Обряд обрезания мальчиков был запланирован на лето. Сеит был взволнован переменой, которая должна была произойти. Дом гудел от приготовлений.
В одной из просторных комнат на первом этаже установили большую латунную кровать. Ее покрыли белыми кружевами и накрахмаленными простынями, уложили на нее пышные подушки и одеяла в шелковых пододеяльниках. Три старухи во главе с Захиде тщательно вычистили дом. Для гостей и прибывших издалека родственников были приготовлены спальни. В саду были расставлены столы, кресла и лампы. Захиде старалась приготовить все наилучшим образом, чтобы Эминов мог ни о чем не беспокоиться, когда вернется домой со службы.
Между тем Мехмет сумел приехать домой только накануне церемонии, глубокой ночью. Захиде ужасно беспокоилась, что муж опаздывает. Обычно он доезжал поездом до Ливадии по прямой линии, построенной для царя. На станции его должен был встретить слуга, который приводил ему из дома коня. От Ливадии Мехмет ехал верхом в Алушту.
Услышав приближающийся стук копыт, Захиде схватила лампу и бросилась к двери. Даже на большом расстоянии по посадке на лошади она узнала мужа. Захиде так обрадовалась, что побежала ему навстречу в одной белой ночной сорочке, накинув на плечи шаль. Он тут же галопом подлетел к ней, спрыгнул с лошади и обнял:
– Захиде, что ты делаешь на улице в такой поздний час?
Лицо молодой женщины светилось счастьем и радостью. В тусклом свете лампы она была похожа на сказочную пери – стройная, с развевающимися волосами и глазами, полными любви. Они крепко обнялись и простояли так некоторое время.
– Ты замерз, – сказала Захиде, гладя его усталое небритое лицо. Он взял лампу из ее рук, поставил на стоявшую рядом скамейку, затем запрыгнул на коня и протянул ей руку. Она взялась за его руку, поставила ногу на стремя и дала поднять себя. Держась за него обеими руками, прижимаясь к его спине, она положила голову ему на плечо. Мехмет повернулся назад и мягко сказал:
– Там, откуда ты пришла, должно быть, уютно и тепло, отведи меня туда.
Он почувствовал, как ее сердце забилось быстрее. Несмотря на темноту, он знал, что щеки ее покраснели. Она была счастлива и волновалась, как юная невеста.
Той ночью радость от встречи после долгой разлуки и мысли о следующем дне не дали им уснуть. Мехмет сомкнул глаза лишь тогда, когда первые лучи солнца коснулись их постели. Захиде тихо встала, поцеловала мужа, укрыла его и задвинула занавески, затем оделась и на цыпочках вышла из комнаты. Комната Хаввы была рядом. Захиде вошла к дочери. Та была похожа на куклу – нежная белая кожа и розовые щечки. Она спала на животе, посасывая палец. Боясь разбудить ее, Захиде осторожно взяла малютку на руки, положила на тахту и расстегнула блузку. В груди было очень много молока, так что все болело. Она притянула к себе ребенка. Инстинктивно, не просыпаясь, девочка широко открыла рот. После нескольких промахов она начала жадно сосать. Глядя на нее, Захиде прошептала:
– Аллах Всемогущий, благодарю тебя за счастье быть матерью такой красавицы.
Когда девочка наелась, Захиде уложила ее назад в кроватку и закрыла дверь. Затем пошла в комнату мальчиков. Сеит, уже встав, пытался разбудить братьев:
– Давай, Осман, просыпайся, у нас сегодня большой праздник! Вставай, уже утро.
Осман наконец вскочил, будто его иголкой укололи. Он протер глаза и спросил:
– Когда идти на обрезание, прямо сейчас?
Захиде не смогла сдержать смеха:
– Нет, не прямо сейчас, сынок. Нам еще многое надо подготовить. Вам с братом надо вымыться, и отец отведет вас обоих на намаз в мечеть.
Мальчики заметили, что мать стоит на пороге, подбежали к ней, обняли и поцеловали. Сеит очень переживал и засыпал ее вопросами:
– Папа вернулся? Когда он вернулся? Можно пойти к нему прямо сейчас?
– Не так быстро, сынок. Отец очень устал. Дай ему немного отдохнуть. Я разбужу его, когда пора будет идти в мечеть. Прежде ему надо выспаться.
– Мама, скажи, а папе делали обрезание? – спросил Осман.
– Конечно, делали, глупый, – Сеит ущипнул брата за щеку. – Всем мужчинам делают обрезание.
