А казалось, цель близка. 30 июня 1941 года Мудрый в числе немногих националистов участвовал в сборище в доме № 10 на львовской площади Рынок. Был тихий вечер, тишина казалась странной после недавних боев. Мудрый сидел в полупустом зале и с волнением слушал, как один из ближайших сподвижников Бандеры, референт по идеологическим вопросам Ярослав Стецько, декламирует «акт провозглашения украинской державы».
Голос у Стецька дрожал, в конце чтения «акта» референт сбился на тонкий визг.
Мигали свечи, и было в собрании что-то от траурной церковной церемонии. До сих пор Мудрый помнит запах сырости, въевшейся в углы зала. И долго еще вспоминались слова третьего пункта «акта»: «Вновь возникшая Украинская держава будет тесно сотрудничать с национал-социалистской Германией, которая под руководством своего вождя Адольфа Гитлера создаст новый порядок в Европе и во всем мире…»
Мудрый подумал с тоской, что с той поры не миновало и десятка лет. Где они, мечты? Впереди пропасть, и есть ли хоть капелька надежды удержаться, не свалиться в нее?
Боркун что-то говорил, и Мудрый усилием воли заставил себя вслушаться в этот поток слов.
Видно, и сам Боркун заметил, что референт СБ без особого внимания относится к его монологу, потому что внезапно замолчал, и после паузы сказал резко и чуть презрительно:
– Я знаю, о чем вы думаете. Борьба закончилась полным поражением, вместе с капитуляцией Берлина рухнули и наши надежды, не так ли?
– Ошибаетесь, – стараясь, чтобы ответ прозвучал почтительно, сказал Мудрый. – Действительно, положение у нас не из легких. Поражение Германии привело к тому, что оказалась разрушенной и создававшаяся годами наша система борьбы. Вы не хуже меня знаете, что к окончанию войны перестали существовать наши диверсионные школы, пропагандистские центры, перевалочные базы в Австрии, Германии и некоторых других странах.
– Да, это так, – признал Боркун.
– Вам также известно, что если мы даже имели бы возможность набрать людей, то все равно не смогли бы их одеть, вооружить, кормить…
– Эти прописи я и без вас знаю, – чуть раздраженно прервал его Боркун. – Не вам мне рассказывать, что наши сотни снабжались вермахтом.
– Этой базы больше не существует.
– Найдем новую!
– Мне бы ваш оптимизм!
Мудрый позволил себе усомниться в словах Боркуна.
– Джентльмены из английской Интеллидженс сервис и американцы из службы Даллеса пока относятся к нам весьма прохладно…
– В некоторых случаях реклама вредна.
– Верно, бывают и такие связи, о которых не стоит писать в газетах.
– Вот-вот, – кивнул Боркун. – Самое главное, что в нашей борьбе с Советами мы не одиноки. Над Европой подули новые ветры.
– Вы имеете в виду речь Черчилля в Фултоне?
– Не только ее, хотя эта речь – целая веха в послевоенной истории. Разве не знаменательно, что специальные службы некоторых государств стали выделять даже людей для связи и контактов с нами?
– Об этом вслух не говорят, – приглушил голос Мудрый.
– Не волнуйтесь, здесь нас не услышат. Да, действительно, – задумчиво, будто размышляя вслух, продолжал Боркун, – наши надежды на быстрый успех в вооруженной борьбе потерпели крах. Мы не контролируем события, приходится в этом признаться. По имеющимся сведениям, одиночки там, на украинских землях, еще продолжают сражаться. Но они обречены…
– Мужество героев не пропадет бесследно, – почтительно сказал Мудрый.
– Безусловно. Но мы реалисты – это безысходное мужество. Самоубийцы выбирают обычно самые высокие мосты, чтобы броситься вниз головой. И никому не придет в голову считать их рекордсменами по прыжкам в воду. В лучшем случае их хоронят в укромном месте и без панихиды.
– Не совсем понимаю вас… Не можем же мы прекратить борьбу!
– И не должны. Но вести ее следует новыми методами, а не уподобляться самоубийцам. Сколько вы заслали за последнее время агентов на «земли»? – неожиданно спросил Боркун.
Мудрый замялся. Даже здесь, в укромном ресторане, он предпочитал не говорить о таких вещах.
