День превратился в ночь, и в Клуатре Пророчества стало темно. Семь сестер продолжали стоять на коленях, а тем временем еще одна из членов ордена проскользнула внутрь и зажгла четыре старинные лампы, заправленные китовым жиром, что стояли по сторонам света у стен зала. Потом она исчезла, чтобы не мешать ритуалу.
Верховный Оракул и сестры ждали. Не будет ни отдыха, ни еды, ни воды, пока Пророчество не сделано.
Прошел еще час.
А потом сестра Кара начала хватать ртом воздух, глубоко и жадно дыша, будто вынырнула из глубокого бассейна с ледяной водой. Слева от Верховного Оракула сестра Хатена вскочила, уставившись в центр зала. Затем она обернулась к Пелагии, и глаза ее под повязкой были расширены от ужаса.
«Да», – подумала Пелагия. Она тоже чувствовала их.
Помехи.
Верховный Оракул наблюдала, как сестра Кара поднималась и падала на колени, вновь поднималась и вновь падала. Пелагия чувствовала, что сестра Хатена смотрит на нее завязанными глазами, и подозревала, что страх той уходит. А взамен его растет злость, по мере того как Хатена начинала понимать план Пелагии.
Да, она знала, что нарушила все протоколы и традиции, выбрав Кару для оглашения пророчества. И она также знала причины возникновения этих традиций. Ритуал Пророчества был не только трудным – для недостаточно подготовленной сестры он мог быть опасным. Без предшествующих ему годов тренировок неподготовленный разум мог забрести слишком далеко в лабиринт Бездны, следуя за видениями и песнями, что исходят не из будущего, а из собственного подсознания пророка.
Без должной подготовки разум мог заблудиться навсегда. Пелагия знала об этом риске, и остальные тоже знали. Только они не знали, что этот риск был оправдан. На кону стояло будущее ордена. В конце концов, Пелагия Фемида была Верховным Оракулом, а слово Верховного Оракула – закон. Она отбросила чувство вины, проигнорировала долгий взгляд сестры Хатены и сфокусировалась на одной из практик ордена, повторяя в уме Семь Запретов, дабы очистить чувства. Затем, почувствовав, что контроль над эмоциями вернулся, сестра Пелагия вздернула подбородок и заговорила. Ее слова были первыми, что записал аудиограф за много, много часов.
– Скажи нам, сестра, – тихо проговорила Пелагия. – Скажи нам, дитя. Скажи нам, что ты видишь. Пусть пророчество говорит через тебя. Позволь будущему стать явным, взгляни на него очами разума.
Кара открыла глаза. Пелагия сумела различить их сквозь повязку – остекленевшие, расфокусированные. В конце концов у Кары получилось.
Она содрогнулась.
– Я вижу… вижу…
Кара задыхалась.
Другие сестры вскочили с подушек, но Пелагия не обратила на них внимания. Тем временем Хатена глядела на Верховного Оракула, не отрываясь.
– Скажи нам, сестра, – продолжила Пелагия. – Истолкуй пророчество и позволь нам всем узнать о нем.
– Я вижу…
– Говори, Кара, говори.
Кара вновь будто захлебнулась воздухом, поднимаясь с колен. Теперь сестра Беатрис обменялась взглядами с сестрой Хатеной. Палец Беатрис застыл над рычагом аудиографа. Пелагия, не отрывая глаз от возвышения, протестующе взмахнула рукой.
– Продолжай запись, Беатрис. Мы близко. Мы очень близко.
– Оракул! – сказала Хатена, вцепившись в подушку. – Оракул, это неправильно. Мы должны остановить ее.
Пелагия шикнула на нее, поднялась с колен и вновь обратилась к сестре на возвышении:
– Кара, говори! Скажи нам, сестра, что ты прочитала в будущем.
Кара с трудом втянула воздух вот уже в третий раз и упала на подушку, неловко подогнув ноги. Она начала вращать головой из стороны в сторону, будто пес, который прислушивается к голосу хозяина. Пелагия смотрела на то, как на щеках Кары напряглись желваки, а челюсти сжались так сильно, словно сестра пыталась стереть собственные зубы в порошок. Кара начала бить себя кулаками по бедрам, а между сжатыми пальцами сочилась кровь – она глубоко вонзила ногти в мякоть ладоней.
