В условиях первой русской революции (1905–1907) либеральное движение постаралось выработать варианты будущей российской конституции. Один из проектов принадлежал Союзу освобождения; в его разработке приняли участие крупнейшие петербургские и московские юристы – Н.Ф. Анненский, В.М. Гессен, И.В. Гессен, П.И. Новгородцев, Ф.Ф. Кокошкин, С.А. Котляревский. Критики отмечали, однако, что этот проект имел ряд недостатков: он страдал очевидным смешением демократических лозунгов и четких юридических формул, не содержал решения или регламентации ряда важнейших социальных и национальных проблем. Не разработана была и тактическая сторона – дается ли конституция монархом, или она является результатом народного волеизъявления и имеет соответственно договорную природу. Все это в результате привело к появлению другого проекта, получившего название «конституции Муромцева», который стал теоретической основой последующего конституционного движения в России.
Работа над новым конституционным проектом велась под руководством С.А. Муромцева сначала в Москве, а затем в его доме в Царицыне. Наиболее активным сотрудником Муромцева стал представитель молодого (и более радикального) поколения русских конституционалистов Ф.Ф. Кокошкин, вышедший из либеральной среды юрист, общественный деятель и крупнейший эксперт в области государственного права. Наряду с ним в работе над проектом принимали участие такие видные деятели земского движения, как Н.Н. Щепкин и Н.Н. Львов. В июле 1905 года проект Муромцева был принят земским съездом «в принципе» и стал затем предметом обсуждения и развития в либеральной публицистике.
Содержательный анализ политической концепции С.А. Муромцева показывает, что он исходил главным образом из опыта монархического конституционализма стран Европы, прежде всего Германии, и стремился по мере возможности максимально согласовать его с российской политической традицией. Пытаясь обеспечить эволюционный порядок перехода от абсолютизма к конституционной монархии, Муромцев, как и многие другие либералы, считал наиболее целесообразным введение в России конституционного строя путем ряда реформ сверху, последовательно осуществляемых самой монархической властью. Подобная модель политического развития позволяла избежать радикальной революционной ломки государственного строя и осуществить легитимный переход к новой (конституционно-монархической) политической системе в рамках существующего законодательства, его последовательного преобразования и наполнения новым политическим содержанием. В теории государственного права данный тип конституционализма противопоставлялся революционным конституциям и получил характерное название «октроированных конституций». В истории стран Европы он представлен был во Франции Конституционной хартией 1814 года, конституциями отдельных германских государств, принятыми в первой трети XIX века, актами Пруссии 1851 года, Северо-Германского союза, наконец, в конституции Германской империи 1871 года. Среди важнейших источников конституционных воззрений Муромцева следует указать также Бельгийскую конституцию 1831 года, а в ряде областей также болгарский опыт конституционализма, представлявший особый интерес для русских либералов. В качестве исходного пункта работы над конституцией Муромцеву служил уже упомянутый проект «Основного государственного закона Российской империи», составленный в октябре 1904 года Союзом освобождения и напечатанный П.Б. Струве в марте 1905 года в парижском журнале «Освобождение».
Конституционный проект С.А. Муромцева был впервые опубликован 6 июля 1905 года в газете «Русские ведомости» наряду с составленным им же проектом избирательного закона под общим названием «К вопросу об организации будущего представительства». «Конституция Муромцева» декларировала неприкосновенность основных политических прав личности и общества и возможность их ограничений лишь в соответствии с законом и согласно процедуре, установленной законом. Фактически это был полный кодекс норм правового государства, основной принцип которого выражается известными словами Монтескье – свобода для индивида делать то, что позволяют законы, и обязанность воздерживаться от того, что законы запрещают.
Предложенная в проекте модель государственного устройства России представляла собой конституционную монархию, призванную совместить сильную исполнительную власть (сконцентрированную в руках монарха) и развитое народное представительство. По мнению умеренных конституционалистов, эта модель оказывалась идеальной формой, позволяющей объединить силы либерального общественного движения и бюрократии для осуществления политических и социальных реформ.
Конституционный проект С.А. Муромцева оказал несомненное влияние на введенные в России в начале 1906 года «Основные законы», хотя, как отмечали современники, более он повлиял на их внешнюю форму и редакцию, чем на сущность. По справедливому наблюдению Ф.Ф. Кокошкина, это влияние могло бы оказаться гораздо сильнее, если бы конституция была введена еще в 1905 году, одновременно с Манифестом 17 октября или сразу после него. Но акты 20 февраля 1906 года, установившие важнейшие положения действующего государственного права, и акт 23 апреля 1906 года, принятый в развитие этих положений, возникли уже в другой политической обстановке, когда правительство в условиях спада революции получило возможность менее считаться с либеральной оппозицией.
