Двери лифта начали закрываться. Еще можно успеть выскочить, – только и успел подумать он прежде, чем путь в коридор исчез, и лифт мягко двинулся наверх.
Женщина не обращала внимание на него, смотрела перед собой, стояла пустым, бессмысленным истуканом. Ему она показалась знакомой, но где они могли когда-либо встретиться – сказать конечно же не мог.
Я, в тот момент, не меньше его гадал о происходящем и все ждал, что дорогая подруга соизволит объяснить, зачем ей понадобилось сохранять ее, но та все еще не желала со мной разговаривать, хотя и наблюдала за моей реакцией.
Он убрал руки в карманы, чтобы девушка, если вдруг ей захочется повернуть голову в его сторону, не увидела, как дрожат пальцы, но тут же достал, решив, что, на тот случай, если она вдруг соберется напасть – руки лучше держать свободными.
В его мыслях царил полный хаос.
Она не собиралась нападать, и, когда лифт остановился на шестнадцатом этаже, просто вышла и повернула направо, оставив его стоять в кабине и набираться смелости: с одной стороны – вот он – шанс, ожившая легенда. С другой – что делать дальше? Так ли он был готов к чудесам, чтобы рисковать?
Он осторожно выглянул в коридор и увидел как женщина, покачиваясь, будто пьяная или в трансе, удаляется, придерживаясь за стену, мимо дверей с номерами квартир. Остановившись перед одной из них, она потянула за ручку и, войдя внутрь, с щелчком закрыла за собой.
Лифт закрылся за его спиной, оставив одного в коридоре в могильной тишине и полутьме.
– Ладно, – пробормотал он сам себе, отметив, что воздух здесь кажется более густым, и медленно пошел в том же направлении, прислушиваясь к происходящему по ту сторону дверей. Та, в которую зашла женщина, значилась под номером «1618». За ней, как и за всеми другими, не доносилось ни звука.
Выждав еще немного, он двинул дальше, до окна в конце коридора, за которым виднелся лишь сплошной белый шум из снега и более ничего.
Других людей здесь нет, – снова вспомнил он.
По прежнему стараясь не шуметь, подчиняясь общему безмолвию, он направился назад, к лифту и нажал на светящуюся кнопку в алюминиевой панели. Двери, с готовностью, открылись.
Он поехал на первый этаж.
– Если и там никого нет – значит сработало, – сказал себе вслух, и ему же самому голос показался неуверенным и напуганным, – а если сработало – значит… значит…
Что же это значит, он не знал и не имел никакого плана на этот случай, и оттого теперь выстраивал в голове схемы, чтобы самого же себя опровергнуть, если результат окажется не тем, который ожидается. Одна из них звучала так:
«Если на первом этаже за столом все еще сидит портье, значит я либо вернулся назад, либо все это было цепочкой странных совпадений».
Поэтому, когда лифт остановился, он вышел и тут же посмотрел в сторону стойки портье. Тот сидел под включенной лампой и, казалось, дремал с открытыми глазами. На нашего незадачливого путешественника он не обратил никакого внимания. На меня, естественно, тоже.
За большим витринным окном продолжала бесноваться погода, виднелись ползающие, едва различимые, тени машин.
Тоже белый шум, совсем такой же, – отметил он, – как на шестнадцатом этаже.
Облегченно вздохнув, он направился к дверям, вышел, окунувшись бурю и долго стоял под снегом, впитывая в себя окружающую жизнь со всеми звуками сотовых у проходящих мимо людей, рыкающих машин, искусственными запахами и бесконечной суетой, которую не могла остановить даже метель, направившись домой лишь тогда, когда почувствовал, что замерзает.
– Здравствуйте, – сказал он «своему» портье, и тот машинально поздоровался в ответ.