– Сосредоточься, Кара! Сосредоточься!
Хатена покачала головой и поднялась со своего места. Нарушение протокола ее уже не волновало.
– Верховный Оракул Пелагия, остановите это! Прекратите. Сейчас же.
Пелагия оставалась на месте.
– Кара, слушая меня…
В этот момент Кара закричала. Затем поднялась и… И засмеялась.
– Я вижу это! – она вскинула руки, и по ее лицу зазмеилась ухмылка. – У меня получилось!
К этому моменту те четыре сестры, что ранее оставались столь же безмолвны и неподвижны, как и мраморные плиты позади них, заволновались. Сначала они переглянулись, потом посмотрели на Верховного Оракула, затем вновь на сестру на возвышении.
– Скажи нам, сестра! – настаивала Пелагия. – Огласи пророчество.
– Я… – Кара уронила руки и вновь опустила голову. Устремилась всем телом вперед, вытягивая спину и вертя шеей из стороны в сторону. – Я вижу… вижу…
– Скажи нам.
– Я вижу тени, – теперь Кара говорила зловещим свистящим шепотом. – Много теней, синих и темных. Я вижу… впереди путь, дорога вперед, однако проход закрыт. Завеса. Пелена. Синяя вуаль. Вуаль… она движется. Я вижу… руки? Я вижу много рук. Они движутся за вуалью. Толкают ее. Царапают. Тянут ее на себя, тянутся, тянутся…
– Да, Кара, – сказала Пелагия. – Тянутся. Они тянутся к тебе, Кара. Иди к ним!
– Оракул! – Хатена разорвала круг, сойдя со своего места в сторону Пелагии и глядя на нее. – Пелагия, это ересь. Я чувствую ее! Прекратите это, пока мы не потеряли Кару.
Пелагия не обратила внимания на эти слова. Там, на возвышении, Кара вертелась на подушке, поднималась и падала, ее прерывистое дыхание становилось все чаще. Она то сжимала, то разжимала кулаки, и на белой ткани туники расплывались пятна крови.
– Я вижу вуаль… Я вижу вуаль… Я вижу вуаль. Руки тянутся… руки тянутся…
Из носа Кары поползла тонкая кровавая дорожка. Она, казалось, не замечала, что кровотечение все усиливается, а губы и верхние зубы становятся багровыми.
Хатена развернулась. Прежде, чем Пелагия успела ее остановить, сестра запрыгнула на возвышение перед Карой. Та даже не заметила Хатену рядом с собой, продолжая раскачиваться и завывать:
– Я вижу вуаль… вижу вуаль. Много рук!
Хатена опустилась на колени, чтобы оказаться на одном уровне с Карой, и ухватила ее за запястья. Потом потянула юную сестру за руки к себе, но та начала отбиваться, и на мгновение тела женщин сплелись, будто схватились равные по силе борцы. Но в конце концов Хатена разжала хватку и упала назад, на ступени, ведущие к возвышению. Она приземлилась напротив Беатрис, ударившись о раструб аудиографа, и почти тотчас приподнялась, опираясь на ладони.
– Кара, послушай меня! Найди путь и возвращайся к нам! Там нет пророчества. Возвращайся обратно к своим сестрам.
– Много рук… много рук… Синий свет, такой синий…
Хатена вскочила на ноги и, содрав красную повязку с глаз, стала озираться по сторонам.
– Да что с вами со всеми? Кто-нибудь поможет мне?
Остальные обменивались взглядами, но не двигались с места. Хатена обернулась к Верховному Оракулу Пелагии, что стояла напротив нее.
– Верховный Оракул, пожалуйста! Остановите это!
Пелагия посмотрела над плечом Хатены на сестру Кару, которая корчилась на возвышении, шепча кощунства, а кровь продолжала бежать у нее из носа – теперь и изо рта, из ушей и даже из глаз.
Пелагия выяснила, что хотела. Ее страхи подтвердились. И теперь ритуал Пророчества убивал Кару.
Рука Верховного Оракула потянулась к поясу, пальцы пробежались по навершию церемониального жезла, который носили все сестры ордена.
