел взгляд от сестры Эйлис и запоздало сообразил, что она ждет ответа.
– Извини, что ты сказала?
– Я сказала, что ты судишь себя чересчур сурово. Ты напуган, это кто угодно заметит. – Священница понимающе улыбнулась. – А тебе, молодой человек, не приходило в голову, что ты оказался здесь именно потому, что тебя направлял Создатель?
Мэрику очень хотелось, чтобы это было правдой. Он уставился в пол и сидел так до тех пор, пока сестра Эйлис не вернулась к шитью и не оставила его в покое. Юноша не хотел, чтобы эти люди пострадали из-за него, и все больше и больше убеждался, что наилучший выход – как только еще раз откроется дверь хижины, сломя голову рвануться наружу. Если его прикончат, прежде чем он выберется из лагеря, – что ж, так тому и быть. По крайней мере, больше из-за него этим людям не будет грозить опасность.
Какое-то время Мэрик так и сидел, уставясь в пол и прислушиваясь к звукам снаружи – к перестуку капель и лихорадочной суете обитателей лагеря. Мужчины и женщины пронзительно перекрикивались, укрывая от дождя пожитки и загоняя в палатки беспечно хохочущих детей. Хижину наполнял свежий аромат дождя – запах, который в детстве дарил Мэрику неизъяснимое наслаждение: он означал, что мать не сможет никуда отправиться и останется дома. Теперь же этот запах только приумножил тревогу. Мэрику казалось, будто он только и делает, что чего-то ждет: когда явится Логейн, чтобы с ним все-таки разделаться; когда придет Гарет и прикажет выпустить его; когда его снова начнут расспрашивать; когда наконец случится хоть что-нибудь. В конце концов Мэрик заснул, но спал беспокойно и не видел снов.
Он так и не понял, сколько времени прошло, когда дверь наконец с грохотом распахнулась. Дождь снаружи ослаб и теперь только моросил; пожилая священница, оказывается, тоже задремала в кресле. От грохота двери она вскинулась и, охнув от неожиданности, схватилась за свой массивный амулет. В дверях хижины стоял Гарет. Он промок до нитки, но льдистые голубые глаза горели огнем.
– Гарет! – вскрикнула сестра Эйлис. – Дыхание Создателя, что случилось?
– Солдаты. Идут через лес. – Крепко сжатые губы Гарета искривились в мрачной гримасе. Дождевая вода ручейками стекала по его кожаному доспеху на пол. В два шага он оказался возле Мэрика, сгреб его за грудки, рывком поднял с кровати и изо всей силы швырнул его о стену хижины. – Ты что натворил, а?
Мэрику следовало бы перепугаться до смерти, но этого не произошло. Отчего-то он внутренне оставался совершенно спокоен.
– Я же говорил, – голос Мэрика был безжизненно ровен, – солдаты идут за мной. Думаю, если вы отдадите им меня, они, может, вас и пальцем не тронут.
– Да почему?! – проревел Гарет. Порыв ветра оглушительно грохнул распахнутой дверью о стену, и в хижину с воем ворвались ледяные струи дождя. Отовсюду, со всех сторон лагеря уже неслись перепуганные крики. – Кто ты такой?! – рявкнул Гарет и тряхнул Мэрика так, что едва не вышиб из него дух.
– Прекрати! – пронзительно крикнула сестра Эйлис, вцепившись в свободную руку Гарета.
Он оттолкнул священницу, даже не глянув на нее.
– Кто ты такой? Говори!
– Я скажу тебе, кто он такой! – крикнули с порога. В дверном проеме хижины стоял Логейн – бледный, насквозь промокший и с горящими жаждой крови глазами. В руке он держал нож и, стремительно подойдя к Мэрику, приставил лезвие к его горлу. – Это принц, прокляни его Создатель! Растреклятый принц!
Гарет свободной рукой схватил Логейна за запястье, и мгновение они молча боролись за нож. Острое лезвие плясало в опасной близости от горла Мэрика. Логейн рычал от гнева, но, мельком глянув на отца, опешил при виде безмерного потрясения на его лице.
– Что ты хочешь этим сказать? – жестко спросил Гарет, и в его ледяном голосе лязгнула сталь.
Битва за нож замерла. Логейн не сдавался, но его явно смутила перемена в поведении отца.
– Отец, прошлой ночью в лесу убили Мятежную Королеву. Об этом уже все знают. Вот про какую мать он нам говорил! Он просто умолчал о самом главном, верно?
Лицо Гарета было совершенно непроницаемо. Он застыл, глядя в пустоту, и по лбу его стекали крупные капли воды.
Снаружи по-прежнему доносились беспорядочные крики. Ошарашенная, сестра Эйлис подхватила подол рясы и бросилась к двери, чтобы закрыть ее.
Свист ветра, бьющегося о дверь, словно пробудил Гарета от оцепенения. Вожак изгоев медленно повернул голову и воззрился на Мэрика так, словно тот у него на глазах превратился в чудовище:
– Это правда?
– Я… мне очень жаль, что так вышло, – только и сумел выдавить в ответ Мэрик.
Наступило молчание. Гарет резко оттолкнул Логейна. Нож с лязганьем упал на пол, а Логейн отлетел к дальней стене хижины.
И тогда Гарет одним плавным движением опустился на колено и склонил голову:
– Ваше высочество… – Голос его сорвался в хрип.
Мэрик огляделся, совершенно растерявшись от того, какая тишина воцарилась в хижине. Все трое неотрывно смотрели на него, смотрели так, словно ждали, что он вот-вот выкинет какую-то штуку, – а он даже не знал, какую именно. Выхватит из-за пазухи корону? Вспыхнет пламенем? «Это бы как раз не помешало», – мельком подумал он. Буря с удвоенной силой обрушилась на лагерь, и рев ее был единственным звуком, нарушавшим тишину. Казалось, что это мгновение тянется целую вечность.