– Где тебя носит?! – сиплым от бешенства голосом спросил тренер. – Регистрация кончилась, все переодеваются, старт через полчаса, меня чуть инфаркт не хватил… Где ты был, Семён?
Остатки волос по сторонам головы Пингвиныча стояли дыбом, образуя что-то вроде седых рожек. Сеня раскрыл рот, но ничего не придумал и стал с раскрытым ртом озираться, силясь понять, что происходит.
– А ну бегом на регистрацию, – буркнул Пингвиныч и довольно чувствительно придал Сене ускорение. Окончательно сбитый с толку Сеня потрусил к дверям. По дороге он еще раз обернулся и увидел, как рослый парень, отложив телефон, надевает футболку. На футболке чернела надпись: «DILLON». «Уэс Диллон? – опешил Сеня. – Я что, уже на забеге? Как это?»
У регистрационной стойки он убедился, что догадка его верна. Каким-то образом, открыв дверь собственного подъезда в Петербурге, Сеня очутился в Марселе, на играх Доброй воли. То есть, перескочил на неделю вперёд и на три тысячи километров к юго-западу. Примерно. Разобраться с этим диким фактом Сене никто не дал, поскольку до забега оставалось полчаса, и пришлось спешно проходить сначала регистрацию, потом тут же допинг-контроль – конечно же, обычный, земной, ни на какие сегрианские инсталляции не рассчитанный. Подгоняемый окриками Пингвиныча, Сеня по-быстрому переоделся в форму с рекламными надписями на трёх языках – русском, французском и интерпланетном для Гостей. Вышел на дистанцию, занял место, выровнял дыхание, не переставая тупо удивляться: как же так, только что бежал по Петроградке, был вечер, жара, а сейчас – утро, облачная прохлада, стадион, толпа гудит. И только когда прозвучал сухой выстрел стартового пистолета, Сеня наконец вспомнил, как Уви перечислял способности. Чтение мыслей, предсказание отдалённых событий, телекинез, временной скачок…
Временной скачок! «Да это же сбой, – озарило Сеню. – Тот самый, про который Уви предупреждал. Видно, вместе с быстрым бегом ещё что-то установилось. Или включилось? Вот чёртовы лягушки, напридумывали всякого, что сами разобраться не могут…»
– Беги-и-и!! – истошно заорал со своей скамейки Пингвиныч, и Сеня, спохватившись, ринулся догонять соперников. Сегрианская программа не подвела: всего за несколько секунд бежавшие далеко впереди цветные фигурки приблизились, выросли, поравнялись с Сеней. Он успел услышать тяжелоё дыхание Диллона, ухватил боковым зрением мельканье рук сухопарого Ченг Пу, миновал лидировавшего Бойски, а потом в голове у него словно бы включилось радио. Множество голосов зазвучало одновременно на разных языках, и владельцы этих голосов, кажется, были очень сердиты. Кто-то гневно кричал, кто-то с презрением цедил слова, кто-то визгливо чего-то требовал, и вдруг Сеня без всякого перевода понял, что сердятся они именно на него. «Моя победа! Только моя, не твоя!» «Наверняка под допингом, чертов читер!» «Стой! Не имеешь права! Я самый лучший!» «Догоню! Догоню! Ещё немного, и догоню!» И ещё, и ещё, и всё это – о нём, о Сене. «Телепатия включилась, – с возрастающим ужасом понял он. – Ну, спасибо, Уви, гад земноводный! Что же дальше-то будет?!» Он рванулся вперёд, наращивая скорость, чтобы оторваться от соперников, оставить позади их гневные кричащие мысли. Сообразил тут же, что бежит слишком быстро, судьи могут заподозрить неладное. Бросил взгляд на трибуны. И увидел такое, что заставило его забыть про Уви, про сбой и даже про саму гонку.