Хатена посмотрела вниз и отшатнулась, тряся головой:
– Нет. Пелагия, нет, вы не можете…
Верховный Оракул выступила вперед, доставая жезл из-за пояса. Другой рукой она указала на Беатрис.
– Достаточно. Останови запись.
Беатрис передвинула рычаг. Машина с громким лязгом прекратила работу.
Хатена открыла было рот, чтобы сказать что-то, но Пелагия оттолкнула ее, Толчок был так силен, что сестра упала на пол. Верховный Оракул поднялась на возвышение. Жезл в руке внезапно показался ей очень, очень тяжелым.
Кара не осознавала ее присутствия. Она успокоилась и теперь стояла на коленях, запрокинув голову. Губы ее шевелились, хотя вслух она не произносила ни слова.
Остальные сестры поднялись на ноги. Хатена кричала, но Пелагия сумела отрешиться от ее крика, раз за разом повторяя в голове текст Семи Запретов. Пророчеству мешали. Кто-то нашел способ каким-то образом влиять на видения, чтобы преуменьшить силу ордена Оракулов. Должно быть, это какое-то колдовство. Другого объяснения не было.
Это ересь.
Затем Верховный Оракул замахнулась рукой, воздевая жезл. Позади нее остальные сестры, образующие круг, вскричали – и Хатена тоже. Она вскочила, бросилась к Пелагии, ухватила ее за руку и потянула назад так сильно, что они обе свалились на пол. Жезл Пелагии покатился по камням, Верховный Оракул пыталась подняться, но Хатена оказалась быстрее. Она оттолкнула Пелагию и вскарабкалась на возвышение, где Кара рухнула на вышитую подушку. Ее скрюченное тело содрогалось от рыданий.
Пелагия встала и сдернула повязку с лица.
– Хатена, как ты смеешь мешать мне?
Хатена обняла Кару и посмотрела поверх ее дрожащей головы на Пелагию.
– Вы могли зайти слишком далеко, Верховный Оракул.
Пелагия промолчала. Тишину в Клуатре Пророчества нарушали только рыдания Кары. Когда Верховная Оракул вновь взошла по ступеням и посмотрела на плачущую сестру, Хатена обняла ту еще крепче.
Никто не произносил ни слова. Никто не двигался. Затем Пелагия обернулась и указала на Беатрис:
– Немедленно уничтожь запись, сделанную аудиографом. Сожги ее!
Беатрис, дрожа, начала вытаскивать перфокарту из устройства. Верховный Оракул снова посмотрела на Хатену, и две женщины сверлили друг друга взглядами так долго, будто этот момент растянулся на вечность.
Затем Пелагия произнесла:
– Сестра, нам надо было все узнать.
Глаза Хатены сверкнули негодованием:
– Нужно было найти иной способ!
– Будущее сестер ордена Оракулов висит на волоске, – проговорила Пелагия. – Мы не должны позволить кому бы то ни было мешать ритуалу Пророчества.
Она взглянула на других сестер, которые дрожали перед Верховным Оракулом.
– Нам противодействует ересь, – добавила она. – И мы должны противодействовать ей, чтобы победить.
Она вновь повернулась к Хатене и глубоко вздохнула.
– Но я должна поблагодарить тебя, сестра. Возможно, я позволила чувствам одолеть себя. Присмотри за Карой. Можешь отложить другие обязанности, пока она не поправится. Я должна поразмыслить над нашими действиями и определить лучший путь для преодоления ереси.
Хатена внимательно посмотрела на нее, затем кивнула. Пелагия отвернулась и вышла из зала, не проронив более ни слова.
После того, как она вышла, Хатена взглянула в угол клуатра, туда, куда укатился жезл Верховного Оракула. Когда рыдания Кары начали стихать, Хатена пошевелилась… И только теперь пальцы жрицы, сжимавшие ее собственный жезл на поясе, разжались.
Часть первая
Клинок Дануолла
1
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ КИТОБОЙНЯ ГРИВЗА НОМЕР 5,
КВАРТАЛ БОЕН, ДАНУОЛЛ
18-й день месяца Земли, 1852 год
«Он заглянул в глаза Джессамины Колдуин в тот самый миг, когда жизнь покидала ее. И в тот самый миг ему пришло в голову, что он совершил ошибку. Его обманули. Хотя мысли такого рода бесполезны – она уже умерла вне зависимости от того, сожалел он об этом или нет. Однако он увидел свое истинное лицо, отразившееся в ее глазах, увидел свою подлинную сущность. Он не был ни знаменитым убийцей, ни великим творцом истории – всего лишь очередной пешкой в непостижимой игре».
