Новелла вторая
Ринальдо д’Эсти, подвергшись ограблению, добирается до Кастель Гвильельмо и там обретает приют у некоей вдовы; будучи вознагражден за понесенные потери, он цел и невредим возвращается домой
Дамы до упаду хохотали над приключением Мартеллино, о коем рассказала Нейфила; что же до юношей, то всех более рассказ ее насмешил Филострато, и как раз ему-то, сидевшему подле Нейфилы, королева и велела рассказывать. Он же, даром времени не теряя, начал так:
– Приятные дамы! У меня вертится на языке повесть о предметах священных, отчасти сопряженных со злоключениями и с делами сердечными, и, может статься, выслушать ее небесполезно, особливо тем, кто плавает по бурным морям любви, а кто по ним плавает, молитвы же святому Юлиану[48] не прочел, того даже и на мягком ложе плохая ожидает ночевка.
Итак, во времена маркиза Аццо Феррарского[49] некий купец по имени Ринальдо д’Эсти приехал по своим делам в Болонью. Случилось, однако ж, что, устроив дела свои, он на возвратном пути,[50] между Феррарой и Вероной, повстречал незнакомых ему людей, которые смахивали на купцов, тогда как в действительности были разбойники, злодеи и душегубы, а повстречав, имел неосторожность с ними разговориться и к ним примкнуть. Убедившись, что это купец и что он при деньгах, лихие люди положили при первом же удобном случае его ограбить, а дабы у него не возникло ни малейшего подозрения, они вели себя скромно и благопристойно, толковали все только о предметах возвышенных и благородных и, как могли и умели, были по отношению к нему предупредительны и благожелательны, так что Ринальдо почел эту встречу за великую для себя удачу, ибо дотоле он путешествовал в сопровождении одного-единственного верхового слуги. Так, продолжая свой путь, слово за слово, как это часто бывает, они разговорились, и зашла у них речь о том, как люди молятся богу. И тут один из разбойников, – а было их всего трое, – обратился к Ринальдо с вопросом: «Ну, а ты, почтеннейший, какую молитву читаешь дорогой?»
Ринальдо же ему на это ответил так: «Откровенно говоря, я человек неотесанный, невежественный, молитв знаю мало, живу по старинке, попросту, звезд с неба не хватаю, со всем тем обычай мой таков: утречком, когда я съезжаю с постоялого двора, я непременно читаю за упокой души родителей[51] святого Юлиана Странноприимца «Отче наш» и «Богородицу», а потом уже молю бога и святого Юлиана о том, чтобы на следующую ночь они даровали мне добрый ночлег. Со мной в пути не раз случались великие напасти – ан глядь: на ночь тебе готовы уютный кров и спокойный ночлег. Вот почему я молюсь святому Юлиану – я твердо верю, что это он испрашивает мне милость у бога. И уж у меня такая примета: ежели я утречком ему не помолюсь, то и пути мне не будет, и ночевки хорошей не жди».
Все тот же разбойник задал ему еще один вопрос: «А нынче-то утром ты молился?»
«А как же!» – отвечал Ринальдо.
Тут разбойник, предугадывавший, какой оборот примет дело, подумал: «Не мешало бы тебе вдругорядь помолиться, а то, если только мы не оплошаем, ночлег у тебя, сдается мне, будет неважный». К нему же он обратился с такими словами: «Я также немало странствовал, однако молитвы той не читал, несмотря что от многих слыхивал, что она хорошо помогает, и все-таки от беспокойного ночлега меня до сего времени бог миловал. Ужо вечером сам убедишься, кто из нас лучше заночует: ты ли, несмотря что сотворил молитву, или же я, несмотря что не сотворил. Правда, я заместо нее читаю другие молитвы: „Векую, Боже, отринул еси до конца“, „Под твою милость“ и „Из глубины воззвах“,[52] – моя покойная бабушка говорила, что они много помогают».
