Проводив глазами окутавшийся ядовитым облаком «Лиаз», спустился в кювет и присел на траву. Теперь можно не спешить. Похмелье не терпит суеты. Посидев так минут десять, почувствовал себя несколько лучше и, отыскав начало тропинки, двинулся вперёд.
С непривычки быстро вспотел, хотя утреннее солнце не набрало полную силу. Тропинка оказалась широкой и удобной, тут и на велосипеде, и верхом можно проехать. По обе стороны вытянулись красноствольные сосны под высокими зелеными шапками. Сосны с любопытством разглядывали одинокого путника и, приветственно шумя, провожали навстречу неизбежности.
Сергей Гаврилович на ходу снял пиджак, перебросил через плечо, закатал рукава потемневшей от пота рубашки и услышал родничок. Источник выложили белым кирпичом, рядом на врытом колу железная кружка. Вволю напившись ледяной вкуснейшей воды, Конкин вылил несколько кружек на голову.
Так, в борьбе с самим собой, вдыхая целительный сосновый аромат, Конкин достиг холма.
Что за природа! Какой воздух! Какая водица! Настоящий эликсир жизни. Вот бы поселиться где-нибудь рядышком и пить её каждый день. Это тебе не водопроводная жидкость, которую никакими фильтрами не привести в нормальное состояние. Но как переменить судьбу? Всё так устоялось, что если попытаться уйти в сторону, потерпишь крушение. Как поезд, сошедший с рельсов. Но, с другой стороны, он ведь и не пробовал ни разу. Сколько можно ненавидеть себя за слабоволие и нерешительность? Вот пересидит недельку в Боровом или Сосновке, там видно будет.
Поднявшись на холм, увидел просторную живописную поляну. Теперь, по словам старушки, до Борового недалеко, менее двух километров. Вот здесь он и сделает большой привал.
Солнышку до зенита далеко, можно и погреться немного, подремать, потом в тенёк перейти. А ближе к вечеру, – в село. Дойдя до центра поляны, где тропинка делает поворот в Боровое вправо, он увидел громадный пень. С облегчением сел рядом, привалившись спиной к остатку когда-то мощного дуба. Стало легче, почти комфортно. Здесь, на вершине холма, свежее, от пня струятся тепло и живительная сила. Видно, дерево свалили на пике здоровья, и пень по-прежнему получает от могучих корней силу земли.
Понемногу возвращалось спокойствие, проходила усталость. Как давно не бывал он на природе! Конечно, Северск городом назвать трудно, но и не деревня же. Из капкана похожих как близнецы трёх-четырёх улочек никак не вырваться. Хорошо он всё-таки придумал сегодня, вовремя вспомнил о предложении шефа. Тот, конечно, разозлится, если Конкин ошибся в выборе цели проверки. Но когда то будет! За неделю он тут отдохнет как следует и поработает всласть. Глядишь, по результатам работы и скостит шеф вину.
Улыбнувшись, Сергей Гаврилович погладил рукой семейство полевых ромашек, разместившееся справа жёлто-белым узором. Как хорошо! И краски какие, прямо фантастика. И тени совсем другие, не то что в его однокомнатной квартире. Там они мрачные, тяжелые, а здесь, – как частичка света, мягкие и весёлые. Он прищурил глаза, наблюдая за игрой узорчатых листьев боярышника на фоне нежной синевы неба.
Стало клонить ко сну. Перед тем как сомкнулись веки, Конкин успел увидеть в сторонке от росших на склоне кустов легкое облачко над вершиной сосны, а в просвете между сосен блеск излучины Чистой. Последнее, что отметил, засыпая, – похожее на выхлоп «Лиаза» синеватое одеяло, подползающее от кустов шиповника к его ногам. Как красиво, вот и кусочек неба на поляну упал… Совсем устал, подумал Сергей Гаврилович, уже галлюцинации пошли. И уснул, улыбаясь счастливо и мягко, как в детстве.
