Маша и Володя прошли мимо клумбы, направились вверх по улице.
– А че недолго? Спешишь? – спросил Володя, морщась от густого дыма, оставленного протарахтевшей газелью.
– Да, в больницу надо.
– Зачем?
– Антона навестить, – они шли мимо перекопанного для замены труб асфальта. Маша пнула балеткой камешек, тот звонко ударился о горячий металл внизу.
– А что с ним? – Володя старался звучать буднично, но был уверен, что в его голосе проскальзывают ноты чрезмерного любопытства и злорадства.
– Да там… Не важно. Куда пойдем?
– На набережную?
Маша кивнула, и они прибавили шаг. Зашли в супермаркет с выцветшей желтой вывеской, купили воды, свернули во двор, где на спинках лавочек передавали по кругу темную пластиковую бутылку старшеклассники из школы неподалеку. Перебежали дорогу, подошли к длинной лестнице из бетонных плит, что вела к ухоженной, частично отреставрированной набережной. Маша вскочила на бордюр, протянула руку. Володя взял ее ладонь и, поддерживая пошатывающуюся девушку, стал помогать ей спускаться по крутому склону бордюра. Она то и дело взвизгивала, едва не падая, будто внизу ее ждала смертельная опасность, и в такие моменты крепче сжимала Володину кисть, а он каждый раз улыбался.
Они оказались у воды, тут жара немного спала: незамерзающая из-за плотины выше по течению река несла вечнохолодные потоки на север. Болтая о заданиях на завтра и о предстоящем семинаре по экономике, они медленно шагали вдоль гранитного забора, за которым плескалась вода.
– Чет я устал. Присядем может?
– Лавочек нет, – осмотрелась Маша. Они сами не заметили, как прошли в часть набережной, которую еще не успели отремонтировать; кроме заросшего газона, на котором в ряд росли отливающие синим пихты, здесь ничего не было.
– Ну, давай на траву.
– Запачкаюсь, – Маша показала на свою белую футболку и голубые джинсы.
– Да забей ты, постираешь, – Володя взял ее запястье и потянул за собой на газон.
Они присели на сухую, теплую траву, тень от высокой пихты касалась носка Володиного кеда. Ветер принес с реки прохладу и запах тины, сбил прядь Машиных русых волос, и она убрала ее за ухо.
– Так что там с Антоном?
– Да ничего страшного, ожог. Неудачно вчера с друзьями на дачу съездил.
– Ох. Ну как же это, осторожным надо быть, так и сдохнуть можно, – наигранно цокнул языком Володя.
– Иди ты, – Маша улыбнулась. – Он мой парень, так-то.
– Да знаю. Знаю, – Володя вздохнул, сжал в кулаке и вырвал из земли несколько травинок.
Маша легла, положив руки под голову, не заботясь о белой футболке. Закрыла глаза, глубоко и расслабленно вздохнула.
Володя посмотрел на нее. Спокойная, светящаяся, тень улыбки на тонких обкусанных губах. Потом, прищурившись, взглянул на небо. Висели неподвижно перьевые облака, покачивались верхушки пихт. Вокруг колыхались изумрудные стебли.
– Маш.
– М?
– Будь моей девушкой.
– Ага.
– Я тебя люблю вообще-то.
– Отлично.
Володя лег на бок, подпер руку ладонью. Сорвал травинку с длинным стеблем и провел им по краю волос Маши, по ее высокому лбу, по носу с горбинкой. Она улыбнулась: «Щекотно». Травинка прошлась по гладкой бледной коже щек, по подбородку, вдоль шрамика от пореза стеклом, ниже, к длинной шее. Володя подался ближе. Ее лицо, розоватые губы, были так близко. Ему показалось, что на краткий миг она чуть разомкнула веки. Сердце сжалось, забилось быстрее, он положил ладонь на ее нагретые солнцем волосы, погладил сбившиеся пряди.
Они не двигались, застыв в сантиметрах друг от друга. Застыло и солнце, и река, и облака. Володя быстро облизнул губы, проглотил ком в горле. Рука на голове девушки дрожала, не верилось, что все это: май, жара, небо, река, пихты, блестящая бутылка воды, белая футболка, русые волосы, шершавые тонкие губы, молодость, близость, жизнь – что все это реально. Он закрыл глаза. Капали в невозвратность секунды.
– Идти пора, – прошептала Маша.