В таких и тому подобных разговорах продолжали лиходеи свой путь, выбирая подходящее место и время для выполнения злого умысла, и наконец, когда уже смерклось, у переправы через реку, пересекающую дорогу, которая идет от Кастель Гвильельмо,[53] они, сообразив, что время позднее, а место безлюдное и глухое, напали на купца, ограбили, отобрали у него коня, оставили в одной сорочке и, удаляясь, крикнули: «Вот ты теперь увидишь, как тебя приютит на ночь твой святой Юлиан, а наш святой Юлиан приютит нас со всеми удобствами!» И тут они, переправившись через реку, скрылись из виду.
Слуга Ринальдо как последний трус, видя, что хозяина грабят, не только не пришел ему на помощь, но поворотил коня, гнал его во весь мах до самого Кастель Гвильельмо, въехал туда уже вечером и, позабыв обо всем на свете, заночевал. Меж тем Ринальдо не знал, как быть: темь, холодище, вьюга, а он босой и в одной сорочке, от холода у него зуб на зуб не попадает, и вот начал он оглядываться по сторонам, нет ли какого пристанища, где бы он мог переночевать и не закоченеть от холода. Ничего такого не обнаружив, ибо во время недавней войны[54] все как есть в том краю было выжжено, он, гонимый стужей, припустился бегом в Кастель Гвильельмо: он не чаял найти там своего слугу, ибо не знал, куда тот девался, – он надеялся только на милость божью.
Непроглядная ночь застигла его, однако ж, еще в миле от Кастель Гвильельмо. В столь поздний час ворота были уже заперты, мосты подняты, так что проникнуть туда не представлялось возможным. Удрученный и безутешный, Ринальдо со слезами высматривал, где бы хоть от снега укрыться. И тут-то по счастливой случайности взгляд его уперся в дом с навесом, слегка выступавшим за городскую стену; вот Ринальдо и решился спрятаться под навес и пробыть там до рассвета. Под навесом он нащупал дверь, впрочем, запертую изнутри, подостлал у порога валявшейся тут же соломки и, страждущий и унылый, на ней расположился, беспрестанно ропща на святого Юлиана и говоря себе, что по своей вере в него он заслуживает лучшей участи. Между тем святой Юлиан пекся о нем и вскорости уготовал ему приютный кров.
В том пригороде проживала некая вдовушка, красавица писаная, в которой маркиз Аццо души не чаял и которую он здесь держал для своей надобности. А проживала помянутая вдовушка в том самом доме, на крыльце коего приютился Ринальдо. Нужно же было случиться так, что накануне сюда заехал сам маркиз, дабы провести со вдовою ночь, и отдал тайные распоряжения приготовить ванну и отменный ужин. Когда же все было готово и вдовушка с минуты на минуту ожидала маркиза, прискакал гонец и сообщил такие вести, которые принудили маркиза внезапно отбыть. По сему обстоятельству, велев сказать вдовушке, чтобы она не ждала его, он не мешкая тронулся в путь. Вдовушка слегка опечалилась, подумала, подумала и решилась сама принять ванну, приготовленную для маркиза, а засим отужинать и лечь спать. С этим намерением она села в ванну.
Ванная комната находилась недалеко от двери, у которой примостился снаружи злосчастный Ринальдо, – вот почему вдовушка, сидя в ванне, слышала, как тот рыдал и стучал зубами, словно аист – клювом.[55] Наконец хозяйка кликнула служанку и сказала: «Пойди выгляни, кто это там за дверью и что он делает». Служанка пошла, а так как небо к тому времени расчистилось, то она явственно увидела Ринальдо, сидевшего, как уже было сказано, в одной сорочке, босого и дрожмя дрожавшего. Служанка спросила, кто он таков. Ринальдо не в силах был унять дрожь и оттого изъяснялся нечленораздельно, и все же он постарался в коротких словах объяснить служанке, что, как и почему, а засим стал просить ее жалобным голосом впустить его под кров, иначе-де он тут замерзнет. Служанка, растроганная, пошла к своей госпоже и все ей рассказала. Госпожа также прониклась к нему жалостью и, вспомнив, что у нее есть ключ от той двери, через которую маркиз иной раз тайно проникал к ней в дом, молвила: «Пойди и тихонько отопри ему. Ужин остался нетронутым, да и места для него хватит».