Человек очнулся от боли, тупой, ноющей, проникшей в каждую самую малую его косточку. Боль корежила, лишала понимания: будто он превратился в большой больной зуб, вырванный с корнем и брошенный за ненадобностью. А зубной нерв, хранящий следы хирургического вмешательства, продолжал ныть.
Особенно болело правое плечо, будто в нём взорвалась мина. Хотелось тронуть стонущее место, но руки не поднимались, лишенные силы.
Что это с ним? Человек с трудом разлепил тяжелые, слипшиеся от солёного холодного пота ресницы. Радужные сполохи понемногу рассеялись и сквозь голубоватую светлеющую завесу он различил окружающее. Взгляд скользнул по сочной зелёной траве со звёздочками ромашек и других цветов, названия которым он не знал или забыл, и дальше вниз, где темнели кусты. Ощущение знакомости мелькнуло и тут же пропало.
Человек с трудом повернул голову влево, заметил тропинку, круто сбегающую вниз, а в створе, в просвете между сосен, – блистающее зеркальце. Озеро? Река? Что за место и как он тут оказался? Человек ничего не помнил. Руки обрели способность к движению. Он ощупал ноги, туловище. Одежда незнакомая и тесная, явно чужая.
Когда боль в правом плече немного утихла, он смог поднять руки и ощупать лицо. Как будто порядок, никаких повреждений. Но что с плечом, почему так болит? Он просунул ладонь под рубашку и обнаружил на больном месте шрам. Интересно, что это? Он попытался вспомнить, откуда у него рубец на плече, но не смог.
Ничего, главное, что жив, память вернётся, успокоил он себя.
Лихорадочно сменяющиеся вопросы роились в ноющей голове. Кругом звенело и шумело до ломоты в ушах. Он пошарил левой рукой рядом и наткнулся на какой-то предмет. Подтянув его в пределы видимости, с облегчением вздохнул: хоть что-то знакомое рядом, его полевая сумка. Что в ней, он не помнил. Но что она точно его, был убежден. Уже лучше, появилась зацепка. Теперь вспомнит, кто он такой, почему здесь и что с ним такое приключилось.
Боль понемногу оставляла тело, пока не сконцентрировалась в одном месте вокруг шрама. Но болело терпимо. И звон в ушах почти пропал. Начала просыпаться память. Самое главное человек вспомнил разом: зовут его Юрий Герасимович Ляхов. Родом он из села Боровое Северского района. Оно, Боровое, совсем рядом отсюда, под холмом. И там, в селе, ждёт его родная жена, Настя. Анастасия Ивановна. И не видел он её очень давно, а теперь возвращается. Откуда?
Прочие знания в его голове отсутствовали, временами проступали нечетко, неясно и смутно какие-то эпизоды из забытого прошлого. Ну и ладно. Важно, что знает, как его зовут и где его дом. И человек, вспомнивший, кто он и откуда, успокоился. Да и боль оставила. Так что он смог подняться и осмотреться.
И сразу обрадовался: ведь это же их с Настей Полянка! Вон там, справа, малина. Он вспомнил, как они вдвоем любили выбирать белые ягодки, особенно сладкие и сочные. А левее должны быть кусты красной смородины. Он повернулся. Точно, так и есть.
Обойдя пень, с другой его стороны увидел березку, удивительно прямую и стройную; под слабым тёплым ветерком она призывно шелестела, будто звала к себе. Вот она, их с Анастасией подруга! Она вспомнила его! Человек подошёл и погладил белую кору с коричневыми и черными отметинами, с завивающимися локонами бересты.
Как хорошо, что он здесь… Он вернулся домой, теперь всё будет замечательно. И человек решительно отбросил от себя навязчивые вопросы, на которые ответов не находилось. Ощупал руками небритое лицо; при прикосновении пальцев скулы заболели, как после приличного удара. Вернулся к пню, поднял брошенный пиджак, сумку, повесил их на левое плечо, снял туфли, перевязал шнурки, перебросил через правое. И медленно, не спеша, двинулся знакомой тропинкой.