Конституционная программа С.А. Муромцева стала основой организации и деятельности I Государственной думы. Будучи избранным депутатом Думы от Москвы, Муромцев практически единодушно (426 записками из 436) был избран председателем Думы и оставался им 72 дня вплоть до ее роспуска 9 июля.
Присутствовавшая на открытии Думы будущий член ЦК кадетской партии А.В. Тыркова вспоминала: «Красавец Таврический дворец, проснувшийся от векового сна, выглядел щеголем… На председательском месте сидел С.А. Муромцев. Не сидел – восседал, всем своим обликом, каждым движением, каждым словом воплощая величавую значительность высокого учреждения… Красивый, с правильными чертами лица, с седой, острой бородкой и густыми бровями, из-под которых темнели выразительные глаза, Муромцев одним своим появлением на трибуне призывал к благообразию… Голос у него был ровный, глубокий, внушительный. Он не говорил, а изрекал. Каждое его слово, простое его заявление… звучало, точно перед нами был шейх, читающий строфы из Корана…» Схожее впечатление произвел Муромцев-председатель и на еще одного кадетского лидера – знаменитого историка А.А. Кизеветтера: «Я присутствовал на втором заседании Думы. Как прекрасен был вид стильной залы Потемкинского дворца, превращенный в амфитеатр!.. Муромцев во фраке, торжественный и величественный, председательствовал так импозантно, что один крестьянский депутат сказал умиленно: „Словно обедню служит…“»
Кредо Муромцева-председателя было изложено в его исторической программной речи при открытии Думы: «Совершается великое дело, воля народа получает свое выражение в форме правильного, постоянно действующего, на неотъемлемых законах основанного законодательного учреждения. Великое дело налагает на нас и великий подвиг, призывает к великому труду. Пожелаем друг другу и сами себе, чтобы у всех нас достало достаточно сил для того, чтобы вынести его на своих плечах на благо избравшего нас народа, на благо родины. Пусть эта работа совершится на основах подобающего уважения к прерогативам конституционного Монарха и на почве совершенного осуществления прав Государственной Думы, истекающих из самой природы народного представительства».
Проводя эти принципы на практике, Муромцев столкнулся с задачами огромной сложности. Главное условие парламентаризма – наличие отлаженной парламентской процедуры, принятой всеми политическими партиями, – отсутствовало. В расколотом российском обществе не существовало согласия по самым принципиальным вопросам – о легитимности Думы, отношении к ней и способам работы в ней. Стремление бойкотировать Думу или использовать ее исключительно для целей идеологической пропаганды со стороны крайних партий, отсутствие ясных представлений о характере и значении законодательной работы у многочисленного депутатского собрания, игра амбиций партийных фракций и их лидеров, наконец, открытое неприятие Думы со стороны бюрократии ставили под вопрос саму возможность парламентаризма и содержали угрозу его срыва уже на начальном этапе.
Принципиальная заслуга Муромцева как председателя состояла в решительном переломе этих настроений. Позднее, на процессе по «выборгскому делу» (за подписание Выборгского воззвания председатель распущенной Думы был приговорен к трехмесячному заключению, которое отбывал в Таганской тюрьме в Москве), Муромцев особо подчеркнет, что «Первая Дума впервые придала неорганизованному, наполовину стихийному, движению народа формы организованные, что в стенах Государственной Думы партии, встретившись между собою, впервые поняли, что пора сойти с почвы митинга и встать на почву организованного собрания». Главным условием этого стало создание российской парламентской традиции, выражение ее в правовых документах или системе неписаных соглашений – прецедентов, имеющих характер обычного парламентского права. Решающий вклад Муромцева в этой области определяется его ролью в составлении Наказа Государственной думы – свода парламентского права и правил законодательной процедуры.
Работа по созданию Наказа велась при активном участии другого крупнейшего российского ученого – депутата Думы М.Я. Острогорского. Острогорский был автором классического труда «Демократия и политические партии», впервые показавшего опасность монополизации воли народа политическими партиями и их парламентскими группами. Как и Муромцев, он усматривал в отсутствии разработанного парламентского права серьезную угрозу демократии в России. Встреча двух ученых и согласование их проектов Наказа в марте 1906 года позволили создать единый документ, представленный позднее I Думе сразу после ее открытия.
