– Это твой последний шанс, – прибавил он, и шар в навершии посоха заискрился.
Глаза Коула сузились, и на долю секунды Рису по-чудилось, что юноша сейчас бросится на него. Внезапно Коул вскочил и метнулся прочь. Застигнутый врасплох, Рис ударил молнией из посоха, но Коул проворно отпрыгнул в сторону, и удар не достиг цели. Брызнуло каменное крошево, породив еще более густое облако пыли, и Рис отшатнулся, зашедшись отчаянным кашлем.
Когда он пришел в себя и протер глаза, Коул исчез. Из огромных трещин в потолке сеялись осколки камня. Зря он так неосторожно – не хватало еще устроить здесь обвал. Впрочем, Рис не намерен был отступать. Как ни претила ему сама мысль о том, чтобы силой тащить кого-то к храмовникам, на сей раз придется поступить именно так. Единственный способ доказать, что убийства совершались не магами, – сдать храмовникам Коула и молиться Создателю, чтобы необычные свойства юноши не заставили их через пять минут забыть об этом.
Собравшись с духом, Рис нырнул в облако каменной пыли и бросился в погоню. Посох он держал перед собой, на бегу собирая в него энергию. В следующий раз он не промахнется.
Евангелина валилась с ног от усталости. Если б она осталась спать в своих покоях, как и задумывала ранее, то не обнаружила бы, что чародей Рис пропал. Незнание этого освободило бы ее от необходимости действовать, а к утру, вполне вероятно, чародей мог вернуться к себе – и концы в воду. Евангелина прекрасно знала, что маги тайком шныряют по всей башне. Словно крысы, ухитрялись они выискать заветный темный уголок или потайной ход, где можно было без помех насладиться уединением. В обычных обстоятельствах Евангелине и в голову бы не пришло беспокоиться из-за такого пустяка.
Сейчас, однако, обстоятельства изменились, и храмовница это прекрасно понимала. Еще раз проверить пост, выставленный в общем зале, а уж потом спать – так она велела себе. Часовой сперва мямлил и отнекивался, уверяя, что не покидал пост. Это, естественно, означало, что на деле все было иначе. Нарочито небрежным тоном он доложил, что заметил на лестнице свет, будто кто-то нес в руке лампу, – по крайней мере, так ему показалось. Вот тогда-то Евангелина в точности поняла, что произошло.
Казалось бы, храмовники, из года в год стерегшие магов, должны были свыкнуться с тем, что их подопечные пускали в ход не только молнии, но и прочие чары. Видимо, служба в ордене никак не способствовала развитию воображения. Если учесть, что чародей Рис обладал даром общения с духами, не так уж трудно догадаться, что именно отвлекло внимание часового.
И вот теперь Евангелина вслед за Первым Чародеем Эдмондом поднималась по длинной лестнице в комнату, где хранились филактерии. Эдмонд освещал дорогу сиянием посоха, однако тьма все так же упорно со всех сторон подступала к идущим. Старый маг почти на каждом шагу спотыкался и останавливался, чтобы протереть покрасневшие от изнеможения глаза. Евангелина всей душой сочувствовала ему, но другого пути у них не было.
Миновало не так уж много времени, когда лестница вывела их в небольшой зал, за которым располагалось хранилище филактерий. Голые каменные стены подпирали массивный свод. Дверь хранилища – искусный механизм гномьей работы – представляла собой ряд перекрывающих друг друга кругов, отлитых из бронзы, стали и прочих сплавов, которым Евангелина даже не знала названия, – достаточно прочных, чтобы выдержать самый мощный и слаженный удар магии. Вся башня могла бы обрушиться до основания, но на этой двери не осталось бы даже царапины. Само собой, то, что хранилось за дверью, в этом случае тоже превратилось бы в прах, и потому Евангелина не могла понять, почему хранилище не разместили в подземных ярусах башни. По всей вероятности, орден предпочитал держать филактерии наверху, чтобы магам труднее было до них добраться, – так жестокосердая нянька трясет блестящей погремушкой высоко над головой отчаянно вопящего младенца.