Служанка, расхвалив госпожу за выказанное ею человеколюбие, пошла отворять. Когда же она впустила Ринальдо, то вдовушка, обратив внимание, что он совсем закоченел, сказала: «Полезай, дружок, в ванну – она еще не остыла». Ринальдо не заставил себя долго упрашивать и, согревшись, почувствовал, что оживает. Вдовушка велела приготовить ему платье своего мужа, незадолго перед тем скончавшегося, и когда Ринальдо в него влез, то оказалось, что оно как будто на него шито, и тут, в ожидании дальнейших распоряжений хозяйки дома, он возблагодарил бога и святого Юлиана за то, что они избавили его от грозившей ему тягостной ночи и привели к тихому, как ему казалось, пристанищу. Немного отдохнув после ванны, госпожа приказала пожарче натопить залу и, войдя в нее, осведомилась, как себя чувствует пришелец.
Служанка же ей на это ответила: «Сударыня! Он уже оделся, собой он хорош и, видать, человек порядочный и обходительный».
«Поди позови его, – молвила вдовушка, – пусть погреется у камелька и поужинает, а то ведь он голодный».
Войдя в залу и увидев даму, которую он принял за даму знатную, Ринальдо низко ей поклонился и горячо поблагодарил за оказанное ему гостеприимство. Увидев и услышав пришельца и уверившись, что служанка ей не солгала, вдовушка радостно приветствовала его и, без церемоний усадив его рядом с собой у огня, начала расспрашивать, что его сюда привело, Ринальдо же рассказал ей все по порядку. До слуха вдовушки кое-что уже дошло, как скоро в городе появился слуга Ринальдо, и, поверив всему, что Ринальдо ей сообщил, она, в свою очередь, довела до его сведения то, что было ей известно о слуге, присовокупив, что наутро слугу без труда разыщут. Как скоро накрыли на стол, Ринальдо вымыл руки и по желанию хозяйки сел с нею рядом. Росту он был высокого, красив, приятной наружности, статен, изящен, средних лет.[56]
Примечания
1
…посетила губительная чума… – Речь идет о знаменитой эпидемии чумы, вспыхнувшей в Тоскане в январе 1348 года. В апреле того же года она перекинулась во Флоренцию. Болезнь была завезена с Востока. По одним сведениям – из Сирии, по другим – из Кафы (нынешняя Феодосия в Крыму). Согласно последней версии, в татарском войске, осаждавшем принадлежавшую генуэзцам Кафу, началась эпидемия чумы. Будучи не в силах взять сильно укрепленный город приступом, татары решились на отчаянное средство: с помощью катапульт они стали перебрасывать трупы умерших от чумы через городские стены. Несмотря на все принятые осажденными меры, несколько зараженных попали на корабли, отплывшие в Италию. Так началась чума в Европе, повлекшая за собой неисчислимые жертвы.
2
…руками людей, для этой цели употребленных… – Среди этих «специальных» людей находился и отец Боккаччо.
3
Гален, Гиппократ и Эскулап… – Два знаменитых греческих врача вкупе с Эскулапом (фигурой мифической) упоминались постоянно в итальянской литературе XIV века.
4
…в чтимом храме Санта Мария Новелла… – Знаменитая церковь Санта Мария Новелла во Флоренции, начатая постройкой в 1278 году, была во времена Боккаччо одной из самых посещаемых во Флоренции.
5
…первую… мы назовем Пампинеей, вторую – Фьямметтой и т. д. – Дело в том, что имена всех семи девушек, персонажей Боккаччо, значащие. Пампинея – значит цветущая; фьямметта – имя легендарной возлюбленной самого автора, вдохновительницы ранних его сочинений; Филомена – любительница пения; Эмилия – ласковая; Лауретта – уменьшительное от Лауры, воспетой Петраркой; Нейфила – «новая для любви» (впервые влюбленная); Элисса – второе имя вергилиевской Дидоны.
6
из них звали Панфило, другого – Филострато, третьего – Дионео. – Как и в предшествующем случае, имена юношей тоже значащие. Панфило – то есть «весь любовь»; Филострато – «раздавленный любовью»; Дионео – буквально: «венерео» (от Венеры, дочери Диона).