Трибуна была полна звёзд. То есть, она была полна людей, и Сеня их ясно видел, но в то же время видел, что каждый из них – сияющая, невозможно прекрасная звезда, величественная и огромная. Тем удивительнее было, что никто из них не подозревал о собственном сиянии. Их мысли, которые Сеня теперь отчётливо слышал, были совсем не звёздными: они думали о деньгах, поставленных на гонку, о домах, автомобилях, правительстве, налогах, о рогаликах и кофе с молоком, о дождливой погоде и строгом начальстве. Каждый из них (вдруг понял Сеня) мог в любой момент осознать свою звездную сущность, разгореться, сотворить новый, чудесный мир, или сделать этот, уже существующий мир, лучше и правильней. Каждый из них (понимал Сеня) был вечным, безначальным и бессмертным, мог плыть по течению времени, как по реке, в будущее или прошлое, или оставаться в настоящем, продлевая крохотный миг на целые эпохи. Каждый (и Сеня в том числе) мог объединиться со всеми остальными, занять место в хоре из миллиарда голосов, и при этом петь неповторимую песню. Но никто об этом не знал. Занятые только собой и своими мелочами, они собрались здесь, смотрели на забег и ждали того, кто займёт первое место.
И ещё Сеня видел, что на трибунах нет Маринки. Больше того, её нет в Марселе, она сидит дома, в петербургской квартире, болтает по телефону с подругой. Не смотрит гонку и не гадает, кто выиграет, потому что равнодушна к спорту. И к Сене она равнодушна. Те слова про победу были шуткой, Маринка забыла про сказанное через пару минут. Она не будет с ним, даже если он победит в каждом состязании на Всеземных играх. Да это и к лучшему: Маринка – вовсе не та, какой кажется Сене… то есть, казалась ещё пять минут назад, до того как включились все скрытые программы. Сейчас он ясно понимал, что, сойдись они, их ждало бы разочарование, быстрое и горькое. Но однажды, если и он, и она изменятся, станут мудрее и опытнее, у них будет возможность стать чудесной парой. Когда это произойдёт? Не важно: и будущее, и прошлое, и вероятное, и сбывшееся – всё это очень близко, грань между ними зыбка и легко устранима. Всё проходит, всё повторяется. У каждого человека есть много шансов сделать всё честно и правильно, стать лучше и умнее. И когда-нибудь каждый поймёт, что он – яркая звезда.
Звезда, а не читер.
Трибуны качнулись и расплылись. Сеня пришёл в себя и обнаружил, что всё ещё бежит. Обернувшись, он снизил темп, а потом и вовсе перешёл на шаг, позволив тем, кто остался позади, нагнать себя. Трибуны зашумели, а он сошёл с дорожек на газон и спокойно смотрел, как приближается невозмутимый Ченг Пу, как бежит в полуметре за ним Диллон, как яростно вскидывает голени отстающий Бойски. Проводив взглядом последних бегунов, он сел на колко подстриженную траву, вытянул нисколько не уставшие ноги и стал ждать. Ожидание было недолгим: через пять минут толпа ликующе взревела, громоподобный голос объявил о победе – выиграл всё-таки Диллон – и на стадион потянулись люди. Сверкали фотовспышки, мельтешили разнокалиберные флаги, гудели репортёрские коптеры. «Пойду, что ли, переоденусь», – решил Сеня, поднялся и увидел, что от трибун к нему идёт Пингвиныч. Тренер шагал неторопливо, и было заметно, что он прихрамывает: видно, растревожилась старая травма, как всегда в сырую погоду. Подойдя, он поманил Сеню пальцем. Сеня приблизился. От неловкости он не знал, куда деть руки, и обхватил себя за локоть.
– Ты почему остановился? – спросил Пингвиныч спокойно. Глядел он куда-то вбок, сутулясь и наклонив голову. Сене было очень жаль старика, но он не мог ничего поделать. Не мог даже ответить на вопрос. Вернее, мог, но это расстроило бы Пингвиныча ещё больше.
– Простите, – сказал он искренне. – Это просто сбой.
– Какой еще сбой? – сморщился тренер. – Сбой у него…
– Простите, – ещё раз сказал Сеня.
– Да что «простите»? – Пингвиныч вдруг сверкнул глазами и зашипел, надвигаясь на Сеню. – Что мне твоё «простите»? Ты у себя прощения проси, ты же осрамился на всю планету, крест на карьере поставил! Дурак, щенок несчастный! Всё, всё прогадил! Ух-х, я тебе…
Пингвиныч замахнулся старческим рябым кулачком. Сеня – хоть был выше и шире в плечах – отшатнулся, вжал голову в плечи, выставил для защиты ладони…
И очутился в кресле перед экраном. Шлем давил на голову, колол виски шипами, стягивал нижнюю челюсть. На экране плясала разноцветная метель. Где-то в дальнем углу подвала капала вода. Сеня мигом всё понял и задёргался в кресле, пытаясь высвободиться.