– Что нам будут делать на обрезании?
– Отрежут тебе кусочек пи-пи, – ответил Сеит с умным видом.
Глаза Османа широко распахнулись от ужаса, он в недоумении посмотрел на мать:
– Это неправда! Да, мама? Мой брат ведь врет! Или нет?
Прежде чем Захиде нашлась, что ответить, он забрался на кровать и зарыдал:
– Я не хочу, чтобы мне пи-пи резали, не хочу, не хочу!
Пытаясь успокоить младшего, Захиде ругала старшего сына:
– Видишь, что ты наделал, Сеит? Ради Аллаха, скажи, разве можно так пугать брата?
Только Осман начал успокаиваться на руках у матери, как Сеит снова заговорил с умным видом:
– Почему испугал? Мужчина не должен ничего бояться. Я говорю правду. Он скоро увидит это, когда ему подрежут пи-пи.
Осман зарыдал снова. Захиде запаниковала, дело принимало дурной оборот. «Чем раньше Мехмет поговорит с сыновьями о некоторых жизненных вещах, тем лучше», – подумала она. Захиде не знала, что сказать им. Когда к обрезанию готовили ее братьев, подготовительный разговор всегда проводил отец. Матери никогда не приходилось вмешиваться. Сеиту было неловко за брата. Он искал, что бы такого сказать, чтобы успокоить его.
– Осман, послушай меня. Это вовсе не так плохо. Заткнись, ради Аллаха.
Он погладил залитые слезами щеки брата и мягким голосом попробовал успокоить его:
– Представь себе только, сколько мы с тобой получим подарков, и к тому же после обрезания ты станешь взрослым мужчиной.
Мальчик немного утих. Захиде воспользовалась затишьем, чтобы сходить в спальню и предупредить мужа. «Муж должен встать и сам разобраться с этой ситуацией», – думала она. Мехмет уже проснулся. Он весело спросил жену:
– Ради Аллаха, что за шум? Даже в Петербурге тише, чем здесь.
– Эминов, тебе нужно кое с чем разобраться.
Захиде всегда обращалась к мужу по фамилии, когда речь шла о чем-то серьезном.
– Тебе необходимо поговорить с детьми, и чем скорее, тем лучше.
Он шутливо спросил:
– С которыми: с мальчиками, с девочками, с тремя старшими или со всеми вместе?
– Это даже не смешно, Эминов. Сегодня день их обрезания, и никто не поговорил с ними об этом. Они не знают, что их ждет. Только Сеит, кажется, что-то знает. Что знает, от кого, один Аллах ведает.
Мехмет тут же посерьезнел. Он обнял жену и мягко сказал: – Ты права, я мало времени посвящаю детям. Мне следовало поговорить с ними уже давно, и вообще мне следует чаще разговаривать с ними. Не беспокойся, я разберусь. А потом мы помоемся и отправимся в мечеть.
У Захиде отлегло от сердца. Мехмет пошел в комнату к мальчикам.
Вскоре мужчины в доме были вымыты, одеты и готовы идти. Осман больше не плакал. Наоборот, в оставшийся час перед обрезанием он даже задирал нос, стараясь держаться как взрослый.
Мальчики надели приготовленную накануне одежду для обрезания. Одежда состояла из белых рубах, белых штанов, красной сатиновой перевязи с левого плеча к поясу. На левое плечо каждому была приколота синяя с белым бусина от сглаза. Захиде с гордостью смотрела на них.
«Аллах Всемогущий! – думала она. – Как быстро они выросли».
Когда все были одеты и готовы, Мехмет повел сыновей в мечеть на намаз.
Сразу после полудня предпраздничная суматоха в доме усилилась. Прислуга и все взрослые женщины готовили на кухне праздничную еду – пеклись слоеные пирожки-бёреки с мясом, тушился плов, составлялись блюда из свежих овощей с оливковым маслом, варилась кунжутная халва с фисташками, заправлялся шафраном сладкий рис-зерде, перебирались фрукты на шербет. Еда благоухала в больших луженых медных казанах. Мехмет занимался сыновьями. Захиде носилась между кухней, кладовой, комнатами для гостей и садом. О маленькой Хавве заботилась Ханифе.
Убедившись, что все идет как надо, Захиде сама стала готовиться к празднику. Она вымылась, но длинные волосы высушить не успела. Она выбрала в шкафу голубое шифоновое платье. Мехмету оно нравилось больше других. Потом заплела влажные волосы в косы, надела широкий серебряный пояс – подарок мужа на свадьбу. Отбросив косы за спину, быстрым взглядом осмотрела себя в зеркале. Косы доставали ровно до пояса и очень красиво смотрелись с серебром. Теперь пора было возвращаться на кухню. Она уже спускалась по лестнице, когда раздался голос Джемаля, объявлявшего о прибытии первых гостей.