Поднялся на шестнадцатый этаж в лифте с парой мужчин – один был длинноволосым, в какой-то спецовке, вероятно курьером, с большой сумкой через плечо; другой оказался солидным шестидесятилетним, или около того, мужчиной, с большой лысиной и огромными очками. Обычные люди, но ему показалось, что с ними очень безопасно. Мысли о зомби растворялись в настоящем. Какие зомби, когда видишь такой контраст между реальной жизнью и… тем.
В квартире – естественно родные порядок и тишина. Он бросил плащ на тумбу в прихожей и посмотрел в зеркало. Такой же, как и всегда – чуть хуже, чем хотелось бы, но чуть лучше, чем могло бы быть. Дойдя до кухни, нацедил себе коньяка на два пальца и сделал большой глоток и только после осмелился посмотреть в окно на соседний дом. Шестнадцатый этаж. Самый обыкновенный этаж самого обыкновенного дома. Смутно, сквозь снегопад, виднеются окна там, где горит свет. Там, где света нет – не видно ничего.
Ощущение остаточного страха перед неизвестным медленно проходило по мере того, как тепло от коньяка расходилось от живота по организму, прогоняя и холод, и то оцепенение, которому он еще не подобрал нужного слова.
– Твою мать… – пробормотал он, кратко резюмируя свой отважный поход.
Белые часы на стене говорили, что сейчас двадцать минут восьмого, до нашей встречи оставалось всего сорок минут. Самое время придумывать вопросы для своего гостя, чтобы не растеряться при встрече.
Но он все равно растерялся.
16
Знаешь Жонглер, чем выше здание, тем больше в нем технических этажей – мест, куда нельзя просто так приехать на обычном лифте и даже с лестницы возможно попасть лишь через специальную дверь, обычно запертую от любопытствующих посторонних. Специальный грузовой лифт, лишенный того удобства, что свойственно обычным пассажирским, курсирует между ними, не попадая на жилые этажи, чтобы ненароком никто туда не забрался.
На технических этажах располагаются опоры для усиления конструкции каркаса зданий, трубопроводы, кабели, насосы и баки для воды на случай пожара – изнанка дома, его жилы и кровеносная система, куда даже работники заходят не часто.
Он, как строитель, естественно знал о технических этажах, а, например, Марта даже не догадывалась, хотя в ее доме таковых было два.
Между пятнадцатым и шестнадцатым этажом твоего дома имеется еще один, вроде как пятнадцатый с половиной, как его называли коммунальщики, или «1Т», как официально он именовался на планах. Марка «1Т» была и на двери, которая вела в него с лестницы. Я хотел обрести тело и поселиться там, чтобы слушать его мысли и даже раздобыл ключи, но, взяв их, я обнаружил, что есть куда более интересное место в доме – ворота, под названием 0Т, расположенные в подземном паркинге.
Ключи я раздобыл у портье. Поверь Жонглер, самый ненадежный человек в доме – это портье. Чаще всего им является какой-нибудь старичок на пенсии, или студент, подрабатывающий в свободное время, или просто человек, не нашедший себя в жизни. В гостиницах портье, или, как они себя называют – администраторы, совсем другие, с иными функциями, задачами и ответственностью, но в жилых домах им, по сути, делать нечего, кроме как быть живым свидетельством статуса владельцев здания. Пожаловались на перегоревшую лампочку в коридоре – звони электрику, тот придет и заменит. Попросили вызвать такси или скорую помощь – вызывай. Портье – не охранник и ни уборщик, он даже не координирует работу последних, лишь фиксирует их появление и уход. Однако, при этом, у портье есть ключи от всех дверей в доме. Вдумайся – человеку, который ни за что толком не отвечает, вручают ключи от всех дверей. Как можно этим не воспользоваться?
Я и воспользовался. Дождался, пока он пойдет в туалет, заглянул в стол, где ключи и хранились, и взял.
В последние месяцы, благодаря нашей переписке, он все чаще обращался к своей юности, и крохотное пламя, бледный источник света, то чуть разгоралось, то вновь тускнело, когда монотонная жизнь возвращала его к унылой действительности.