– «КЛИНОК ДАНУОЛЛА»Отрывок из бульварного романа, глава 3Он опустился на колени на жесткий, влажный пол заброшенной бойни, оглянулся на аккуратные штабеля щебня и вздохнул. Чуть сдвинул на затылок глубокий капюшон и рассеянно одернул края кожаной куртки, вымокшей под ночным дождем. Потом запустил в бороду пятерню, не сняв перчатку. Поразмыслив над ситуацией, Дауд снова вздохнул.
Итак, вот оно. Недели – месяцы – путешествий от края до края Империи. Месяцы, в течение которых он следовал за слухами и шепотами, за историями без конца, исследовал странные культы, шел за проводниками, что вели в никуда. Месяцы слежки, борьбы за крохи информации, попыток распутать все эти нити – причем надо было тянуть за них аккуратно, ведь они могли оборваться, если слишком сильно сжать их в кулаке. И ради чего? Ради вот этой груды щебня внутри огромного выгоревшего остова китобойни в отвратительном квартале самого дождливого проклятого города на Островах.
Место было тем самым, что он искал, просто он слишком сильно опоздал. Истории были правдивы – на бойне действительно что-то произошло. Что-то важное для его миссии. Но что бы ни превратило дополнительную китобойню Гривза номер 5 в разбитую ракушку, это произошло месяцы тому назад. Время и усилия – все потрачено зря. Фабрика была важным звеном в решении, но теперь она превратилась в тупик.
Дауд поднялся, уперся ладонями в бедра и вытянул голову в сторону ближайшей кучи щебня, будто новый ракурс обзора мог что-то изменить в сложившейся ситуации.
«Нет, все же время было потрачено не зря. Это не тупик». Так повторял он себе, раз за разом. Да, он явился на сцену через несколько месяцев после того, как спектакль был сыгран, ибо не был способен завязывать время в узел. Это было вне его возможностей.
Зато возможности были здесь и сейчас. Он добрался сюда, в конце концов сумел сделать это. И теперь можно заняться поиском зацепок. Следы уже остыли, но он обязательно найдет что-нибудь.
Просто обязан найти.
И действительно, эта груда искореженных железяк, обломков кирпича и камней заслуживала внимания. Она занимала почти половину фабрики, всю поверхность пола, который остался целым – с той стороны остова здания, что выходил на улицу. Другая сторона, обращенная к реке, была почти полностью разрушена. Не хватало целой секции стены, там зияла дыра, будто распахнутая в зевке глотка, и торчали уцелевшие куски арматуры, словно пальцы, указывающие в небо и протянувшиеся над темной водой. Большая часть стены рухнула в реку, но, как сумел разглядеть Дауд, ее русло было чистым. Только совсем рядом с берегом бурлил пенный прибой, там, где Ренхевен катил воды через несколько обломков, что виднелись под самой поверхностью. Река была жизненно важной водной артерией для Дануолла, и, несомненно, была проделана огромная работа, чтобы очистить дно от камней. Сначала обломки свалили в здании фабрики, а уж потом началась настоящее расследование.
Что бы ни случилось, это происшествие было значительным – достаточно значительным для должностных лиц, чтобы изучать его причины, чтобы тратить время на перетаскивание, сортировку и учет этих камней. Они были аккуратно разложены, рассортированы по материалу и по размеру, и каждый булыжник промаркирован – номера, нарисованные белой люминесцентной краской, неожиданно ярко светились в ночи, отражая тусклый лунный свет.
Официальной версией происходящего считался взрыв. На последнем этапе своего путешествия, двигаясь к востоку от Поттерстеда после возвращения на остров Гристоль, Дауд тщательно изучил все заметки в газетах, которые ему удалось собрать. Он связал слухи и факты, относящиеся к происшествию в Дануолле, и принял его за исходную точку, в которой его миссия могла стать успешной или провалиться.