Валькирии изображались статными и светловолосыми девами, облаченными в сверкающие доспехи. От обнаженных мечей валькирий исходит сияние, а гривы их скакунов сочатся небесной влагой (на основе данного описания многие исследователи полагают, что в образе валькирий древние скандинавы поэтично запечатлели перистые облака волшебных форм). Также валькирий изображали со щитами и копьями. При этом их доспехи и оружие сверкали так ярко, что именно этот блеск, как полагали древние скандинавы, является причиной появления северного сияния.
Согласно тексту «Видения Гюльви» (первая часть «Младшей Эдды») валькирии служат Одину. Всеотец посылает их на поля сражений, валькирии решают исход битвы и выбирают, кто достоин пасть в схватке. Погибших они забирают в Вальхаллу и Фольксвангр. Всего валькирий тринадцать (по другой версии – девять), в Эдде Стурлусона приводится полный перечень имен, принадлежащих девам-воительницам. Но среди них выделяются три: Гунн («битва»), Рота («сеющая смятение») и Скульд («долг»), именно они решают, как закончится битва и кто в ней погибнет.
При этом в самих битвах валькирии не принимают участия, более того, несмотря на то, что зовутся они воительницами, в эддических текстах мы не встречаем эпизодов, где описывается, как валькирии сражаются с кем-либо. Однако в том же «Видении Гульви» есть упоминания о том, что валькирии прислуживают в Вальгалле. Они вовсе не ублажают эйнхериев, как полагают многие. Валькирии лишь следят, чтобы кубки павших воинов всегда были наполнены. В эддических текстах валькирии называются «дочерьми Одина», хотя более поздние мифы упоминают, что девами-воительницами становятся дочери конунгов и прославленных воинов.
Истоки образа и его трансформация
Любопытно, что в позднегерманской мифологии образ валькирий претерпевает существенные изменения. Это уже не полубогини, которые служат Одину, а смертные девы, отличающиеся храбростью и воинским мастерством. В частности, валькирии выступают возлюбленными легендарных скандинавских героев Велунда и Хельга.
Знаменита валькирия Сигрдива («Речи Сигрдивы»), которая сделала неверный выбор в поединке между Агнаром и Хьяльм-Гуннаром. Гуннар был более достоин победы, его выбрал сам Один, по Сигрдива питала чувства к Агнару, поэтому выбрала его. За это Один усыпил Сигрдиву, лишил ее возможности участвовать в битва и, как сказано в соответствующем мифе, дал ей возможность выйти замуж (то есть можно предположить, что «полноценная» валькирия не могла иметь постоянного мужчину).
Как полагают многие исследователи, образ валькирии Сигрдивы с течением времени трансформировался в Брюнхильду, возлюбленную Сигурда («Песнь о Сигурде», позже легшая в основу «Песни о Нибелунгах»). Также известно, что валькирией была дочь Тора и Сиф по имени Труд («сила»).
По всей видимости, валькирии во времена Римской империи именовались алайсиагами. С прагерманского «alaidsaigae» переводится как «наводящие ужас» (другой вариант перевода – «всепобеждающие»). Культ алайсиаг был широко распространен среди воинов, они почитались спутницами Одина, считалось, что они несут врагам смерть и хаос. Изображения алайсиаг встречается даже на Адриановой стене (север Англии). Алайсиаг также почитали кельты. Как полагают многие скандинавоведы, именно культ алайсиаг впоследствии трансформировался в культ валькирий.
Вальравн – ворон-оборотень
Русская транслитерация «вальравн» восходит к датскому слову «valravn», которое в свою очередь является производной от древнескандинавского «vallraven». Эта словоформа образована сращением основ «vall», что значит «мертвый», и «raven», что переводится как «ворон». Таким образом, дословно
«вальравн» означает «мертвый ворон».