– Впрочем, я и без вас знаю, – свысока бросил Боркун. – Ушло у вас пять человек. Двое погибли в перестрелке на границе, двое явились с повинной к Советам, один где-то осел так, что сыскать его невозможно. Короче, воспользовался вашими деньгами и документами, чтобы сбежать от своего прошлого, а заодно и от вас…
– От нас… – тихо поправил Мудрый.
– Не имеет значения. Факт остается фактом: из пяти попыток ни одной удачной. Это сейчас самое важное. Остальное – лирика. А мы с вами – люди дела, не так ли?
Мудрый опустил голову. Боркун болтает о вещах, которые знать ему не положено. Для него была составлена рапортичка: пятеро ушли за кордон, двое погибли смертью героев в схватке на границе, трое приступили к выполнению задания. Боркун должен был передать эту цифирь «друзьям», которые дали деньги на операцию.
Мудрый в минуту раздражения называл свою службу «конюшней». Видно, в «конюшне» завелась «серая лошадка». Придется навести порядок.
– Не вздумайте искать мой источник информации, – словно угадав его мысли, проворчал Боркун. – Отобью охоту…
– Мы с вами не из конкурирующих служб, – примирительно улыбнулся Мудрый. – От вас секретов нет… – Он с ненавистью глянул на прилизанный пробор Боркуна, склонившегося над тарелкой, и испугался: вдруг тот заметил его взгляд?
Официант принес отличный бифштекс. В другое время Мудрый с аппетитом поужинал бы – в этом уютном ресторане отлично готовят. Но проклятый выскочка затронул больное место. Мудрого преследовали в последнее время неудачи: курьеры уходили и не подавали о себе вестей. Или надежные люди сообщали об их провалах. Двое не смогли даже перебраться через кордон. Хорошо, хоть отстреливались, это дало возможность положить на стол руководству реляцию о награждении посмертно мужественных борцов за национальную идею. Ластивка и Вир подняли руки, как только добрались до первой советской погранзаставы. Один курьер – казалось, надежный и проверенный – где-то затерялся в безбрежной стране: наверное, как и предполагает Боркун, забился в какую-нибудь дыру, уничтожил снаряжение и живет себе тихо да мирно.
– В нашем деле без риска невозможно, – хмуро сказал Мудрый.
– Речь идет не о риске, а о полной бесперспективности усилий. – Боркун энергично уничтожал бифштекс: казалось, напряженная беседа только разжигает его аппетит. – Ну хорошо, пошлем мы еще пятерых… Что это даст? Где гарантия, что они сумеют прорваться на ту сторону и выполнят задание?
– Несколько наших людей возвратились, – напомнил не без гордости Мудрый.
– С чем? – наседал Боркун. – Что они принесли? Байки о тяжелом положении на Украине? Так им никто не верит. Знаете, что сказал наш общий друг майор Стронг, когда я принес отчеты ваших людей? Он посоветовал оставить себе на память – им эта «липа» не требуется.
Мудрый тоскливо смотрел в сторону, старался не встречаться взглядом с Максимом. Вцепился в него, будто он, Мудрый, во всем виноват. А если разобраться, то его люди выполнили задание пусть не лучше, но и не хуже, чем обычно. Они шли по надежным адресам. Разве их вина, что вместо хорошо законспирированных, как значилось в картотеке СБ, очагов подполья, они никого не нашли? Один из агентов должен был проинструктировать краевой провод, в распоряжении которого якобы имелись значительные силы. Агент спасся чудом: в день, когда чекисты взяли все руководство провода, он пьянствовал у своей давней приятельницы. Вот уж воистину бог дураков любит. И никакие силы за этим проводом не стояли: сотни давно разгромлены, одиночки затерялись в лесах.
– Я знаю ваши обычные задания курьерам, – серьезно сказал Боркун. – Кое-кто в центральном проводе не может расстаться с мыслью, что УПА на «землях» больше не существует – большевики ее уничтожили. Легенда об УПА живет и еще по одной причине: те, кто нам платит, должны видеть, что мы кое-что можем. Вы, Степан, стоите у истоков специальной информации. Скажите, положа руку на сердце: действительно ли имеются у нас на «землях» какие-то силы?
