– Есть доказательства, что эта девочка, Летиция, действительно попала к нему в руки?
– Я ничего не нашла. Он напал на меня и был вооружен, он попытался меня убить. Должна же быть какая-то причина.
– А как бы ты отреагировала, застав кого-то у себя в доме посреди ночи?
Он взял лицо Люси в свои ладони и осмотрел каждый квадратный сантиметр:
– Он тебя не поцарапал? Никакого физического контакта?
– Между нами был пластиковый мешок. Откуда он взялся? Я не слышала его мотоцикла, я…
– Мотоцикла на улице нет. Ты видела, как он одет? Наверняка он уже был в доме.
Шарко вернулся к телу и наклонился. Проверил отсутствие частиц кожи под окровавленными ногтями Рамиреса, потом осторожно перевернул труп. Отверстие сзади свидетельствовало, что пуля прошла навылет. Однако Франк знал, что полиция использует особые патроны: девятимиллиметрового калибра марки «Speer Gold Dot», производства АТК[8], с полой головкой, которая расплющивается при столкновении с малейшим препятствием и остается внутри цели, теоретически. Но при стрельбе в упор в область шеи…
С помощью фонарика он обследовал все вокруг в поисках пули:
– Ты из какой позиции стреляла?
Люси не ответила, она с ужасом смотрела на своего спутника жизни. Скудный свет превращал черты Шарко в безумные геометрические фигуры. Калейдоскоп из кусков плоти, который снова вызвал у нее дрожь. Глаза исчезали во тьме, словно поглощенные двумя черными дырами. Он выпрямился, взял ее за плечи и сильно встряхнул:
– Приди в себя! Так из какой позиции?
– Франк… что ты делаешь?
– Что я делаю? Я пытаюсь помешать нашей семье пойти ко дну.
– Нет, Франк. Я убила этого типа, я… Я одна и должна отвечать. И речи быть не может, чтобы втянуть в это тебя!
– Я уже втянут с того момента, когда ты притащила сюда свою задницу, не сказав мне ни слова, а еще потому, что ты мать моих детей. Пойдешь ко дну ты – угробимся мы все.
Шарко достал бумажник и сунул ей под нос фотографию сыновей:
– Думай о них. Только о них. Мы не в счет.
Его слова поразили Люси в самое сердце. Голова у нее кружилась. Ей следовало проверить все комнаты, прежде чем спускаться в подвал. Может, Рамирес продал свой мотоцикл. Он не открыл дверь, потому что не захотел, или же не услышал, или боялся нежеланного гостя? Почему она оказалась такой дурой? Она порылась в памяти, неопределенно повела указательным пальцем:
– Я точно не помню… Я лежала на полу, в том углу. Он был надо мной и хотел меня задушить. Я наклонила пистолет и выстрелила. Его отбросило к стене, и он умер…
Шарко это мало чем помогло. Он заметил висящую лампочку, поднялся по лестнице, чтобы зажечь ее, но энергосберегающий свет – от силы двадцать ватт – едва теплился. Он оглядел потолок над телом – увеличивающимися кругами, пока его взгляд не остановился на точке попадания. Пуля частично вошла в кирпич, но не полностью благодаря полой головке. Он вытащил ее, как вишенку, и опустил в карман. Эта пуля была частью цифрового отпечатка оружия Люси.
– А теперь гильза.
Другая часть цифрового отпечатка. Опустившись на колени, он принялся рыться в пластиковых чехлах, откатывая пустые бутылки… Чем больше предметов он разгребал, тем большие залежи обнаруживались под ними.
– Ты зашла в дом уже в перчатках?
– Я их надела еще снаружи. И шапочку.
Учитывая невероятную свалку, в которую был превращен подвал, Шарко был уверен, что полицейские из научно-технического подразделения окажутся не в состоянии корректно провести анализ ДНК, а значит, он может спокойно рыться, не боясь обронить капельку пота или волосок из брови. Зато следовало тщательно следить, чтобы не оставить отпечатков на дверных ручках и мебели…
– Хорошо. Ты связывалась с национальными базами данных по поводу Рамиреса? Говорила с кем-то о нем, звонила кому-нибудь?