По обе стороны от двери хранилища мерцали красноватым светом две стеклянные пластины. Два ключа, открывающих вход: один – для мага, другой – для храмовника. Только таким образом, как установилось с самого зарождения Церкви, и можно было проникнуть внутрь.
Перед дверью хранилища стоял часовой в доспехах храмовника. Он вытянулся столь старательно, что можно было не сомневаться: еще минуту назад он мирно дремал.
– Капитан! – воскликнул он, лихо отдав честь.
За сон на дежурстве часовой заслуживал выволочки, но пост у входа в хранилище и вправду был самым скучным во всей башне. Раньше здесь вовсе не было охраны, а появилась она только после мятежа в Киркволле: рыцарь-командор Эрон счел такое решение благоразумным. И все равно вряд ли можно было ждать, что кому-то понадобится войти в хранилище глубокой ночью. Бедному стражнику попросту не повезло.
– Весь в трудах, как я погляжу? – Евангелина приблизилась.
– Так точно, сер!
Часовой усиленно заморгал, и на лбу его заблестели капли пота. Холеное лицо говорило о знатном происхождении, – по всей вероятности, второй или третий сын захудалого дворянского рода из дальнего закутка империи, втайне наверняка страдающий от того, что сделать карьеру в ордене оказалось не так легко, как он мечтал.
– Отойди, – раздраженно махнула Евангелина, и часовой едва не взвизгнул, спеша убраться с ее пути.
Евангелина повернулась к стоявшему рядом Первому Чародею:
– Приступим?
Маг выглядел так, словно от усталости вот-вот рухнет с ног.
– Сер Евангелина, ты уверена, что это так уж необходимо?
– Один из вас пропал в ночь после того, как было совершено покушение на жизнь Верховной Жрицы. К тому же незадолго до исчезновения мы допрашивали его насчет убийств. Я считаю такое совпадение подозрительным, а ты?
– Это странно, но само по себе не преступно.
– Если хочешь, разбудим Лорда-Искателя и спросим, что он об этом думает.
Первый Чародей безнадежно ссутулился. Тяжело вздохнув, он прошаркал к одной из прозрачных пластин и приложил ладонь. Красный свет, отзываясь на его прикосновение, забурлил, всколыхнулся и преобразился в голубой. Кивнув, Евангелина направилась к другой пластине, сняла латную перчатку и повторила действие Первого Чародея. Тотчас сквозь ее ладонь хлынула струя магической энергии, и вторая пластина тоже медленно поголубела.
Хранилище содрогнулось, издав звучный стон, и эхо его заметалось по всему залу. Завертелись шестерни, и металлические круги, из которых состояла дверь, начали плавно расходиться в стороны. Евангелина зачарованно смотрела, как они накладываются друг на друга… и наконец запор лязгнул в последний раз и стих. Небольшая панель в центре отошла прочь, обнажив дверную ручку.
Евангелина решительно шагнула к ней, резким взмахом руки отогнала разинувшего рот охранника и налегла на ручку. Массивная дверь отворилась на удивление легко и притом почти беззвучно, как будто ее петли в последний раз смазывали только вчера, а не много столетий назад. Да, гномы – настоящие мастера.
Зал без окон, находившийся за дверью, был огромен. Шесть могучих колонн – пять по краям зала, одна в центре – высились до самого свода. Все они были выложены рядами хрупких стеклянных сосудов и окружены металлическими винтовыми лестницами. В каждом сосуде содержалось несколько капель крови, которую брали у всех магов при вступлении в Круг. Сосуды были насквозь пропитаны магией, и оттого кровь, хранившаяся в них, светилась. Со стороны казалось, что колонны покрыты сотнями и сотнями сумрачно сверкающих драгоценных камней, а свечение сосудов, сливаясь, озаряло зал зловещим багрянцем. Цветом запретной магии.