Но он понемногу вспоминал шутки, бывшие в обиходе в их компании, сейчас уже не такие смешные, как раньше; вспоминал знакомые лица, которые можно было найти в интернете, если бы он не боялся увидеть их такими же старыми, обрюзгшими и уставшими, как он сам, и те, с кем в интернете они уже нашлись – с детьми и животиками; вспоминал легенды, которые они рассказывали друг другу.
Например, такую:
Бывает, что ты постоянно встречаешь одного и того же человека. Скорее всего это случайность, просто совпадение расписаний; но бывает и так, что ты чувствуешь на себе чужой взгляд, а обернувшись в поисках его источника – видишь постоянно встречающегося тебе незнакомца. Люди, согласно легенде, инстинктивно ощущают злые намерения, это наследственная память с тех времен, когда они были ближе к животным, чувствующим опасность. Но едва ты перестаешь ощущать взгляд, расслабляешься, посчитав это играми разума, усыпляешь свою животную бдительность, тебя ловят.
Тело потом находят в реке или в печи, обычно изуродованное до неузнаваемости. Но родные и близкие не верят в то, что этот труп – действительно их друг, сын или брат. Потому что тело, которое им показывают судмедэксперты, умерло уже несколько месяцев, а их друга, сына и брата видели живым еще вчера, или даже сегодня. Экспертиза ДНК в ваши дни вещь очень надежная, но все по прежнему предпочитают верить своим глазам. Умерший несколько месяцев назад ведь только что ходил на работу, пил с вами в одной компании, был весел и улыбчив, писал вам сообщения. Чему же верить – изощренным медицинским выводам или себе?
Поборов первую волну отрицания, родственники и друзья начинают звонить этому человеку для собственного успокоения, только он не берет трубку, на следующий день не является на работу и не возвращается домой. Он просто исчезает.
Легенда конечно так себе, в ней очень много нестыковок и притянутых за уши моментов. Но к нашей ситуации она неплохо подходила, и благодаря этому воспоминанию, у меня появилась идея.
17
До моего появления он успел переделать множество вещей – сделать себе бутерброд, переодеться, выпить, для храбрости, еще немного коньяка, умыться, посмотреть, лежат ли вещи в порядке, ничего ли не мешает или бросается в глаза. Достать бутылку с коньяком и поставить на журнальный столик возле дивана, а после еще немного выпить.
Я же стоял под дверью и слушал, как он нервно ходит из угла в угол в этих делах, пытаясь собрать мысли в кучу и определиться с тем, что спросит у меня в первую очередь, а что – во вторую.
Мне требовалось это время на то, чтобы предстать перед ним в самом лучшем виде, таким, чтобы увидев меня, он враз позабыл свою стратегию и не знал, что делать дальше. По истечении десяти минут после восьми, я постучал в дверь и с полминуты ждал, когда он подойдет и посмотрит в глазок, специально встав так, чтобы меня нельзя было в него разглядеть. Ждал, пока замок беспокойно щелкнет, и дверь откроется, неуверенно, но в то же время достаточно гостеприимно, хорошо отражая его состояние. Потом с улыбкой наблюдал, как его глаза расширяются, и на лице появляется выражение одновременно крайней степени удивления и нового страха. Ждал, пока вихрем пронесутся мысли в голове в таком количестве, что он ни одну из них не успеет толком обдумать. А потом сказал:
– Ну так что, я вхожу?
Он не стал сопротивляться когда я, отодвинув его, оказался в квартире и, пройдя до кресла за журнальным столиком, упал в него.
– Этого не может быть, – произнес он, по прежнему стоя у двери.
– Знал бы ты, сколько раз я слышал это «не может быть», – ехидно заметил я, – человек удивляется всему не типичному только потому, что сам ведет себя чересчур типично и предсказуемо и ждет того же от окружающего мира. Я думал, что после похода в тот дом, ты уже подготовился к разного рода странностям. Хотя, признаюсь, такого от тебя не ожидал. Садись, нам есть что обсудить.