– Нет, я была осторожна. В курсе только тетя.
– Судя по твоему рассказу, Рамиреса допрашивали только как свидетеля по делу об исчезновении, так?
– Да.
– Значит, не будет установлено никакой связи между исчезновением Летиции, которое находится в ведении Центрального бюро, и смертью Рамиреса, которой займется бригада уголовной полиции. Никто не побеспокоит твою тетю, расспрашивая о том, какую деятельность развил твой дядя, а вот нам нужно будет с ней повидаться. Она болтушка, неспособная придержать язык.
Мозг Люси перегревался, Франк сохранял холодную голову.
– А теперь подумай хорошенько, Люси, подумай, какие ошибки ты могла допустить. Представь каждую минуту этой ночи с того момента, как ты вышла из дому. И помоги мне найти гильзу, черт побери!
Она встала на колени рядом с ним, положив ладони на деревянное покрытие и не отрывая взгляда от пустых затуманенных глаз Рамиреса. Смерть уже мягко обволакивала его.
– Ты думаешь… он был виновен? Он причинил зло Летиции?
– Ну откуда мне знать?
Люси больше не знала, что думать, самые черные мысли роились в ее голове. А вдруг он невиновен? Вдруг он никогда и не притрагивался к девочке? Пытки кошки ничего не доказывают, – возможно, она имела дело с извращенцем, которому доставляло удовольствие мучить животных. Это не делает из него похитителя или убийцу, даже если у него толстенное полицейское досье. Этот тип отбыл свой срок, в глазах закона он был свободен и вновь стал таким же гражданином, как и любой другой.
Она смотрела на Шарко, который обеими руками разгребал завалы на полу и который боролся за нее, рискуя собственной шкурой. В случае чего ему тоже мало не покажется. Соучастие в убийстве, сокрытие улик. На сколько это тянет? Пять лет? Десять? Неужели их ждет такой финал – их, кто сражался на всех фронтах? Скольких мерзавцев они засадили за решетку? Сколько жизней спасли? Но можно ли оценивать жизнь человека весом убийц, которых он способен отправить в тюрьму? Она попыталась успокоить его как могла:
– Думаю, я не сделала ошибок. На мне были перчатки… Я никого не встретила на дорожке, и никто не видел, как я сюда заходила.
Она вдруг очнулась и взялась за поиски на границе света и тьмы. Кошка безостановочно стонала. Невыносимый крик младенца разрывал барабанные перепонки и взвинчивал нервы. Шарко попросил Люси снова проиграть всю сцену нападения и попробовать представить себе направление, в каком вылетела гильза. Может, она столкнулась с препятствием и ушла в сторону? Или же пролетела не один метр и приземлилась где угодно в этом хаосе? В тире гильзы иногда находят в непосредственной близости от цели.
Прошло двадцать минут бесплодных поисков. Франк теперь ползал вдоль стен, с трудом сохраняя равновесие на грудах хлама.
– Мы должны ее заполучить. Если не найдем, все пропало. На ней выбит номер серии, они запросят поставщика, доберутся до арсенала конкретного отдела и обнаружат, где он находится: набережная Орфевр, 36. Они не будут знать, о ком конкретно идет речь, но если упрутся, то проведут баллистический анализ оружия всего персонала. И установят связь между гильзой и твоим «зиг-зауэром».
Шарко знал законы баллистики: при каждом контакте с частями оружия – обоймой, накопителем, дулом, выбрасывателем, бойком – на гильзе остаются характерные следы, индивидуальные для каждого пистолета. Только «зиг-зауэр» Люси соответствует отметинам на искомой гильзе, они составляли единственно возможную пару, которую эксперты без труда идентифицируют.
После полутора часов напрасных поисков Шарко, с покрасневшими глазами и в измазанном костюме, остался без сил. Он выпрямился, преодолевая боль. Он больше не мог вспомнить, где уже искал, а где еще нет. Полное ощущение, что ходит по кругу. Но одно было очевидно: техники из научного отдела найдут ее, эту чертову гильзу.
Люси взяла его за руку:
– Ничего не выходит. Возвращайся домой, прошу тебя. А я потом позвоню в полицию и…
– Не валяй дурака. Слишком поздно. Ты пропадешь, я пропаду, наши дети пропадут. Ты сделаешь их сиротами.