Евангелина терпеть не могла хранилище. Сосуды с кровью непрерывно вибрировали, и эта вибрация не столько слышалась, сколько ощущалась всей кожей. С каждой минутой, проведенной в этих стенах, ощущение усиливалось и в итоге едва не сводило с ума. В представлении Евангелины, филактерии были слишком близки к магии крови, но поскольку орден считал их полезными, он и не возражал против существования филактерий. Толика ханжества во имя благой цели.
Первый Чародей Эдмонд стоял рядом с Евангелиной, взирая на колонны с откровенным отвращением. Старческой морщинистой рукой он потер лоб и лишь тогда обнаружил, что храмовница наблюдает за ним.
– Рис – славный малый, – проговорил он, словно отвечая на незаданный вопрос.
– Ты и про Жанно сказал бы то же самое?
– Нет, хотя сомневаюсь, что ты мне поверишь.
– И правильно делаешь.
Евангелина подошла к центральной колонне, потрогала металлическую лестницу, которая обвивала ее, – просто убедиться в прочности последней. Казалось немыслимым, чтобы такая субтильная конструкция выдержала вес человека, если он решит подняться на самый верх, но до сих пор узкие ступеньки ни разу даже не прогнулись у нее под ногами. И все равно она неизменно – ради собственного спокойствия – ощупывала лестницу.
Евангелина осторожно начала подъем. Она заметила, что некоторые сосуды перестали светиться. Обычно это означало, что маг, чья кровь помещена в сосуд, умер. Надо будет предложить, чтобы Усмиренные изъяли ненужные филактерии, – давненько здесь, как видно, не наводили порядок. Впрочем, к кому она обратится с этим предложением? К Лорду-Искателю? Евангелина сильно сомневалась, что этого человека интересуют такие мелочи, как повседневное управление делами башни.
Филактерия чародея Риса нашлась примерно посередине колонны. Хотя так и значилось в описи, Евангелина для страховки проверила рунический знак на сосуде. Она нередко задумывалась, способны ли ошибаться Усмиренные, которые занимаются ведением описей. Усмиренные, как правило, нечеловечески методичны и, поскольку их не обуревают страсти, считаются благонадежными… но не слишком ли храмовники на них полагаются? Все эти люди когда-то были магами, и хотя у них не осталось прежних чувств, кто знает, может быть, когда-то случится так, что и Усмиренный восстанет против ордена.
Церковь всегда утверждала, что это невозможно. Правда, Церковь некогда считала немыслимым и мятеж магов.
– Что же, нам теперь вовсе запрещено покидать свои комнаты? – спросил снизу Первый Чародей. – Магам всегда разрешали свободно перемещаться в пределах башни. Нельзя же почти начисто лишить человека свободы, а потом отбирать жалкие остатки и надеяться, что он просто исчезнет.
– Потому что иначе взбунтуется? Как взбунтовались в Киркволле? – Голос Евангелины прозвучал излишне раздраженно. Спускаясь с филактерией по лестнице, она постаралась взять себя в руки. – Условия там, уж поверь, были куда суровей здешних. Если вспомнить, чем все это закончилось, то даже ты, надеюсь, согласишься, что сравнения неуместны.
Первый Чародей пожал плечами:
– Покушение на жизнь Верховной Жрицы, спору нет, чудовищная глупость. Я прошу одного – чтобы за это не пришлось расплачиваться всем нам.
Евангелина сошла с лестницы и повернулась к нему:
– Вполне возможно, что чародей Рис вовсе не замешан в этом деле. Что, если сейчас он валяется где-то с ножом в груди, потому что кто-то другой решил таким образом прикрыть свою вину? Нравится вам это или нет, но храмовники нужны и для того, чтобы защищать магов.
– Даже если эта защита нас убивает? – Старик рассеянно махнул рукой, предупреждая резкую отповедь храмовницы. – Извини. Время позднее. Ты нашла то, что искала?
– Да.
– Тогда пойдем отсюда.