Мудрый сосредоточенно думал. Что ответить? Правду сказать? Понравится ли она, эта правда, одному из руководителей центрального провода? Да знает он ее хорошо и сам. Выпытывает, вызывает на откровенность…
– Борьба продолжается, – вполголоса сказал Мудрый, – и до тех пор, пока жив хоть один человек…
– Бросьте, – поморщился Боркун, – это вы скажете тем, кого пошлете на Украину. Мне нужен другой ответ.
– Какой? – Мудрый впервые за весь разговор поднял на Боркуна бесцветные глаза. И подумал: «Пусть сделает первый ход. Я ему зачем-то нужен. Я ему, а не он мне».
Боркун недолго помолчал – подошел официант, чтобы сменить приборы. Мудрый хорошо знал, что среди официантов бывает немало агентов различных специальных служб. Мелких доносчиков, получающих «за услуги» жалкие гроши. И ему было известно, насколько цепок взгляд такой «разведсошки» и сколько профессионалов имело неприятности из-за неосторожно оброненного и тут же подхваченного слова.
Не любил Мудрый рестораны и официантов. Еще не любил он горничных в отелях, случайных попутчиков в поездах, одиноких, скучающих девиц в барах.
И сейчас он выждал, пока официант, подхлестнутый выразительным жестом, испарился.
– Так какой ответ вам нужен?
– Я хочу знать, – напористо сказал Боркун, – могу ли я рассчитывать на вас в выполнении одной очень важной операции…
Мудрый был доволен собою. Первая карта легла на стол. И у него есть чем ее покрыть – козыри еще не играли.
– Всегда к вашим услугам, – невразумительно пробормотал он.
– Э-э-э, так мы не договоримся, – хмыкнул пренебрежительно Боркун. – Да или нет?
– Так нельзя.
Мудрый решил немного сбить спесь с этого самоуверенного молодыка. Ишь, развалился в кресле, не хватало только, чтобы на манер своих друзей-американцев еще грохнул ноги на стол.
– Я могу вам сказать «да». Ну и что? Это будет пустой ответ: не зная брода, не привык соваться.
– Очень хорошо, – неожиданно одобрил член центрального провода, – именно такое мнение о вас и сложилось. Осмотрительность, осторожность в нашем деде – прекрасные качества.
Вполголоса, так что и Мудрому было еле слышно, Боркун стал излагать суть поручения. Требовалось подобрать очень квалифицированного агента для рейса на «земли». Не простого курьера. Даже не курьера с чрезвычайными полномочиями. Эта сторона деятельности пусть идет, как шла. Нужен человек, который мог бы надолго осесть на Украине, легализоваться, войти в доверие, даже сделать у Советов карьеру. Короче, стать своим у Советов. Хорошо бы, если бы это был интеллигент – задание требует ума и кругозора.
– Вы меня заинтересовали, – решился перебить Мудрый, – с такими качествами – только в руководство всей сетью… Были бы у меня такие люди – не жаловался, бы на судьбу. Вот если потребуется спровадить кого на тот свет – так это пожалуйста, есть проверенные кадры.
Мудрый прикидывался простачком. Этаким недалеким чиновником, все мысли которого сосредоточены на выполнении простых поручений. И всякие там «теории» ни к чему таким, как он. Ни к чему…
– Не прибедняйтесь, Степан, – доброжелательно посоветовал Боркун. – Вам это не к лицу. Я ведь вас знаю не первый день.
– А я всерьез.
– Не верится.
– Известно ли вам, что сделать карьеру у Советов – это не у нас в верхи пробиться? Там ни связи, ни гроши не помогают.
Мудрый опять не удержался, больно кольнул Боркуна: все знают, что вылез тот наверх, к руководству организацией, благодаря влиятельным родственникам, их связям и деньгам.
– Найду других, Мудрый, – гневно повел взглядом Боркун. – Можем обойтись и без вас. И тогда…
Он потянулся к сигарете, и Мудрый услужливо поднес зажигалку. Конечно, курит американские. Американские… А сам ли он разрабатывал операцию? Боркун не будет по собственной воле заниматься черной работой. Этому панку на приемах бы красоваться.