Мехмет Эминов встречал их. Он приветствовал имама-ходжу и хирурга-сюннетчи, которые следовали за Джемалем. Почетных гостей провели в гостиную. Подали им шербет. Мехмет вышел в соседнюю комнату, где с нетерпением дожидались мальчики, взяв их за руки, привел и поставил перед ходжой. Сеит и Осман благоговейно поцеловали тому руку. У старого имама были седые волосы, длинная седая борода и мягкий тихий голос.
– Машаллах! Твои сыновья – настоящие львята, машаллах! Имам поздравил Мехмета, а затем повернулся к Сеиту.
Ходжа поднял одну ладонь вверх в молитвенном жесте, а другую положил ему на голову. Закрыл глаза, шепча молитвы, время от времени наклоняясь к мальчику и дуя ему в лицо. Каждый раз, когда ходжа дул, волосы Сеита развевались и он вздрагивал. Осману это казалось очень смешным. Потом на тюрбан ходжи села муха, и Осман, не выдержав, захихикал. Строгий взгляд отца вернул его к действительности. Молитва закончились проникновенным «аминь», и ходжа убрал руку.
– Желаю тебе стать хорошим сыном и сильным мужчиной, иншаллах, по воле Аллаха.
Сеит чувствовал, что серьезное испытание наполовину пройдено. Он сел рядом с отцом и смотрел, как Махмута тоже очищают от назара, сглаза, и дают ему защиту самого Аллаха.
В соседней комнате хирург уже подготовил все необходимые инструменты. Хирург был маленьким скромным человеком. Его вид внушал детям покой и уверенность, что этот человек не сделает им больно. Хирург вымыл над тазом с горячей водой руки, а затем показался на пороге гостиной и произнес:
– Господин, я готов. Который первый?
Мехмет Эминов, зная, как страшно младшему сыну, решил, что он должен быть первым, но Осман уже стоял позади Сеита, цепляясь за его рубаху. Сеит выступил вперед:
– Я первый.
Сказав это, Сеит задержал дыхание, чтобы скрыть дрожавший голос. Осман кинул на него благодарный взгляд. Как обычно, Сеит пришел на помощь. Эминов ласково положил руку на плечо старшего сына, ведя его за хирургом в соседнюю комнату, и закрыл за ними дверь. Османа, который очень хотел посмотреть, что будет, оставили снаружи, чтобы он не испугался. Хирург не хотел, чтобы оба мальчика вошли в операционную одновременно, потому что боялся: плач одного может напугать другого, поднимется суматоха, и трудно будет все закончить, как полагается.
Джемаль-кахья взял Османа за руку и повел в другие комнаты, чтобы мальчик отвлекся.
Сеит старался не смотреть на инструменты на столе. Мысль, что часть его тела вот-вот будет отрезана, вызывала у него ужас, голова болела, его подташнивало, но он изо всех сил старался держать себя в руках. Никто не должен знать, что он боится. Он почувствовал прикосновение отца и поднял взгляд. Оказывается, тот тихонько вошел в комнату.
– Мой мальчик, я горжусь тобой, знай это. Приготовься.
– Как я должен приготовиться?
– Раздевайся и ложись на диван.
– Почему не на праздничную постель?
– Туда нужно будет лечь позже, после того как доктор все закончит.
Сеит потянулся к уху отца и прошептал:
– Отец, стыдно раздеваться перед незнакомцем!
– Не беспокойся, сынок, он ведь проводит ритуал, и все должно быть как положено.
– Почему не ты делаешь мне обрезание?
Мехмет не смог сдержать улыбку:
– Потому что я не сюннетчи, я солдат.
Сеит продолжал медленно раздеваться.
– Я тоже стану солдатом, правда, отец?
– Конечно, мой мальчик, ты тоже станешь солдатом! Так что ты должен быть готов к небольшой боли вроде той, что сейчас предстоит тебе. Увидишь, все произойдет так быстро, что ты даже не почувствуешь.