5. Отец Александр. 9 июня
Священник отец Александр, в миру Владимир Сергеевич Завьялов, заведует приходом села Боровое более десятка лет. Не однажды ему предлагали более высокие посты в церковной иерархии, но всякий раз он находил предлог для отказа.
Выше среднего роста, сложения крепкого, изящен в манерах. В юности имел прозвище «Дон Педро» за сходство с героем Михаила Козакова в кинофильме «Человек-амфибия» по Александру Беляеву. Бережно относится к чистоте духовных помыслов, но и много занимается поддержанием тела в норме. Выработал собственную концепцию физического оздоровления, изучив массу источников по геронтологии, ювенологии, цигуну.
(из личного досье Беркутова)
Размышляя о своих задачах, отец Александр старался найти тот единственный путь, который позволил бы ему, оставаясь в ладу с собственной верой и совестью, влиять на судьбы окружающих его людей. С годами прибавлялось и знаний, и опыта, но удовлетворение собой не приходило.
Сопротивление среды не позволяло обрести нужные лёгкость и свободу в мышлении и делах. Антидух апологетики витал всюду. Не миновал он и церковь. Иногда даже толкование священных текстов проводилось с явной или скрытой целью оправдания иерархии. У многих, даже искренних служителей церкви подобный подход считался единственно приемлемым в современных условиях.
И малая щель разрушает плотины.
Отец Александр остро чувствовал своё бессилие и потому отказывался от повышения. В больших приходах либо на вершинах церковной лестницы самостоятельность не поощрялась. За высшей благопристойностью часто скрываются гибельные язвы. Пришлось бы выбирать: либо приспособиться, либо уйти. Первое он не считал возможным, а второе… Зачем создавать себе условия для поиска места, если таковое он уже занимает?
Куда ни пойди, всюду видишь увечье, телесное и душевное. И далеко не всегда возможно помочь, облегчить страдания человеческие. А сколько тайно страдающих вокруг? Взять Анастасию Ляхову. Сколько тому лет, как она обособилась от людей, замкнулась в себе? Потерял к ней ключ отец Александр. И не может отыскать. А ведь была она истинно верующей, и людей не сторонилась, несмотря на давнее горе.
…Время разобщения…
Растут разногласия. Даже внутри формально однородных церковных общин не терпят инакомыслия. Теряется индивидуальное восприятие Откровения, на котором и стоит истинная вера.
Более других из современников привлекал его образ мышления Александра Меня. Чувствовались широта и свобода, могучие попытки освобождения от стереотипов. Он сроднился с ним за долгие вечера заочного знакомства. И склонялся к мысли, что даже отец Александр Мень, писавший под именем Эммануил Светлов, не говорил всего, что думает; не знал, как выразить то, что жжёт сердце и гложет мозг невысказанностью.
Религия одна, ибо един Бог! – вот первая истина, к которой он пришёл, изучая ислам, индуизм, иудаизм, сравнивая их положения с основами христианства. И твердо понял: у христианина нет преимуществ перед мусульманином, как и у мусульманина перед христианином. Все мировые религии, – равновеликие пути к одной цели.
Непогрешимы священные тексты. Но переводы с языка на язык делаются людьми. Люди имеют право на ошибку и иногда эксплуатируют это право.
Широк спектр человеческого искания истины, к каждому сердцу пролегает отдельная тропа. Крепко запал в память отца Александра случай с Захаром Беркутовым. С первого дня прибытия Владимира Сергеевича Завьялова в Боровое они понравились друг другу и подружились. Захар Петрович тянулся к правде, искал свой путь в жизни. С легкой руки Владимира Сергеевича заинтересовался Ветхим и Новым заветами, с удовольствием знакомился с книгами, которые предлагал отец Александр.
И вот однажды, после прочтения одного из трудов протоиерея Александра Меня Захар Петрович пришёл весь взбудораженный, с двумя книгами в руках. Он сравнил перевод одного места пророчества Исаи и в синодальном изложении и в переводе Меня. И, показав оба отрывка, с волнением произнес:
– Посмотрите, маленькое изменение в переводе одного только слова, а как меняется понимание всей сути!