– Я не знаю суть операции, – тихо сказал Мудрый. – Пугать меня не надо, – добавил он вяло. – Я давно пуганный – еще Советами, когда в тридцать девятом срочно оставил в первый раз наш славный Львов. И позже…
– Биографию вашу знаем, – кивнул Боркун. – И пугать не собираюсь. Но рекомендую настоятельно: не переосторожничайте. Я позвал вас, чтобы посоветоваться, хотя мог бы просто приказать.
Конечно, мог бы. Но толку от такого приказа было бы чуть.
Людей знает только он, Мудрый. Можно подобрать такого кандидата, что и кордон перейдет, и на «землях» осядет, а операцию провалит, потому что умеет только одно – на спуск автомата нажимать. А тут работа предстоит тонкая…
Официант опять вертится у стола, неймется ему. Ишь, глаз не поднимает, такой равнодушный к разговору, что сразу видно – старается хоть слово поймать. Нет, рестораны эти не место для деловых разговоров. Он, Мудрый, предпочитает по старинке: проверенная квартира, парочка верных хлопцев в передней. И все-таки не Боркуна это затея – точнее, не только его. Что же, надо помочь: когда идет крупная игра, перепадает и крупье.
– Хорошо. Я вам дам такого человека. Но только после того, как узнаю, что ему предстоит. И второе: я должен знать, кто еще, кроме нас с вами, заинтересован в успехе операции.
– Это деловой разговор. Условия принимаются. Суть операции в следующем… Да не вертитесь вы бога ради, официант – наш человек…
Разговор этот резко повлиял на судьбы нескольких людей.
Еще не представляла, что ей предстоит, Злата Гуляйвитер – «ученица» Мудрого и племянница редактора недавно созданной националистической газетенки «Зоря» Левка Макивчука.
Строила планы на летние каникулы учительница из небольшого украинского городка Олеся Николаевна Чайка – только несколько человек знали, что была в не очень далеком прошлом Леся Чайка курьером бандитского подполья.
По случайному совпадению в этот же день за сотни километров от Мюнхена, в одной из западных областей УССР, старший лейтенант госбезопасности Малеванный загнал остатки сотни Буй-Тура (он же Ластивка, он же Орлик) в глухое урочище и готовился к атаке…
Глава IV
Буй-Тур понимал, что из этого оврага ему не выбраться. От сотни остались рожки да ножки: сперва нарвались на засаду, потом сотню пощипали «ястребки», и, наконец, в нее вцепился со своей группой этот чекист Малеванный. Отчаянное упорство Малеванного известно всем лесовикам, от него не уйти.
Тянулись пятые сутки, как их свинцом гнали по бескрайнему лесу. И негде отсидеться – на хуторах тоже наверняка предупреждены и встретят сотню огнем. Была думка – оторваться от погони и уйти в самую глушь, где и бог не увидит, и черт не достанет. Но разве оторвешься от Малеванного? Идет след в след, огнем пропалывает сотню, осталось уже пятнадцать стрельцов. А у Малеванного, судя по огню, четыре «дегтяря», и на каждом хуторе к нему то один, то два «ястребка» подсоединяются – всем хочется поскорее покончить с ним, Буй-Туром.
Звонко ударил выстрел, и тут же в ответ ему – пулеметная очередь. Трескучая, будто палкой по штакетнику провели.
Буй-Тур склонился над картой. Прижал все-таки его Малеванный, вцепился в хвост, будто шулика[9]. За спиной – болото, через него узенькая топкая стежка, известная только охотникам. И конечно, Малеванному, не такой он дурак, чтобы не знать эту тропу, проводники у него из местных. Справа, километрах в пяти, село. Большое село, через него не прорваться. Да и не выберешься из оврага – хлопцы Малеванного обложили остатки сотни с трех сторон, стерегут каждое движение.
А солнце выперлось на горизонт, будто и не думает садиться. До спасительной темноты часа четыре: вполне достаточно, чтобы Малеванный положил в овраге всех пятнадцать.
Ясно было Буй-Туру, что отсюда никуда не уйдешь. Пришло время казаку сложить голову. Погулял – и хватит, смерть не перехитришь.
Его люди, лихие в налетах на беззащитные села, внезапных и жестоких, как удар ножом, в обороне не выдержат, побегут. А куда бежать? В болото… Не от пули погибнут, так в трясине утонут.