Датские легенды о вальравне
Э. Кирстен в своей работе «Датские саги: истоки фольклора» приводит описание устного предания, зафиксированного предположительно в начале XIX века. Согласно этой легенде, некий конунг, проявивший себя как мудрый правитель и великий полководец, погиб на поле боя, но тело не было найдено воинами, поэтому его не смогли предать огню или земле.
Трупом конунга поживились вороны и тот ворон, который попробовал его сердце, перенял память и знания вождя. Ворон стал вальравном, существом, наделенным сознанием человека в сочетании со сверхчеловеческими способностями. О сути этих способностей в легенде говорится лишь, что вальравн «может вводить людей в заблуждение» и «свершает великие злодеяния». Также Э. Кирстен в своей работе приводит оборот «ужасное животное» в отношении вальравна, акцентируя внимание на негативности фольклорного образа.
В книге А. Олрика «Датский фольклор» приводится другая легенда, согласно которой вальравн летает по миру в образе огромного ворона. Увидеть его можно только ночью, днем вальравн не появляется. По этой легендевальравнобретает облик человека, если попробует кровь новорожденного.
Далее А. Олрик приводит текст древней датской песни, которая датируется эпохой Раннего Средневековья. В песне говорится о том, как вальравн помогает молодой девушке встретиться с ее женихом, но отказывается принять в благодарность золото и «другие богатства». Вместо этого вальравн берет с девушки обещание, что как только у нее родится ребенок, она отдаст его ворону.
Спустя несколько лет ворон возвращается, к этому моменту у пары появляется первенец. Вальравн требует выполнить уговор и девушка отдает ему младенца. Ворон уносит ребенка в свое логово, где разрывает ему грудь и выпивает всю кровь из маленького сердца. После этого вальравн превращается в прекрасного рыцаря, который веками скитался по земле в поисках искупления.
Также в книге А. Олрика приводится несколько обрывочных фольклорных элементов, согласно которым вальравны – это наполовину волки наполовину вороны.
Внефольклорная интерпретация образа вальравна
Я. Гримм в своей монографии «Тевтонская мифология» говорит о том, что фольклорный вальравн восходит к древнескандинавскому образу тролля, страшного ночного существа, которое, однако, в некоторых случаях может помочь человеку. Истоки датского «valravn» исследователь находит в древневерхненемецкой словоформе «walahraban», хотя ее этимология до конца не ясна.
Образ вальравна сохранился до наших дней, сегодня это персонаж традиционных датских сказок для детей (в качестве примера можно привести книгу Б. Бьерре «Лесная форель в Лербьергховене»). Чаще всего вальравн выступает отрицательным персонажем, который может менять облик и создавать иллюзии (объекты, которых не существует в действительности). Яркий, хотя и нетрадиционный образ вальравна, представлен в видеоигре «Hellblade: Senua’sSacrifice», действие которой разворачивается в древнескандинавском сеттинге.
Также стоит отметить, что ворон в изобилии присутствует на боевых знаменах раннесредневековых скандинавов – викингов. Традиционно в этом регионе ворон считался «колдовской» птицей, он воспринимался как посланник богов и посредник между мирами. Образ ворона тесно связан с богом Одином, в частности, согласно эддическим текстам, владыке Асгарда подчиняются два ворона – Мунин и Хугин.
Варг – больше, чем волк
В эддических текстах варгами зовутся чудовищные волки – Фенрир и его потомство, в частности – Хати и Сколь, преследующие Луну и Солнце по небесному своду.
Ряд археологических артефактов указывает на то, что варги играли в культуре Раннесредневековой Скандинавии значимую роль. Например, на одном из рунических камней ныне разрушенного Хуннестадского монумента изображен всадник на огромном волке, в котором без труда угадывается варг. Этот камень, к счастью, сохранился и выставляется в музее Лунда.