Они вышли из хранилища, и Евангелина отпустила Первого Чародея. Без единого слова он заковылял вниз по лестнице, а часовой со смиренным видом закрыл за спиной Евангелины дверь. Он явно разрывался между двумя стремлениями – притвориться, будто ничего особенного не случилось, и подлизаться к старшей по чину. Евангелина решила, что еще задаст ему жару.
Она поднесла к глазам филактерию и внимательно ее осмотрела. «Ну что же, проверим, куда ты девался». Сосредоточившись, Евангелина направила на сосуд с кровью лучик энергии. Алое свечение запульсировало, а затем медленно набрало силу.
Стало быть, Рис еще в башне. Уже легче.
Евангелина двинулась вниз по лестнице, ни на миг не отрывая глаз от сосуда. Чем ниже она спускалась, тем ярче светилась кровь. Это не помогало найти Риса, зато подсказывало, что она движется в нужную сторону, – и так Евангелина, минуя ярусы со спальнями магов, установила, что пропавший чародей находится еще ниже. Стало быть, он воспользовался тайным ходом, если только часовой в общем зале не отошел от своего поста дальше, нежели утверждал.
Она шла и шла по сумрачным коридорам башни, и зловещее свечение филактерии освещало ей путь. Во внутреннем дворе, где обычно упражнялись храмовники, сейчас не было ни души. Тишина царила и в безлюдной часовне, лишь Вечный Пламень, пылавший в священной жаровне, свидетельствовал о том, что сюда все-таки приходят молиться. Евангелина была совершенно одна и не слышала вокруг ни единого звука, кроме эха собственных шагов.
Наконец филактерия привела ее ко спуску в Яму. Правду говоря, в этом не было ничего неожиданного. Если чародей и впрямь так близко, как показывает яркое свечение крови, а на жилых ярусах его нет, то где еще ему ошиваться, как не в Яме?
Первым делом Евангелина направилась в темницы. И не потому, что надеялась отыскать там Риса, – филактерия, что и понятно, с ней согласилась, – а потому, что не собиралась в одиночку отправляться на поиски опасного (вполне вероятно) мага, не предупредив никого о своих намерениях. Недавнее происшествие на дворцовом балу еще раз напомнило ей, что даже один-единственный маг может оказаться довольно грозным противником.
Темницы были отвратительным местом. Остались они с тех времен, когда башня еще не принадлежала Церкви, но служила укрепленной резиденцией императора Кордилия Драккона. Именно он основал Церковь в те давние смутные времена, когда повсюду множились уродливые культы и бесновалась еще не укрощенная магия. Евангелина подозревала, что когда-то в темницах не было ни одной пустой камеры и старинная пыточная тоже не простаивала без дела. Храмовница содрогалась при мысли, что орудия пыток, до сих пор пылившиеся там, снова будут пущены в ход.
И ведь такое может случиться, если маги зайдут слишком далеко. У Евангелины хватало ума это понять, у магов – как она надеялась – тоже.
Два храмовника, сидевшие в тюремной кордегардии, увлеченно резались в карты. При виде офицера они хотели было вскочить, но Евангелина покачала головой – не надо.
– Не спится, рыцарь-капитан? – спросил один.
– Ищу пропавшего мага. – Евангелина показала филактерию.
– Мы никого не видели.
– Да я тоже не думаю, что он первым делом побежал бы сюда, – хмыкнула Евангелина. – Просто решила предупредить вас, что собираюсь побродить по Яме. На всякий случай.
Мужчины обменялись многозначительными взглядами.
– Ждешь неприятностей? Хочешь, кто-нибудь из нас пойдет с тобой?
– Не нужно. Проверьте камеры. Убедитесь, что все заключенные целы и невредимы.
Евангелина тронулась было с места, но остановилась, заметив, что один из стражников выглядит обеспокоенным.
– В чем дело, сер? – напрямик спросила она.
Тот с виноватым видом отвернулся от напарника, который смерил его уничтожающим взглядом.
– Я… слышал какие-то странные звуки. Оттуда, снизу.
– Какие именно?