– Да, действительно так, – согласился с ним отец Александр, – В каноническом варианте: «Не жертвы хочу, а милости». В переводе Меня: «Не жертвы хочу, а милосердия».
Владимир Сергеевич радостно поразился, как быстро его друг находит самое важное. Какаянезамутнённость восприятия!
– А почему ты считаешь, что тут больше к месту именно «милосердие»? – спросил отец Александр.
– Почему? – Захар Петрович даже взмахнул рукой и задумался, – Да просто это слово как-то шире, да и добрее. Человечнее, что ли… Не всегда ощущение от слов можно передать словом же точно. Конечно, если подумать еще…
– Зачем тратить время, если за нас уже подумали? – сказал отец Александр.
Как когда-то сам для себя, стоя перед тем же вопросом, он взял с полки Толковый словарь русского языка.
– Вот, послушай, что говорит Ожегов. Милость у него имеет два значения. Во-первых, она означает доброе и человеколюбивое отношение. Подходит, да? Но второе… Второе: «Благосклонность, полное доверие, расположение к кому-нибудь низшему со стороны высшего». Вот откуда неприятие! В слове «милость» мы чувствуем оттенок снисхождения, даже пренебрежения. Хочу сделаю, хочу нет… А теперь посмотрим толкование слова «милосердие»: «Готовность помочь кому-нибудь или простить кого-нибудь из сострадания, человеколюбия».
Он положил том назад повернулся к Захару Петровичу.
– Вот так. Помочь, простить… Независимо от своего или другого человека положения. Просто потому, что мы люди. Потому что по-иному человеку просто нельзя.
Так внезапно, через посредничество Александра Меня, смысл Божественного Слова проник в сознание Беркутова. Милосердие! Наиболее подходящее здесь понятие. А как важно! Ведь в этих словах, – кредо, само ядро религиозного сознания. Милосердие, – именно на нём должны основываться человеческие отношения.
Да, в Боровом нашёл отец Александр то, что искал всю жизнь. И друзей, которым всегда хотелось помочь, на которых всегда можно было опереться. Но и здесь не во всём он мог раскрыться. Вот как сказать тому же Беркутову, что в Петьке Блаженном видит он по-настоящему милосердного человека, что не для себя тот живет, а для людей. А что путь избрал себе столь неординарный, так в том не люди ему судьи. Ведь не лёгкости же он ищет для себя, а трудностей. Скорее для того, чтобы острее ощутить боль другого.
Люди в селах и хуторах непростые. Книжным словом к ним не пробиться, все истины требуют перевода на язык привычный и понятный каждому. Вся обстановка в Боровом: природа, пока не тронутая промышленной революцией, и полупатриархальный уклад жизни, —располагает к неторопливости в жизни и думах, выводит на внутреннее спокойствие. Ведь там, где царит суета, человеческая душа костенеет.
В городах – интеллект! А работа в городском храме сводится часто к череде модных крещений, бракосочетаний, отпеваний… Что можно знать о людях, стоящих перед тобой на проповеди? Встретиться и побеседовать просто так, без назидательности, нет времени у обеих сторон. Вот и не получается духовного контакта. А без оного что можно сделать?
В селе не так. Вся жизнь на глазах. Каждый у всех на виду. Легче заметить вспыхнувшую вдруг искру глубокого понимания. Помочь вовремя, нужным словом, – и вот уже человек смотрит на себя и мир чуть-чуть да по-другому. А камень в горах только стронуть с места…
Обо всем этом размышлял сейчас отец Александр, готовясь к проповеди, одевая поверх туники ризу. «Фелонь», вспомнилось почему-то латинское название ризы; походная одежда священника-проповедника в те времена, когда приходилось странствовать по планете, неся Слово. Теперь не постранствуешь, если и захочешь. Епитрахиль, – цветная лента с вышитыми на ней крестами, – завершила одеяние.