– Подожди! – заорал он. – Стой!!
Экран заслонила большая голова сегрианца. Уви пощёлкал синюшными пальцами, издал сложный лягушачий звук и сдёрнул шлем с Сениной головы, больно зацепив оттопыренные уши. Сеня скатился с кресла и отпрыгнул на пару шагов для пущей безопасности.
– Временной скачок, – пропыхтел он. – Ты мне лишнего установил. Много всего.
Уви внимательно осмотрел шлем, потом перевёл взгляд на Сеню. Глаза его забавно выпучились, потом еще забавнее сузились.
– Всё-таки случился сбой, – констатировал он. – Я же говорил: без гарантии. И чего теперь?
– А ничего, – уже спокойнее произнёс Сеня. – Я передумал. Не надо мне быстрого бега.
Уви смотрел на него, надувая горло.
– И вообще ничего не надо, – добавил Сеня смущённо. – У меня, оказывается, всё есть.
– Ну и хорошо, – сказал Уви и опять щёлкнул пальцами. – Только денег не верну, учти.
– Каких денег… – начал было Сеня и осёкся. «Ну да, – подумал он, – всё верно. Я же ему уже заплатил. Хотя как это? Я же платил тогда, когда еще не знал, а это уже после того, как сейчас… Тьфу ты, запутался. Да и хрен с ним».
– Это временной парадокс, – объяснил наблюдавший за ним Уви.
– А-а, – уважительно отозвался Сеня. – Понятно.
Ему было ничего не понятно, но всё это совершенно не имело значения. Когда-нибудь он станет звездой. Когда-нибудь мы все станем звёздами. И Маринка, и Пингвиныч, и даже, наверное, Уви. Надо только об этом помнить.
– Тебе пора, – квакнул сегрианец. – Иди давай.
– Иду уже, – улыбаясь, откликнулся Сеня.
И телепортировался на улицу.
Гандикап Щипача
Руслан Лютенко
Джеймсу Герберту Бреннану
На рукоятке иглока нашли отпечатки пальцев Игоря. Кровь убитого была на его руках, когда полиция ворвалась в контору. Накануне между ним и Гариповым произошла ссора того рода, после которой дружба обычно прекращается, то есть наличествовал мотив. И всё-таки Игорь Щипач был на сто процентов уверен, что так быстро его взяли в оборот и вынесли вердикт из-за фамилии. Нужно было менять её, ещё когда он подался в адвокаты.
В зале суда стояла тишина. Она будто распространялась от коробки робота-рихтера и подавляла как присяжных, ютившихся по правую от него сторону, так и Щипача, впервые оказавшегося в роли подсудимого. И куда только делась его хвалёная раскованность, красноречие, знание буквы закона! Голова опустела, накатила слабость и растерянность. Адвокат Игоря смиренно склонил голову, ожидая вердикта, с которым безуспешно боролся на протяжении процесса. Чёртов дилетант!
– Игорь Борисович Щипач, – раздался отжатый от эмоций голос рихтера. Робот уже проанализировал все имеющиеся данные вкупе с мнением суда присяжных и сопоставил их с действующим законодательством. – За убийство первой степени суд приговаривает вас к казни через смертельную инъекцию. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Ваше последнее слово, Игорь Борисович.
На протяжении вердикта Щипач не отрываясь смотрел на верхние уровни улицы через большие арочные окна. Солнце било сквозь стёкла чистым светом, и лишь иногда тени воздушного транспорта проносились по залу суда, перекрывая золотистый поток. Я умру и больше никогда не выйду на улицу, с дрожью подумал Игорь. Голова по-прежнему оставалась пустой, лишь где-то на периферии крутилась мысль, не дававшая покоя ни на минуту. Отважится ли он?
– …
– Повторите, пожалуйста, – раздался голос рихтера через подушечки колонок.
– Я… я хочу прибегнуть к шестнадцатой поправке.
Со стороны присяжных раздалось удивлённое восклицание. От людей пополз шёпот, будто растворивший в себе удушающее облако молчания, распространяемое роботом-судьёй. Впрочем, рихтер быстро навёл тишину, стоило ему только заговорить.