Время для Сеита внезапно остановилось, когда он сел перед хирургом. Стараясь не глядеть ни на врача, ни на инструменты, он затаил дыхание. Сжал зубы крепко, чтобы не закричать. Его правая ладошка, которая лежала в огромной руке отца, вспотела. Левой рукой он поддерживал длинную рубаху. Запахло антисептиком, а потом Сеит почувствовал, как жидкость потекла у него между ног. Он обязан был не издать ни звука, потому что снаружи ждал младший брат. В ушах у Сеита звенело. Издалека послышался голос хирурга:
– Бисмилла! Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! «Вот сейчас», – подумал Сеит. Он собрался с силами, сжав руки, глубоко вздохнул, закрыл глаза, и вот все случилось прямо в тот момент. Пришла резкая боль, правда, быстро притупившаяся. От страха все онемело. Между тем хирург говорил ему:
– Ну вот и все, машаллах! Скоро все будет в порядке.
Отец произнес:
– Вот и все, мой смелый сынок. Теперь можно лечь на праздничную постель. Будь молодцом, мой смелый сын. Я надеюсь, что брат будет держаться так же хорошо.
С этими словами Мехмет помог сыну одеться, положил его на постель, погладил по голове, поцеловал в лоб и спросил:
– Больно?
Мальчик отрицательно помотал головой, но, увидев, что ему не верят, добавил:
– Больно, но не очень.
Мехмет поцеловал Сеита и отправился за младшим сыном. А под нос еле слышно пробормотал:
– Вот же маленький лжец.
Осман, который убедился, что Сеиту совершенно не было больно, потому что за всю операцию не раздалось ни звука, успокоился. Правда, его собственная операция прошла не столь гладко. Сеит, ожидая момента, когда брата тоже подведут к постели, где они должны лежать рядом, страдал, что ничем не может помочь Осману. Потом в комнату вошла Захиде, чтобы обнять детей. В этот момент Сеит вытирал брату слезы с щек и приговаривал:
– Осман, фу, как некрасиво плакать. Ничего не произошло. Все закончилось. Ты ведь хочешь стать солдатом?
Осман перестал плакать, повернулся к брату и сказал:
– Хочу, но только когда вырасту.
– А что, разве солдаты плачут, когда им больно?
Захиде не могла сдержать слез. Она тихонько ушла из комнаты. Муж проводил хирурга. Когда он вернулся в дом, то увидел, как жена плачет за дверью.
– Что случилось, дорогая?
– Ничего.
– Ты плачешь просто так?
– Не знаю. Наверное, плачу от счастья. Пусть Аллах никогда не даст мне увидеть страдания моих сыновей, Эминов. Иначе я умру от горя.
– Если ты плачешь, когда счастлива, что же будет, если беда случится? Возьми себя в руки, джаным, пойдем посмотрим, как там наши мальчики.
Толпа гостей заполнила комнату, а подарки – кровать. Мальчики почти забыли о боли. Их плечи и грудь были усыпаны золотыми монетами и бумажными деньгами. Коробки, большие и маленькие, будоражили воображение. Каждый пришедший вначале подходил к братьям, чтобы осведомиться об их самочувствии.
Осман говорил, как научил Сеит:
– Это совсем не больно. – И приосанивался. Гости желали благополучия и вручали подарки. Мальчики никогда не думали, что болезненное и неприятное дело может закончиться такими удовольствиями и заботой.
Длинные столы под чинарами в саду были уставлены всевозможными яствами, а с кухни подносили еще и еще. Пылали огни, на которых целиком жарились туши ягнят и козлят.
Захиде в какой-то момент поднялась в дом, чтобы покормить дочь. Весь вечер старшая дочь Джемаля-кахьи должна была нянчиться с ней. Уложив ребенка в постель, она вышла на балкон взглянуть на сад. Теплая тихая летняя ночь накрыла Алушту бархатным покрывалом. В саду давно зажгли светильники. Музыканты занимали свои места на выделенной им части веранды, у входа. Вино для этого вечера Мехмет приготовил много лет назад из лучших сортов своего винограда. Вино, с незапамятных времен томившееся в бочках, теперь лилось ручьем. Праздник только начался, но некоторые гости были уже навеселе. Захиде пыталась разглядеть мужа в толпе гостей. Вот он, обняв двоих друзей, о чем-то громко разговаривает с ними и смеется. Некоторое время Захиде смотрела на мужа влюбленными глазами. В толпе гостей он был самым красивым. Она была очень счастлива. Захиде крепко сжала решетку балкона, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Соленый воздух Черного моря, смешавшийся с ароматом зеленых виноградников, соединился с легким бризом, который овевал их сад, чуть шевеля листья вековых платанов. С благодарностью посмотрела на звездное небо Захиде: