– Живой?! – спросил Прапор и, ухватив меня, как щенка за шкирку, выдернул из-под трупа резким рывком и поставил на ноги. От такой «карусели» слегка потерял ориентацию, но тут же собрался, тряхнув головой, и включил скан в поиске следующего противника. Противники кончились.
– Всё, нет никого, – сорвав с куста пучок листьев, Прапор вытер с лезвия остатки крови и слизи.
– Быстро, – осмотревшись, я насчитал восемь трупов, которых уже потрошили Кир с Торосом, добывая горох и спораны.
– Зацепило? – Прапор указал на мою руку.
Взглянул на неё и меня слегка замутило от вида.
– Не, это его. – Кивнув на дохлого кусача, я сорвал рукав куртки и выкинул, а руку обтёр о траву. Чистить ткань от этой дряни бессмысленно.
– Быстрей, быстрей, а то скоро вновь нарвётесь. Там вот ещё стая прёт, но их штук двадцать, не отмашетесь мельницей.
Передав известие ребятам, подхлестнул, и мы разом рванули дальше.
Пока бежали, до меня стало доходить, кого и в каком количестве мы только что, можно сказать, порубили в капусту. Во время боя не думаешь об этом: надо биться – бьёшься и, если выжил, тогда уже после анализируешь. От этих мыслей начала леденеть спина, словно Торос тронул её даром своим. Я даже опасливо оглянулся, не шуткует ли товарищ. Но товарищу, судя по его выражению лица, явно было не до шуток. Тоже, видимо, бой на бегу анализирует и охреневает понемногу так же, как и я.
Торос попал в Стикс четыре года назад. Изначально работал в группе снабженцев грузчиком, но очень быстро перешёл в охрану оных. Как-то Прапор попросил командира той группы подкинуть ему толковых парней для какого-то дела, не особо опасного, как он тогда сказал. Вот его и подкинули, плюс ещё троих, а после того рейда, в котором они отбились от стаи, завалив крупного рубера, Прапор предложил Торосу перейти к нему, но предупредил, что гонять будет нещадно и работа у них гораздо опаснее. Торос перешёл. На гражданке он полжизни мотался по горячим точкам, а после ранения устроился в МЧС. Адреналин для парня был сродни наркотику, без которого жить просто не мог. Но, кажется, в нашей группе ему адреналина хватает выше крыши, так что он, бедный, аж захлёбывается им.
– Стойте! – скомандовал вдруг Валдай. – Сюда! Вот только этот ствол убрать надо.
– Какой ствол? – озирался я по сторонам в поисках поваленного сушняка или колоды.
Но это оказался вовсе не сушняк. Дерево, и в самом деле, упало, но корневая система впилась в землю, и здоровенный, лиственный исполин продолжал пускать ветви к вожделенному солнечному теплу, что скудно пробивалось сквозь густую зелень.
Мы пыхтели минуты три, но так и не сдвинули этого гиганта с места.
– Не, глухой номер, – плюнул разочарованный Прапор.
Кир всё больше нервничал. Я тоже понимал, что дальше нам ходу нет, а бежать – бессмысленно. По словам Валдая, за этим деревом располагался вход в бункер.
– Ну, падла! – психанув, Торос сжал побелевшие от инея кулаки и ударил по одной из толстых веток, которая, тут же замёрзнув в месте удара, хрустнула, но не сломалась.
И здесь меня осенило.
– Заморозь его, Торос! – указал я на дерево. – Ну, же! Быстрее! Я их уже шкурой чувствую, не то что даром!
Торос кинулся на гигантский ствол, обняв, как родного, и от него повалил пар, как от фреона. Я заметил, как образуются мелкие кристаллики рядом с телом Тороса, а потом и на самом теле. Вся его спина покрылась инеем. Волосы торчали замороженными белыми иглами.
– Всё, хорош! – рыкнул бульдозером Прапор, шагнув ближе к дереву. – Ну-ка, посторонись!
Торос отпустил побелевший ствол. Лёгкая молочная дымка колыхалась над тем местом, которое он только что обнимал. Сам же парень сейчас был точь-в-точь, как Муха, белый, аки первый снег. У его ног тоже колыхалась дымка, и трава покрылась инеем. Тороса слегка пошатывало, но трогать парня сейчас – самоубийство.
– Присядь, пока не упал, – посоветовал Кир.
Прапор, присев в стойке перед злосчастной преградой, собравшись с силами, закрутил руками какую-то комбинацию и, хекнув, нанёс мощный удар.
Всегда хотел посмотреть на снег летом…
Снежная пыль, оседая на тёплой коже, таяла и превращалась в мелкую древесную кашу. Метровая прореха в древесине оказалась достаточной, чтобы пробраться в узкий лаз, больше похожий на лисью нору.
Я вспомнил Алиску и улыбнулся, в душе потеплело, и тут же зашевелился червяк беспокойства: Как там друзья? Как себя чувствуют раненые Леший и Умник? Как только появится немного свободного времени, отошлю призраков глянуть, как у ребят дела. Жаль, что через призраков не передать известия о себе, хорошие бы почтовые голуби получились. Усмехнувшись, я нырнул в сырую земляную нору через ледяную колоду.
Глава 3
Лагерь новых свежаков в лесу.
– Деда, гляди, что мне Алиска принесла, – малышка держала в руках пушистого игрушечного зайца.
– Хороша игрушка. А где эта плутовка? Вернулась, значит, уже?
– Да, она там птичку кушает. Деда, зачем она птичку убила? Если её колбаской кормить, может, она не станет убивать никого?
– Станет, милая, станет. Алиска – зверь дикий, и охота ей необходима. Ты не ходи туда и не гляди, ей так надо.
– А Умник? Он тоже – зверь дикий и тоже на охоту ходит?
– Тоже, милая.
Девочка о чём-то задумалась, а потом, вздохнув, слезла с коленей Лешего и умчалась вприпрыжку в сторону большой палатки, где собирались все дети небольшого лагеря для свежаков.
– Леший, что мы с этим детским садом делать-то будем? – спросил Арман, глядя на ту самую палатку. – Восемь! Это уже не один Аби.
– На зиму засолим, – усмехнулся командир. – Я не выездной теперь, Филин наш всё равно в штабе постоянно сидит, Студент – семейный, да и ты, гляжу, жениться собрался. Вот и займитесь этим вопросом, а я подсоблю всем, чем смогу. Хорошие люди – редкость да ценность, и не только ныне, но и во все времена, а уж коли так везёт, что тебе под опеку чистые души попадают, да ещё и одарённые не в меру, то грех таким добром разбрасываться. И ещё, сынку, дети быстро растут, а в этом мире они взрослеют совсем уж не по годам, так что вскоре поколение крепкое поднимется, и будет на кого городу нашему опереться.
– Да, ты, никак, на пенсию собрался, батя?
– Пенсия, шо мне ваша пенсия, я ж ще молод и здоров, а это, – махнул он на свои обрубки, – сколько людей живёт увечными на Земле, а я шо, духом слабже? Та ни в жизнь! – рубанул он воздух ладонью. – Нешто! Прорвёмся! Глянь, Умник-то приспособился на трёх конечностях бегать, а я чем хуже?
Умник действительно приспособился и не только бегать, но и драться.
Увечный мутант – слабый мутант. Убей Высшего – станешь Высшим, – так думают все Иные и не понимают, что не это важно, а важно время. Чем старше Иной, тем он умнее, потому как мозг его при обращении девственно чист, и вся информация извне получается заново. С опытом и только при хорошем развитии и интенсивной работе мозга возвращаются те, старые воспоминания из ещё человеческой жизни. Умник уже многое вспомнил, даже своё прежнее имя и отражение в зеркале, город, в котором он жил, дом, семью. Иные смутно вспоминают прошлую жизнь, и только спустя очень много лет, не жалея об утрате человеческого облика, они даже не задумываются об этом. А Умник думает, он о многом думает и жалеет о многом, взять тех же женщин. Мутанты бесполы. Для Умника в последнее время это стало великой утратой и, если бы ему предложили на выбор отрастить лапу или «хвост», то он бы сильно расстроился, потому как «хвост» – это хорошо, но где в таком случае потом искать самку?
Разомлевший на солнышке, задумавшийся Умник уснул, и приснился ему сон.
Иные не видят сны, но он давно уже не Иной, особенно после сражения со скреббером и поедания его плоти. Док оказался прав: съев врага, утратил чувство страха, а потом с ним стало происходить странное, совсем непонятное.
Во сне Умник увидел себя человеком, человеком без руки. Ох, эта рука, как же она иногда чешется, но не растёт. Он видел женщину, высокую, крупную, с широкими бёдрами и большой упругой грудью. Её длинные светлые волосы закрывали всю спину до самой талии, едва касаясь маленькой родинки на верхней части округлой попы. Умник протянул руку, коснувшись этой попы, ощущая ладонью тепло и бархат нежной кожи. Он зажмурился от дивного удовольствия и, втянув пьянящий, кажется, так давно забытый аромат женского тела, притянул девушку к себе, осыпая поцелуями, нежно и бережно подмял под себя, уложив прямо в траву. Сжимая одной рукой правую грудь, губами ласкал левую, ощущая лёгкий зуд и приятное щекотание внизу живота. И непередаваемое ощущение тепла близости…
Руки девушки гладили его спину, ноги её чуть раздвинулись, приглашая для дальнейших действий ухажёра…
Умник не знал, что нужно делать дальше, он не помнил, но девушку это не смутило и, взяв «бразды правления» в свои руки, принялась творить что-то, казалось, нереально приятное и захватывающее дух. После таких манипуляций Умник накинулся на неё, словно зверь, и продолжил соитие уже самостоятельно, ведомый природой человеческого влечения…
Войдя в её горячее лоно, он на мгновение замер, наслаждаясь вновь обретёнными ощущениями. Ноги крепко обхватили его спину, бёдра двигались плавно, в такт, пухлые алые губы чуть приоткрыты и жаждут поцелуя. Сердце колотилось, как никогда прежде, голова кружилась, и хотелось чего-то, но чего – не понять, от этого желания Умник застонал и увеличил темп сладостного качания, выжимая сок Жизни…
– О, да… Да! – пролетели в голове мысли. Это то, чего он и хотел! Это – то самое!
Перевернув девушку на живот, он подтянул повыше эту аппетитную попу, которую вовсе не хотелось есть, а хотелось совершенно другое! Вонзив в промежность свой вновь обретённый член, Умник, ухватившись за длинные волосы, потянул их на себя, бёдрами набирая скорость и глубину толчка.
Ох, какая жалость, что нет второй руки, с каким бы удовольствием сейчас шлёпнул бы её по попе!
Умник зарычал, чувствуя, что сейчас в нём что-то взорвётся.
– УУУРРРРРРРДААА! ДАААА! ДА! ДА! ДА-А-А-А!
– Умник! Умник! Ты чего?! Умник! Тебе плохо?!
– НЕТ! ЧТО?!
– Умник… ты говоришь… Е***ть ту Люсю без баяна… – Фома, хлопнув себя ладонью по лбу, плюхнулся на колени и уселся прямо на землю с отвисшей челюстью и с широко распахнутыми глазами.
– НЕТ, НЕ ЛЮСЮ, – грубым хриплым голосом пророкотал мутант и сам же прикрыл лапой свой рот в изумлении.
– О-ОЙ! КХЕ! КХЕ! ФО-О-ОМА-А-А-А. – Уже осознано Умник попытался произнести слова, пробуя свои новые возможности и слушая свой собственный голос. Невероятно!
Во время этого занятия его и накрыло волной беспокойства. Ощутив часть стаи, которой было велено оставаться у города. Умник поспешил к Лешему.
– Высший, Младшие идут.
– Сюда идут?
– Да. По следу. Мы чувствуем друг друга.
– Далеко от нас?
– День.
– Хм… никак, стряслось чего. А ну, кликни мне Фому.
– Фо-о-ома-а-а-а-а! – хриплым басом пророкотал Умник во всю глотку.
Птицы, обосравшись, забыв, что они – стая, поспешно разлетелись в разные стороны, активно хлопая крыльями. Люди замерли, кто где стоял, и с испуганными лицами, глядели в сторону мутанта. Над лагерем сразу повисла мёртвая тишина.
– Что?! – как из-под земли возник слегка запыхавшийся Фома, переводя свой обеспокоенный взгляд с Лешего на Умника.
– Голоси-и-ист! Молодец! – ухая, как здоровая сова, посмеивался командир. – Всё никак не нарадуюсь!
– Вы чего, обалдели шутки такие шутить?! Я же думал, случилось чего?!
– Да не кипятись. Случилось, но вот голосище у него, о-О! – Леший потряс в воздухе здоровенным кулаком.
– Умник говорит, что Малые к нам чешут. Значит, в Светлом чего-то стряслось. Да не гляди ты на меня так. Если бы чего совсем плохое, он сказал бы уже. – Командир кивнул на рядом спокойно лежащего мутанта. – Раз молчит, значит, все живы.
– Встретить?
– Да вот, думаю…
– Сами найдут, – старательно зарычал мутант. – Мы, чем ближе, тем лучше чувствуем друг друга. Я уже их настроение ощущаю. Скоро и они моё уловят, тогда напрямую побегут, как на Зов.
– И как их настроение? – Фома не на шутку обеспокоился известием.
– Нормальное. Расстроены, но не сильно. Боятся немного. Они были на месте боя со скреббером. Обеспокоены. Думаю, ночью придут.