– Да, – Володя поднялся, взял рюкзак с травы, потрогал свою нагревшуюся блондинистую голову. – Жарко.
– Кепку надо носить. – Они пошли в сторону широкой лестницы.
– Ты ж не носишь.
– А мне и не жарко.
Они поднялись, вернулись на пыльные, задыхающиеся улицы, направились к автобусной остановке.
– Знаешь, – Володя засунул руки в карманы, сгорбился, – я очень хотел тебя поцеловать там.
Маша помолчала, откусила лоскуток кожи от нижней губы.
– А что не поцеловал?
Володя бросил на нее быстрый, удивленный взгляд. Девушка шла, опустив голову, крепко сжимая ремешок сумочки.
– Не знаю. Испугался. Думал, ты не хочешь.
– Понятно.
Они дошли до остановки, Володя отдал Маше так и не открытую бутылку воды. Забравшись в душный красный автобус, девушка села у окна. Володя помахал ей, она улыбнулась и помахала в ответ.
Он пошел домой, а она поехала в больницу.
Он пришел на занятия, и она пришла на занятия.
Он получил тройку, а она получила четверку.
Он нашел девушку, а она бросила парня.
Он съехал от родителей, а она вспомнила тот день в мае.
Он закончил университет, и она закончила университет.
Он бросил девушку, а она нашла парня.
Он вспомнил тот день в мае, а она съехала от родителей.
Он уехал в Питер, а она осталась.
Он нашел работу, и она нашла работу.
Он получил повышение, а она уволилась.
Он женился, а она бросила парня.
Он купил смартфон, и она купила смартфон.
Он уволился, а она нашла работу.
Он купил машину, а она нашла парня.
Он нашел работу, а она купила смартфон.
Он поехал в командировку, а она поехала в отпуск.
Он купил квартиру, а она вышла замуж.
Он вспомнил тот день в мае, а она купила машину.
Он развелся, а она завела ребенка.
Он получил повышение, и она получила повышение.
Он купил смартфон, а она купила квартиру.
Он поехал в отпуск, а она вспомнила тот день в мае.
Он женился, а она купила машину.
Он завел ребенка, а она поехала в командировку.
Он купил машину, а она завела ребенка.
Он перенес операцию, и она перенесла операцию.
Он стал дедушкой, а она стала бабушкой.
Он играл с внуком, а она поехала в отпуск.
Он заболел, а она играла с внуком.
Он лег в больницу, а она купила дочери машину.
Он вспомнил тот день в мае, а она похоронила мужа.
Он умер, а она играла с внуком.
Он умер, а она заболела.
Он умер, а она перенесла операцию.
Он умер, а она лежала.
Он умер, а она вспомнила тот день в мае.
Он умер, и она умерла.
Маршрутка
Султан сидел в кресле автобуса девяностого маршрута. В глазах у него слегка плыло от выпитого, он чувствовал, как начинает болеть голова: от грохота, от алкоголя, от света фар проезжающих мимо машин и мелькающих ярких вывесок. Султан никогда не видел столько света в ночном городе. Там, откуда он родом, ночью светят только фонари, и на редком фасаде мерцают цветные буквы. А здесь все было иначе, здесь от постоянного шума, и света, и алкоголя у него болела голова. Он отвернулся от окна и посмотрел на свои руки. В каждой он держал по бутылке: в одной – Аква Минерале, в другой – бутылка из-под Бон-Аквы, наполовину полная водкой. Султан взглянул на свои штаны цвета хаки. Они были грязные, мятые. Султан давно не менял штаны, как, впрочем, и остальную одежду. От него плохо пахло, но сам он этого не замечал, потому что просто привык. Он закрыл глаза и подумал о доме. Какое-то время ехал так, вспоминая их с мамой квартиру в Тулуне – небольшом городе на полпути из Иркутска в Красноярск. В той квартире Султан провел двадцать два года своей жизни. Там были сервант и старый диван с телевизором напротив. На диване всегда лежало покрывало с цветочным орнаментом. Мама говорила, что ей оно досталось от бабушки, которая еще жила в Узбекистане.
Автобус тряхнуло, и Слутан открыл глаза. Он снова посмотрел на свои штаны, а затем оглядел салон. На задних сидениях примостилась молодая мама с ребенком; прямо позади Султана грустно пялился в окно бородатый мужчина в шапке-ушанке, которую тот надел несмотря на пока еще вполне сносную погоду. Наискосок сидел молодой парень. Султан встретился с ним взглядом, и в этот момент парень отвернулся. Султан подсел к нему.