По одной из версий, высказанных, в частности Д. Линдоу в «Норвежской мифологии», волчий всадник на камне из Хуннестада – это великанша Гироккин. Гироккин присутствует в одном из эпизодов «Младшей Эдды», который описывает похороны Бальдра. В контексте темы варгов эпизод примечателен тем, что великанша прибывает на зов асов верхом на огромном волке, которого впоследствии не смогли усмирить четыре берсерка.
Предположение Д. Линдоу основано на том, что по тексту «Младшей Эдды» Гироккин использовала змей в качестве поводьев, а на камне из Хуннестада всадник управляет волком именно при помощи змей.
Неизвестно, был ли связан с варгами культ ульвхеднаров – неистовых воинов, подобных берсеркам, но надевающих на себя не медвежьи, а волчьи шкуры.
Этимология и лингвистические связи
Само древнескандинавское слово «varg» или «vargar» (позже англизированное до «warg») предположительно переводится как «волк». При этом для обозначения волка как животного в древнескандинавском языке использовалось слово «ulfr».
Вероятно, форма «varg» произошла от протогерманской «wargaz», которая в свою очередь проистекает из протоиндоевропейской «werg», которая переводится как «уничтожитель». Любопытно, что реконструированная форма «wargaz» контекстуально может быть переведена как «изгой» или «злодей».
В протоиндоевропейском языке есть и другая форма – «wĺkwos», она уже переводится именно как «волк». От нее предположительно произошли обозначения волка во многих языках: «lukwos» в протоитальянском, «wilkas» в протобалтославянском, «lykos» в греческом, «verk» в протоиранском.
Даже в санскрите есть сходная форма «vṛka», которая тоже переводится как «волк». Существуют и более любопытные языковые метаморфозы, которые на данный момент не имеют точного объяснения. Например, в персидском волк называется «gorg», но в староперсидском – «varka».
На староанглийском «warg» означает «большой медведь». Оригинальная форма «varg» присутствует в современном шведском и переводится как «волк».
Упоминания о варгах в средневековых сагах
Варги упоминаются в «Саге о Хервере и Хейдреке», где король Хейдрек рассказывает Одину (принявшему образ Гестумблинди) о Фенрире и его сыновьях – Хати и Сколе.
Также искомая словоформа всплывает в эпической «Песне о Беовульфе». В строке 1514 мать Гренделя называется «grund-wyrgen», что можно перевести как «варг из глубин» (иногда переводят как «проклятое существо из глубин» или «донное чудовище»). При этом форма «wyrgen» или «würgen» присутствует в современном немецком и переводится как «злодей», то есть, вероятно, восходит к уже упомянутой протогерманской форме «wargaz».
Образ варга в современной культуре
На данный момент образ варгов (в том числе – под тем же самым названием) и волчьих всадников присутствует в литературе, кино и игровой индустрии. Широко известны варги Д. Толкиена и Д. Мартина, а также аналогичные образы в играх серий «War Craft», «Gothic», «Dungeons & Dragons», «Castlevania» и тд. Кристиан Викернес, скандально известный норвежский блэкметаллист, официально сменил имя на Варг.
Вафтруднир – бросивший вызов Одину
В мифологии Древней Скандинавии Вафтруднир – древний великан, который был известен своей мудростью и обширными знаниями об окружающем мире. В Младшей Эдде он упоминается всего один раз (в части «Видение Гюльви»), причем Снорри Стурлусон просто называет имя великана и затем вставляет его прямую речь в форме короткого вопроса. То есть нет никаких пояснений о том, кем является Вафтруднир и зачем автор упоминает его в разговоре о сотворении Вселенной.
Но в Старшей Эдде присутствует целая песнь, которая называется «Речи Вафтруднира». Именно из этого мифологического сюжета мы узнаем о том, кем был Вафтруднир и в связи с какими событиями он стал известен. Тут же стоит упомянуть, что само слово «Вафтруднир» («Vafþrúðnir» на древнескандинавском) переводится как «сильный в запутывании». М. И. Стеблин-Каменский в комментариях к первому русскоязычному переводу Старшей Эдды поясняет, что в великой мудрости Вафтруднира нет ничего удивительного, ведь согласно древнескандинавскому эпосу великаны появились в мире задолго до людей и богов (асов и ванов), поэтому их знания весьма обширны.