Шарко знал, что каждое его слово пронзает Люси насквозь, но это бичевание было необходимо. Он до сих пор не мог поверить собственным глазам: два копа из уголовной полиции ползают на четвереньках по подвалу и ищут оловянную трубочку девятнадцати миллиметров длиной и девяти миллиметров в диаметре, чтобы скрыть преступление. В последнем всплеске надежды он снова кинулся искать. Пять минут спустя, смирившись, он погрузился в долгое размышление, не отводя взгляда от пистолета «хеклер-кох» Рамиреса.
– Бесполезно, мы ее не найдем. Я вижу три выхода. Самый плохой – избавиться от тела. Но в любом случае копы придут сюда. Так или иначе, кто-нибудь заявит об исчезновении Рамиреса. Рано или поздно следователи обязательно обыщут дом. Что никоим образом не решает нашу проблему с гильзой, а я не смогу жить спокойно, зная, что она где-то здесь и однажды кто-нибудь ее найдет. Второй вариант – огонь. От тела и от дома мало что останется – кроме этой проклятой гильзы. Парни из отдела пожаров и взрывов ее заполучат, это точно.
Шарко бросил взгляд на труп:
– Итак, остается только последний вариант… Возьмем дело на себя. Расследуем убийство, которое ты сама и совершила.
7
Люси обеими руками обхватила голову:
– Невозможно такое сделать.
– Почему бы нет? Мы только что закрыли дело с двойным убийством, момент самый подходящий. Наша команда свободна и по всей логике должна взяться за новое расследование, при условии, что труп обнаружат очень быстро, то есть завтра. Наш процессуалист Леваллуа, так что осмотр места преступления и сбор улик вместе с техниками должны поручить ему, но я подсуечусь, чтобы на этот раз занять его место. Именно я буду составлять протокол осмотра, и я же займусь опечатыванием улик. Прежде чем отправить их в научный отдел, я подменю гильзу, которую отдадут мне техники, на другую. По крайней мере, контроль изнутри останется за нами.
– Ничего не получится. Мы сейчас находимся вне Парижа, так что Управление не при делах. И даже если бы тело обнаружили в пределах столицы, это была бы просто еще одна смерть от огнестрела. Расследование передали бы в один из окружных комиссариатов.
– Ты права, тут требуется что-то исключительное – убийство, выходящее из ряда вон, причем крайне гнусное, тогда мы точно окажемся в деле и нас пришлют сюда. Глянь только на это место – одна кошка, усеянная пиявками, чего стоит! Что еще нужно, чтобы преступление стало настоящей сенсацией? И чтобы у судебных властей не осталось другого выбора, как обратиться на Орфевр, 36.
По тому, как он оглядел труп, Люси поняла, куда он клонит:
– Господи, Франк. Нет, не можем же мы…
Шарко приложил указательный палец к ее губам:
– В нашей беде нам хоть на каплю да повезло, все могло быть в десять раз хуже. Я уже знаю, где взять гильзу на подмену. Его ствол…
Он поднял оружие Рамиреса, одним движением достал магазин:
– Девять миллиметров, самые распространенные, как и наши собственные. Одно очко в нашу пользу.
Он достал из магазина патрон и повернул его. На задней стороне полукругом шла гравировка: «Люгер».
– Другая марка. Черт!
Их гильзы, как и у всех французских силовых структур, были марки «Speer», что также подтверждалось гравировкой на задней части гильзы, рядом с номером серии. Он положил свои большие ладони на плечи Люси, заглянул в глаза, надеясь уловить огонек надежды среди бушующего отчаяния.
– И все равно наш план сработает. Слушай меня хорошенько: баллистическую экспертизу будет точно проводить Ги Демортье. Он, конечно, блестящий специалист, но опираться сможет только на ту опечатанную улику, которую я ему передам. А я подменю гильзу до этого, значит он будет исследовать гильзу от «люгера», и дело в шляпе. Кто, кроме него, обращает внимание на марку? Никто. Вот ты, когда читаешь отчеты, смотришь на это?