– Привет, слушай, – сказал он, глядя в пол под ногами парня. Тот, в свою очередь, поморщился и слегка закатил глаза, но Султан этого не заметил. – Это, выручи, будь другом.
– Не-не, – поспешил ответить попутчик, – не могу.
– Слушай, выручи, а? – повторил Султан, пропустив отказ мимо ушей. – Может у тебя это, есть какая-нибудь одежда ненужная. Штаны там.
Парень слегка опешил от странной просьбы и посмотрел на штаны собеседника. Заметив взгляд молодого человека, Султан убрал одну из бутылок за пазуху и, подергивая себя за штанину, сказал:
– Видишь, мои совсем грязные, куда в таких. Может у тебя есть какие-нибудь, которые тебе большие или маленькие там. Должно же быть что-нибудь. Я тебе заплачу, у меня деньги есть.
Парень представил себе всю процедуру передачи его старых штанов странному, воняющему спиртом человеку восточной наружности. Само собой, никакого желания заниматься этим у него не было. Он сказал:
– Нет, извини. Нету.
– Ну как нету? – Султан ему не поверил, конечно. Дома, в Тулуне, у него остались несколько пар штанов, которые он не носил. У всех его друзей дома, в Тулуне, были штаны, которые они не носили. Султан полез в карман и извлек скомканные купюры, протянул собеседнику:
– Вот, смотри, у меня деньги есть, я заплачу. Ну может еще какая одежда у тебя есть? Или там, у друзей, может, спросишь?
Парень сделал вид, что задумался и затем голосом полным сожаления протянул:
– Нееет, наверное, нет.
Султан убрал деньги в карман, открутил крышку бутылки, что все еще была у него в руке, и сделал большой глоток. Парень снова поморщился от запаха алкоголя.
– Ну как так? Эх, – Султан резко выдохнул. – Ну, я надеюсь, если б было чем, ты б помог.
– Да конечно, – поспешил согласится парень, – просто у меня у самого брат младший, он все донашивает…
Султана этот ответ удовлетворил. Он протянул парню руку.
– Меня Султан зовут. Можно Женя.
Секунду парень колебался, глядя на грязную ладонь, но все же пожал ее:
– Вася.
Султан улыбнулся и посмотрел в окно.
– Большой у вас тут город. Очень большой. Все есть. Тулун у нас маленький.
– Да, – на выдохе произнес Вася. Всю жизнь, все двадцать четыре года, он провел здесь, в Красноярске, сибирском миллионнике. Перевел взгляд на грязный пол маршрутки, а затем на бутылку в руке Султана.
– Слушай, а где тут рынок? Где можно на работу устроиться? – спросил Султан, доставая вторую бутылку из-за пазухи.
– На том берегу есть. Ну, это далеко, – после короткого раздумья ответил Вася. Пожалуй, именно там работали большинство приезжих. По крайней мере так было, когда он ходил туда последний раз, еще с мамой, будучи подростком.
– На том берегу… – Султан поморщился недоумевая, а затем вспомнил, что Красноярск стоит на двух берегах Енисея. Он открутил крышку, сделал несколько глотков и протянул соседу.
– Будешь?
– Нет, спасибо.
– Да попей. Хорошая минералка, вкусная, – Султан улыбнулся, наслаждаясь вкусом, затем сдвинул брови. – Дорогая, сука. Но вкусная.
Вася тоже еле заметно улыбнулся. Вкусная минералка.
– А куда автобус идет? – спросил Султан. – А то я сел и даже не знаю, куда еду.
– Ну… – вообще, Вася тоже не знал, куда шел этот автобус, ему нужно было проехать до дома еще всего пару остановок. Он попытался разглядеть схему маршрута на стене перед ними, но Султан не дождался ответа. Нахмурившись, глядя куда-то перед собой, он произнес:
– Мне завтра на дачу ехать. Надо тут дом строить, от родственников досталась земля. И работу буду завтра искать.
– Понятно, – лаконично отозвался Вася. Ему почему-то стало очень жаль Султана. Он хотел сказать что-нибудь, спросить про его семью. Вся жизнь попутчика пронеслась у Васи перед глазами: вот он стоит на рынке, торгует шубами из контейнера. Вот он таскает бревна и сколачивает их, возводя кривенький, крошечный домик. Вот он сидит в квартире с облезшими обоями и пьет водку из бутылки из-под Бон-Аквы. Вася хотел ему посоветовать не оставаться здесь, уехать обратно, домой. Или отправиться дальше, на запад, в Москву, там хотя бы какие-то возможности. Там есть будущее. Там ему не придется задыхаться на тупой работе, не придется выбирать из четырех паршивеньких кинотеатров, не нужно будет весь год копить деньги на летнюю поездку в Египет. Там у него будет шанс на нормальную, интересную жизнь.
– Ты хороший парень, – сказал Султан. – Нужны деньги?
Он снова достал скомканные купюры и протянул Васе полтинник.
– Нет-нет-нет, – Вася, улыбаясь, замахал руками, – не нужно.
– Да бери, – настаивал Султан, – я до денег не жадный.
– Хорошо, но не нужно, правда, – на взгляд в куче бумажек было около трех тысяч.
– Ну смотри, – Султан убрал деньги.
Автобус остановился на светофоре.
– Ладно, – сказал Вася, поднимаясь, – мне выходить.
– Да, удачи.
Они пожали руки. Вася подошел к двери маршрутки и, когда та открылась, вышел. Султан пересел на свое место и поехал дальше.
Оленька
Оленька лежала на мягкой пуховой подушке, наблюдая за пылинками, дрейфующими в рассекающем спальню пополам луче солнца. Она улыбалась пухлыми губами, нежилась, лёжа обнаженная поверх одеяла, вдыхая морозный январский воздух, что проникал в комнату через открытое настежь окно.
Оленька повернулась, посмотрела на спокойное лицо мужчины рядом. Он лежал на спине, неподвижный, большой, красивый. Оленька улыбнулась и ему.
Стопы коснулись холодного линолеума, она села и потянулась. Приятно хрустнули локти, позвоночник. Размяв шею, она встала, прошла на кухню. Холодильник был пуст, для завтрака ещё предстояло поработать. А все потому, что поленилась приготовить еду с вечера.
Она включила чайник, подождала, пока забурлит вода, сделала кофе. Растворимый «три в одном» был ее самым любимым напитком во Вселенной. Наполнив кружку кипятком, поставила ее в поросшую льдом морозилку и направилась в ванную. Проходя рядом с мирно лежащим на кровати мужчиной, подмигнула.
С любопытством глядя в зеркало на свои длинные светлые волосы, большие глаза, принялась чистить зубы, напевая: «Оленька, Оооленька. Оленька? Оленькаааа! О.о.олееенька». Русский она знала плохо, кроме своего имени – лишь несколько фраз, что не помешало вчера подцепить Марка. Высокий, красивый он клюнул мгновенно, стоило ей в танце немного потереться об него.
– Пайэхольэ камнь э, – неловко ворочала языком Оленька, но Марк сразу понял приглашение.
Выходя, она не забыла включить прибор, что занимал место ванны и представлял собой высокую стеклянную кабину со множеством трубок и значительно усложнял гигиенические процедуры – принять душ было негде.
Вернувшись в ледяную кухню, Оленька отпила уже остывший кофе. Сидя за столом, болтая стройной ножкой, она смотрела на покрытый толстым слоем блестящего снега подоконник. Осталось всего пара месяцев, потом командировка закончится, ее отзовут. Она будет скучать, местное население ей очень нравилось. По крайней мере нужно прихватить с собой побольше кофе.
Живот тревожно заурчал. Оленька голодала уже пару дней – все никак не везло.
Допив холодный кофе, она тяжело вздохнула, подошла к кровати. Мужчина лежал без движения. Оленька схватилась двумя руками за волосатое запястье, потянула, и тело упало, гулко стукнувшись затылком о холодный пол. Кряхтя, сетуя на слабые мышцы, она доволокла Марка до ванной, не без труда затолкала в стеклянную колбу. Нажала несколько кнопок на пульте рядом с раковиной.
Сверху и снизу выдвинулись, подвинув труп, широкие, острые ножи. Она нетерпеливо наблюдала, как скрюченное тело – мышцы, органы, кости Марка – измельчаются, превращаются в однородную массу внутри огромного блендера. Оленька проглотила слюну.
Получившуюся красно-серую жижу засосало в трубку отсека фильтрации, и дальше – в диспенсер. Уже сорок минут спустя у ног Оленьки лежали спрессованные, завернутые в фольгу брикеты.