Между тем, сюжет песни «Речи Вафтруднира» повествует о том, как Один собирается покинуть Асгард ради встречи с прославленным великаном Вафтрудниром, которому, как говорят, нет равных в мудрости. Фригг уговаривает супруга отказаться от поездки, ибо Вафтруднир известен как «сильнейший из йотунов». Один парирует тем, что он долго странствовал по Девяти Мирам и владеет многими знаниями, так что сумеет противостоять великану в споре.
Оказавшись дома у прославленного йотуна, Один по своему обыкновению представляется другим именем (он называется Гагнрадом, что в переводе с древнескандинавского означает «правящий победой»). Далее Один начинает спор с Вафтрудниром, причем первым вопросы задает турс, и когда он видит, что его неожиданный гость невероятно умен (великан не понимает, кто перед ним), он предлагает Одину задать свои вопросы. Ставкой в «споре мудрости» становится жизнь (ее назначает сам Вафтруднир уже после того, как осознает, что спор может быть интересным, Один соглашается).
В финале ас спрашивает у великана: «Что поведал Один сыну, когда тот на костре возлежал?» (очевидно, речь идет о погребении Бальдра). В этот момент Вафтруднир понимает, с кем затеял спор, он говорит, что ответ на этот вопрос знает только сам Один. И хотя в последней строфе песни «Речи Вафтруднира» великан, осознавая, что проиграл, называет себя обреченным, не известно, убил ли его Один, так как на этих словах турса песнь обрывается.
Между тем факт спора является лишь фабулой мифа, тогда как суть его заключается в передаче ряда мифологических сведений, которые идеально дополняют информацию, полученную читателем из предшествующих песен – «Прорицания Вельвы» (в первую очередь, так как в обоих случаях много места уделено Рагнареку) и «Речей Высокого». М. И. Стеблин-Каменский видит в «Речах Вафтруднира» мощный дидактический момент, воплощенный в простом мнемотехническом методе. Исследователь полагает, что песнь использовалась для посвящения жрецов, которым в форме «вопрос-ответ» передавались важные сведения. С другой стороны, неясно – как эти сведения воспринимали сами скандинавы, были ли это сугубо мифологические данные, либо за эффектными метафорами скрывалось нечто большее, возможно – некие эзотерические таинства.
Однако некоторые скандинавоведы (например, Л. Ессен и А. Хойслер) выдвигали противоположную теорию, утверждая, что песнь «Речи Вафтруднира» была создана в эпоху христианизации Скандинавии неизвестным исследователем-христианином, который предвосхитил Снорри Стурлусона в его изысканиях. В частности, Хойслер говорит, что христиане «потому и терпели» подобные произведения, что в них не было «практического язычества». Однако данную версию опровергает лингвистический анализ, согласно которому песнь «Речи Вафтруднира» была создана (как максимум!) в X веке, когда ни о какой христианизации не было и речи (об этом в своих комментариях к Эдде упоминает М. И. Стеблин-Каменский).
Именно поэтому, хотя великана Вафтруднира справедливо назвать «эпизодическим персонажем» в контексте всего комплекса эддических текстов, связанная с ним песнь из Старшей Эдды, по всей видимости, действительно имела важное ритуальное значение. Помимо собственно Codex Regius (и вышеозначенного упоминания в Эдде Стурлусона) несколько фрагментов «Речей Вафтруднира» присутствует в манускрипте АМ748. Эта песнь является настоящим кладезем информации по мифам Древней Скандинавии. Что же касается вероятности сокрытия в строках «Речей Вафтруднира» неких сведений ритуального характера, то на данный момент исследователям не удалось их обнаружить. Может статься – пока…