По наблюдению В.Д. Набокова, данный проект лег в основу внутреннего распорядка деятельности Думы всех последующих созывов, действительно став основой российского парламентского права. Отстаивание Муромцевым данного распорядка, его явное беспристрастие в ходе острых политических дискуссий, иногда даже подчеркнутый формализм его оценок и разъяснений официальных документов и процедур – все это было результатом глубоко продуманной позиции, состоящей в правовой защите компетенции и статуса Думы как органа законодательной власти.
Значение С.А. Муромцева как лидера русского либерального движения было хорошо понятно уже современникам. Его смерть в Москве 3 октября 1910 года была воспринята в обществе как конец целой эпохи в развитии русского освободительного движения. Огромные демонстрации объединили всех тех, кто связывал с именем Муромцева движение России к демократии и цивилизации. Участник тех событий А.А. Кизеветтер вспоминал: «Москва всколыхнулась… Панихиды на дому были так многолюдны, что нечего было и думать, чтобы впустить в квартиру всех приходящих, и каждая панихида повторялась затем под открытым небом, на обширном дворе дома. Лес венков и громадная толпа окружили дом перед выносом тела, и, когда мы шли в похоронной процессии к университетской церкви, толпа все росла. Дошли до театральной площади и увидели, что она запружена новой громадной толпой. После отпевания процессия двинулась к Донскому монастырю, где совершалось погребение. Уже сгустились вечерние тени, когда у могилы начались речи. При свете факелов говорились эти речи, перед толпой, наполнившей обширную, пустую тогда, поляну вновь разбитого кладбища…»
В речах ораторов, представляющих лучшие силы русской общественности, Муромцев выступал как «национальный герой», выведший страну «из египетского плена» (П.Н. Милюков); «несомненный вождь русского освободительного движения» (М.М. Ковалевский); «великий гражданин земли русской» (Ф.Ф. Кокошкин); «наш учитель и наш вождь» (А.А. Кизеветтер).
Русская традиция обязана С.А. Муромцеву во многих отношениях. Он был ее теоретиком и реформатором, связующим звеном между классической западной либеральной мыслью и русской демократической интеллигенцией, между поколением Великих реформ 1860-х годов, земского либерализма 1880-1890-х годов и, наконец, конституционного движения начала XX века. Он не только создал целостную концепцию гражданского общества и правого государства в России, но и практически реализовал ее во всех основных сферах деятельности – земском движении, организации местного самоуправления, суде, адвокатуре, высшем образовании. Именно поэтому он продолжает оставаться символом русского освободительного движения.
«Правительство делает большую ошибку, испытывая так долго терпение населения…»
Николай Сергеевич Волконский
Алексей Кара-Мурза, Ирина Тарасова
Николай Сергеевич Волконский родился 17 февраля 1848 года в родовой усадьбе села Зимарово Раненбургского уезда Рязанской губернии. Его отец, князь Сергей Васильевич Волконский (1819–1884), – отставной подпоручик, видный общественный деятель «эпохи Великих реформ» Александра II.
В конце 1850-х годов Волконский-старший, предводитель дворянства Раненбургского уезда, фактически возглавил, вместе с Ф.С. Офросимовым (будущим председателем Пронской уездной управы), «либеральную партию» в среде рязанских общественных деятелей, работал в губернском комитете по подготовке и проведению крестьянской реформы. После введения земских учреждений стал гласным губернского собрания; а с 1865 по 1877 год был председателем Рязанской губернской земской управы, активно защищая идею местного самоуправления против «партии крепостников» во главе с губернатором Болдыревым и губернским предводителем дворянства Реткиным. Крупнейший исследователь российского земства, будущий секретарь ЦК кадетской партии А.А. Корнилов назвал деятельность рязанских земцев Волконского и Офросимова «высокопоучительным примером»: «с самого открытия земских учреждений в них укоренился здоровый демократический дух, которым прониклись все передовые и наиболее влиятельные земские деятели».
По отзыву А.И. Кошелева, единомышленника и коллеги С.В. Волконского, тот был «тружеником, разумным и благонамеренным земцем», а возглавляемая им губернская управа «вела земские дела отменно хорошо». В 1877 году князь С.В. Волконский отказался баллотироваться на пост председателя губернской управы на очередной срок: как вспоминал Кошелев, «он неутомимо и с великою пользою для земского дела прослужил двенадцать лет, и последние годы особенно его утомила беспрестанная борьба с крепостниками».
Летом 1862 года князь Сергей Васильевич, тогда еще раненбургский уездный предводитель, пригласил в Зимарово в качестве репетитора для сына студента-историка Московского университета Василия Ключевского (только что окончившего тогда первый курс). Именно он привил своему ученику, бывшему на семь лет его младше, вкус к историческим наукам.