7
Какие-нибудь две мили… – Учитывая, что тосканская миля равнялась примерно 1650 метрам, компания проделала путь около трех километров.
8
…и вот они уже в том месте… – Согласно традиции, установившейся у комментаторов Боккаччо начиная с XV века, под «тем местом» автор разумел местечко Поджо Герарди (возле Майано), где он имел небольшое поместье.
9
Пармено… Сириско… Тиндаро и т. д. – имена греческого происхождения, которые встречаются в комедиях Теренция и Плавта.
10
…подали воду для омовения рук… – Обычай, вызванный тем, что к столу не подавали никаких приборов, кроме ножей.
11
…на виоле… – Виола – музыкальный инструмент для исполнения светской музыки.
12
Папа Бонифаций. – Имеется в виду папа Бонифаций VIII (1235–1303). Он происходил из древнего рода Каэтани.
13
«Этих ломбардских собак…» – «Ломбардцами» называли всех ростовщиков.
14
…не впал ли в блуд, согрешив с какой-либо женщиной. – Этот и все другие вопросы, задаваемые монахом, чередуются в строгой последовательности, предписанной церковью.
15
…дабы по его милосердию мы в сию годину бедствий… – Речь идет о чуме.
16
…Джаннотто ди Чивиньи… – Речь, по-видимому, идет о том, что человек этот был родом из местечка Шовиньи или Шевиньи.
17
…происшествие, случившееся с одним евреем. – Парабола о мудром еврее имела широкое хождение в эпоху средневековья, и содержание ее мало рознилось от рассказа Боккаччо.
18
Доблесть Саладина… – Саладин (1137–1193) – каирский султан, отвоевавший Иерусалим у христиан (1187). В литературе европейского средневековья и в народных преданиях он пользовался (особенной популярностью. (С Саладином связана и новелла 9 десятого дня «Декамерона».)
19
…по имени Мельхиседек… – Распространенное еврейское имя, означающее «царь справедливости».
20
…уберечься от любви к мужчине, который по своему положению стоит выше ее… – Рекомендация, часто встречаемая в средневековой любовной литературе.
21
Маркиз Монферратский… – По-видимому, Боккаччо имеет здесь в виду Коррадо дельи Алерамичи, одного из самых предприимчивых вождей третьего крестового похода (1189–1192).
22
…при дворе Филиппа Кривого… – Речь идет о французском короле Филиппе Августе (1165–1223), который вместе с Фридрихом Барбароссой и Ричардом Львиное Сердце возглавлял третий крестовый поход.
23
…никогда в жизни маркизы не видев… – Мотив влюбленности на основании молвы был чрезвычайно распространен в средневековой любовной литературе.
24
…минорит, гонитель нечестивых еретиков… – Вероятно, Боккаччо в данном случае имеет в виду монаха Мино да Сан Кирико, занимавшего должность инквизитора с 1332 по 1334 год, смещенного за корыстолюбие и всевозможные правонарушения.
25
С мечами и кольями (лат.)
26
…инквизитор, особо чтивший святого Иоанна Златоуста… – Комизм этого замечания построен на использовании прозвища одного из наиболее почитаемых отцов церкви для характеристики алчности монаха-инквизитора.
27
…как будто это Возлияни… – Вероятнее всего, намек на какого-нибудь реального знаменитого бражника.
28
Эпикур– древнегреческий философ IV века до н. э. В средневековой традиции Эпикур был символом неверия (атеизма). В этом смысле Эпикура упоминает в Х песне «Ада» Данте.
29
Под «мазью» подразумеваются флорентийские деньги с изображением Иоанна Златоуста.
30
То есть сожжение на костре было заменено покаянием. Приговоренный к покаянию должен был нашить на свою одежду матерчатый крест.
31
Санта Кроче – церковь во Флоренции. он волен был проводить, как ему заблагорассудится.
32
Цитата из Евангелия от Матфея, XIX, 29.
33
Речь идет о Кангранде делла Скала (1291–1329), властителе Вероны, снискавшем славу щедрого и великодушного государя. Кангранде оказывал покровительство самому Данте.
34
Фридрих II (1194–1250), король Сицилии. Был также прославлен за свою щедрость и покровительство поэтам.