– Поправка шестнадцатая: осуждённый на смертную казнь вправе бросить вызов шахматной программе СК. В случае победы осуждённого наказание заменяется на пожизненное заключение. Именно к этой поправке вы хотите прибегнуть, Игорь Борисович?
– Да, Ваша честь, – обычно Щипач испытывал внутреннее раздражение, когда приходилось обращаться к роботу подобным образом, но сейчас его отношение к немецкой железяке в корне поменялось. Рихтер будто стал настоящим человеком, в руках которого находилась жизнь Игоря.
Молчание судьи длилось несколько секунд: робот производил вычисления и анализировал прецеденты.
– Очень хорошо, – выдал он наконец стандартную фразу. – Суд считает требование осуждённого подлежащим удовлетворению. Согласно пункту третьему поправки шестнадцатой у осуждённого есть три дня на подготовку к партии и три тренировочных игры с шахматной программой СК. Также ему на это время предоставляется персональный тренер в случае, если осуждённый захочет повысить свой уровень владения игрой. Кроме того, согласно пункту пятому, партия будет транслироваться в прямом эфире по всем телеканалам страны.
Щипач тяжёлым взглядом упёрся в коробку рихтера. И почему у него такое чувство, будто робот насмехается над ним, а в его механическом голосе проскальзывают издевательские нотки? «Повысить уровень владения игрой»… наверняка рихтер уже знает, что Игорь в шахматах ни черта не смыслит, да и будь он хоть трижды этим… как его… гроссмюнстером, против Чесскиллера шансов у человека никаких. Поэтому и радуется жестянка, в этом Игорь был уверен на сто процентов.
Динамики на туловище судьи издали звук, имитирующий тройной стук молотком, трижды отдавшийся у Щипача в грудной клетке.
– Заседание окончено.
В зал вошли два охранника, сопровождавшие Игоря до изолятора. Присяжные, шушукаясь, двинулись к боковой комнате, где их ждал накрытый стол. А вся страна уже знала, что впервые за семь лет кто-то рискнул сыграть с роботом в шахматы на свою жизнь.
* * *
По роду деятельности Игоря очень интересовали необычные законы и их история. Например, во Франции до сих пор не разрешается называть свинью именем Наполеон. В Техасе нельзя ходить с кусачками в кармане. В Тропее закон запрещает некрасивым женщинам появляться на пляже раздетыми. Шестнадцатая поправка – смертная казнь может быть отменена и заменена на пожизненное заключение, если осуждённый выиграет у программы ChessKiller в шахматы – была, наверно, самым необычным законом среди всех, особенно учитывая то, что законодательство страны, породившей её, не привыкло к шуткам в области уголовного права.
А история поправки была таковой.
В 2027 году – на заре роботизации – была разработана программа, поставившая крест на шахматах. Поэтому её так и назвали – ChessKiller. Щипач не вникал в техническую сторону проблемы, он понял только, что программа не работала по модному сейчас принципу нейросетей – в неё, сгенерированные на специальном алгоритме, просто были вбиты все ходы, которые только возможны в шахматах, и ход на каждую позицию, с наибольшей вероятностью ведущий к победе. Отныне человек не мог больше обыграть компьютер, и это, по сути, убило шахматы. Большие турниры прекратились, все гроссмейстеры ушли в шахматы Фишера и им подобные, а сама игра превратилась в забаву для пенсионеров и немногих оставшихся фанатов. Одним из которых оказался президент ***. Чтобы возродить интерес к любимой игре он и протолкнул шестнадцатую поправку, потратив на это столько усилий, что об этом можно было рассказать отдельную историю.
И интерес действительно вспыхнул. Чего уж там, новый закон произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Игорь, тогда ещё юнец, помнил тот бум вокруг шахмат. Почти каждый приговорённый к смертной казни спешил прибегнуть к заветной поправке, и каждый день визоры транслировали партию между заключённым и Чесскиллером. Один из знакомых Щипача, мотавший тогда срок на зоне, рассказывал, что на какое-то время шахматы в тюрьмах вытеснили даже карты. Игорь пытался представить камеру, внутри которой покрытые татуировками авторитеты «рубятся» в древнейшую игру, но безуспешно.