Он послушно и медленно закрыл дверь и направился к дивану. Осторожно сел на край и, наклонившись, внимательно посмотрел мне в лицо.
– Кто ты такой? – еще один банальный вопрос. Его руки снова дрожали: когда он потянулся к стакану с коньяком, то едва его не расплескал.
– Послушай, – я откинулся в кресле и положил ногу на ногу, – ты пьешь и пьешь, день за днем. Пусть и понемногу, но твой мозг получает дозу яда, уже скорее незаметную, и организм к ней давно привык. Скажу больше, в человеческом теле всегда содержится некоторое постоянное количество алкоголя, а в твоем теперь, при гипотетически трезвом состоянии, он ниже естественного значения, соответственно меняется и уровень гормонов в организме, которыми у тебя регулируется все, в том числе и настроение. Кстати, алкоголь – это продукт жизнедеятельности дрожжевых бактерий, ты знал об этом? Впрочем, неважно. В таких условиях мозг начинает работать не так, как должен, а, стало быть, в какой-то момент обработка информации от нейронов, при измененном состоянии сознания, может сложиться в иную картину мира, как у человека, скажем, склонного к депрессивным состояниям. Так, возникает, например, белая горячка.
– Ты хочешь сказать, что у меня белая горячка?
– Я хочу сказать, что сейчас ты в своем обычном состоянии, восполнив недостаток гормонов до нормы алкоголем. Пьян, напуган, растерян, да еще и ходил в дом напротив, но в состоянии нормальном… Кстати, ты правда веришь в то, что катаясь на лифте можно попасть в другой мир?
Он поставил стакан на стол, так и не отхлебнув и посмотрел на жидкость в нем.
– Ты знаешь кто та женщина?
– Знаю. Могу даже сказать, что она – не человек.
– А кто?
– Вообще-то я пришел говорить не о ней, а о твоей жене, – я вздохнул и, с искусственной, теперь сочувствующей, улыбкой, посмотрел на него максимально теплым, как умел, взглядом. Порыв ветра с мрачным гулом дунул в окно, словно отвечая на его тяжелые хаотичные мысли, – ты, вот, не знал, что семь месяцев назад она приходила сюда и забрала пистолет.
– Какой пистолет? – предсказуемо не понял он.
– Вот видишь, даже не знаешь, что у нее есть свой собственный пистолет, – я хмыкнул, – твоя жена не стала проституткой, не переживай на сей счет. И я готов показать то, что успел о ней узнать. Как ты на это смотришь?
– Ты хочешь сказать, что она ушла по какой-то другой причине?
Скажи, Жонглер, почему люди, в твое время, стали так односложно общаться?
– Первое время ты думал, что она – творческий человек. После оказалось, что это не совсем так, но ты уже принял ее со всем враньем и отступать не хотел, потому и женился. В юности, кстати, возможно она и мечтала стать фотографом, но когда выяснилось, что для этого нужно больше сил, чем просто щелкать камерой: рассылка работ на выставки, обработка, бесконечная конкуренция, негативные отзывы, – то стала откладывать это и затянула до тех пор, пока не оказалось, что, в некотором роде, начинать уже поздно. Но образ по прежнему поддерживала, потому что на тот момент ей так было нужно. А нужно для того, чтобы никто, в том числе и ты, не узнал настоящей правды. Когда ты стал скорее мешать, чем поддерживать ее образ – она ушла. Я так считаю и имею достаточно оснований для своей точки зрения.
Мы смотрели друг на друга. Я ему улыбался, он мне – нет. Я продолжил:
– Покинув свою маленькую компанию чудиков ты растерял последнее от человека, которому хоть что-то было интересно и с головой ушел в работу. Спору нет, работать у тебя получается неплохо, но ты – типичный середнячок, качественный профессионал, та трудовая лошадка, на которых держится человечество. Тем и гордишься, хотя это – сомнительная ценность. И все-таки, сегодня ты увидел чуть больше, чем видят другие. А я могу показать еще больше. Твоя бывшая жена – непростой человек и это стоит знать.