– «Люгер», «Speer»… Я даже не знала… Но техник из научного отдела, который найдет гильзу в подвале, будет знать.
– При условии, что сам обратит на это внимание, и в любом случае протокол буду составлять я, не забывай. Он находит гильзу «Speer», я записываю «люгер», отдаю «люгер» в лабораторию и избавляюсь от «Speer». Протокола техник в глаза больше не увидит. Техники никогда не пересекаются с баллистиками. Две разные гильдии.
Шарко осмотрел все вокруг, потом снова повернулся к Люси:
– Послушай, пять процентов подонков так и остаются непойманными, потому что они не паникуют, они сохраняют хладнокровие. Так вот, мы тоже окажемся в этих пяти процентах, Люси. Мы видали виды, мы знаем правила, мы сами их пишем. Нас никогда не заловят. Завтра мы с тобой придем в отдел минута в минуту, без опоздания, и займемся своей работой, как каждый день. В какой-то момент днем нас вызовут, потому что здешние копы обнаружат «ауди» Рамиреса, которую я сейчас перегоню и поставлю так, чтобы машина мешала проезду по малой дороге. Местная полиция доберется до этой хибары с открытой дверью и спустится в подвал.
– Не сработает. Слишком сложно. Слишком много параметров, слишком…
– Сработает, можешь мне поверить. А сейчас ступай прямиком к своей машине и езжай домой. Только сними куртку, прежде чем покажешься Джае, ты вся изгваздалась. Потом налей мне большой стакан виски и жди, он мне очень понадобится. А я пока тут кое-чем займусь, подгоню «ауди», избавлюсь от лишнего и присоединюсь к тебе. И подготовь досье дяди к моему приезду: надо будет все сжечь.
Люси не верила, что слышит все это из уст законопослушного и честного полицейского, каким всегда был Шарко. Но она поняла, что пытаться его отговорить бесполезно.
– Он должен быть виновен… Он должен был причинить зло Летиции, иначе мне не оправиться. Этот тип отсидел свой срок и, возможно, на сегодняшний день был чист.
И она исчезла. Шарко подтянул свои кожаные перчатки перед разбитым зеркалом. Никогда еще у него не было такого мрачного и решительного взгляда. Задача будет трудной, но он знал, как надо действовать: за свою карьеру он не первый раз подправлял сцену преступления.
Прежде всего, эта ситуация с пулей и гильзой. Он подумал и нашел решение. Перетащил тело Рамиреса в другой угол подвала, подальше от настоящего места убийства и следа от пули на потолке. Усадил его, прислонив к стене, абсолютно в той же позе. Подобная точность была необходима: с первых минут после смерти кровь начинала стекать по сосудам и под действием силы тяжести скапливалась в зонах соприкосновения тела с твердой поверхностью, образуя затем трупные пятна. Они позволяли эксперту определить, перемещали ли тело после смерти. Но на этот раз медик даст маху. Шарко стер следы крови там, где тело располагалось первоначально.
Потом рукой в перчатке он взял «хеклер» и приставил к горлу трупа. Не дрогнув, выровнял дуло по направлению раны, другой рукой пристроил свое кепи внутренней стороной к линии выброса гильзы, справа. Выстрелил. Ударная волна вонзилась в его барабанные перепонки, полностью оглушив. Он закричал от боли.
Раскаленная гильза марки «Люгер» закончила свой путь внутри его кепи. Когда она остыла, он вытер гипотетические отпечатки, которые мог оставить Рамирес, вставляя ее в магазин, – хотя жар должен был все уничтожить, – и аккуратно убрал ее поглубже в карман. В ушах еще стоял звон, как нестройный звук, вырвавшийся из скрипки. Потом он повернул голову трупа: пуля застряла глубоко в стене, не «угрибнившись», значит она не была полой. Отлично. Не прикоснувшись к ней, он раздел тело, отметив наличие пирсингов, многочисленных татуировок и насечек: полосы на груди в форме тюремной решетки. Он придал трупу прежнюю позу. Словно художник, скульптор жути, он тщательно прорабатывал каждую деталь своего произведения. Вытащил мобильник из спортивных штанов на трупе. Раздавил его сильным ударом каблука и вынул сим-карту, прежде чем убрать к себе в карман.