Умник говорил медленно, стараясь не пропускать и не путать буквы, выговаривая каждую. С дикцией у мутанта пока ещё были проблемы, речевой аппарат развит на уровне маленького ребёнка. Он и картавил и шепелявил, а иногда путал буквы местами.
Леший, поглаживая Алиску, сидел у входа в свою палатку и грелся на солнышке. Умник развалился поблизости, заняв почти всё свободное пространство у жилища. Зверюга рыжая растянулась на коленях человека во весь рост, блаженно щурясь и иногда зевая, показывая острые зубки и узкий, длинный, розовый язык. Дружбу с этими мутантами, которые пахнут почти как люди, она водила уже давно, нисколько их не опасаясь. После того, как её спасли, Алиса себя ощущала иначе. Многое поменялось в её звериной жизни, да и жизнь стала уже совсем не звериной. За эти месяцы, проведённые с людьми и мутантами, она хорошо научилась понимать язык и тех, и других, а также она могла становиться полностью невидимой и бесшумной. Как же теперь стало легко охотиться, даже скучно, когда добыча достаётся так просто. Поэтому Алисе перестало нравиться использовать это умение во время охоты, зато оно отлично помогало прятаться от чужих людей и опасных Иных.
Леший, выслушав мутанта, отдал приказ Фоме:
– Ну, в таком случае, подготовь, предупреди всех людей, чтобы паники не случилось. К Умнику-то уже привычные, не должны сильно шарахаться. А кто идёт-то, Умник?
– Все.
– Ц-ц-ц, – покачал командир головой. – Ладно, придут – расскажут.
Фома ушёл. Умник нарисовал когтем на земле крест и, обведя его кругом, пророкотал:
– Погуляю. Недолго.
– Ну, сходи, – одобрительно кивнул Леший.
Вернулся Умник раньше, чем ожидал командир.
– Высший, там карловы! Много. Стадо карлов! Кластер обновился. – Мутант показывал затянувшимся обрубком лапы в сторону реки, из которой носили воду в лагерь.
– О, как. А люди есть?
– Есть. Серые.
– Ага… – задумался Леший и достал рацию. – Фома, приём.
– Фома на связи. Приём.
– Сюда дуй. Конец связи.
– Чего, батька? – явился вызванный боец.
– Да вон, гулёна наш на кластер наткнулся со свежаками неиммунными и стадо карлов.
– Кого?
– Тьфу, ты! Коров! Пойди глянь да убери, пока в гости не явились. Нехорошо, что тут коровы поблизости прилетают… – Леший повернулся к Умнику. – Ты родню бывшую в гости не чуешь?
– Не. Только серые, – рыкнул Умник.
– Хорошо. Фома, Арману скажи, пусть перекличку сделает среди наших баранов, и иди.
Боец направился выполнять указания, а мутант остался ждать его на окраине. Как бы хорошо люди ни относились к Умнику, но его хождение по лагерю всегда воспринималось крайне негативно. Люди бледнели, зеленели, оседали на подкосившихся ногах, дрожали всем телом и даже падали в обморок, но всё это молча, без визга и криков, что уже, безусловно, радовало. Не все так реагировали, но многие. Другие же, которые Умника не боялись, откачивали трусливых и сильно ругали несчастного мутанта.
* * *
Серыми оказались горе-пастух и две пары туристов, устроивших пикник недалеко от луга, на берегу реки, уходящей дальше на запад.
Оглядев из укрытия лагерь пока ничего не заподозривших туристов, Фома тяжело вздохнул.
– Дождаться обращения для души успокоения… или сейчас начать? – думал Фома, наблюдая, как парень в ярких жёлтых кедах и пятнистых спортивках жаловался девушке с зелёными косичками на головную боль и дурное самочувствие, греша на некачественную дурь и палёную водку.
Вскоре из второй туристической палатки показалась взъерошенная голова в дредах, прикреплённая к телу неопределённого пола. За ним выползло нечто, похожее на экваториального попугая.
– Что это ещё за чучелы? – усмехнулся удивлённый Фома. – Кислотники какие-то… – подумал он, разглядывая своих будущих жертв. – Жуткие зомбаки получатся… Ладно, приступим.
Уложив удобнее снайперскую винтовку, взял в прицел девушку с зелёными косичками. Следом уложил парня с дредами. Только после второго трупа радужно выкрашенное чудо заверещало писклявым женским голосом, а парень в ярких кедах попятился, тыча пальцем и таращась на завалившихся друзей, из-под голов которых явно растекалась кровавая лужица. Отработав и его, Фома перевёл ствол на визжащую девчонку и упокоил её навечно. Наступила тишина, лес замер. Осмотревшись, Фома бесшумно пошёл в сторону луга, убирать четвёртого будущего пустыша.