Наконец-то Люся положила трубку и, улыбаясь, снова обратилась ко мне.
– А вы везунчик.
– В каком смысле? – не понял я.
– Тюлькин за вас хлопочет. Вы, случайно, не родственник?
– Нет, – я отрицательно покачал головой. – А что?
– Да так, – Люся снова принялась заполнять бумаги.
Ожидая приговора, я бесцельно глазел в окно, за которым возле машин копошились люди. Техника была старая, добитая погодой и работой. Ее неоднократно ремонтировали, подлатывали, подкрашивали. Но и эти заботы не могли скрыть от глаз нищеты и убогости автопарка. И здесь мне предстояло работать. Предстояло заново заводить знакомства, заново узнавать людей, заново приспосабливаться. Но я не думал об этом. Я думал только о своих Ольке и Наташе. Как они там? Олька, наверное, в детском саду. Как улажу с делами, надо будет заглянуть, хотя бы одним глазком вновь посмотреть на нее. Да и нужно будет попытаться еще раз поговорить с Наташей. Ведь можно изменить фамилию, имя, лицо, но душу изменить нельзя, как сказала Анна Петровна. Увы, моя старая, добрая учительница, позвольте с вами не согласиться. Человек меняется, меняется его душа. И она претерпевает изменения как ничто другое в этой жизни.
– Молодой человек, вы что, уснули? – мелодичный голос вывел меня из моих раздумий.
Я встрепенулся.
– Что?
– Распишитесь, – Люся протянула мне листок бумаги и ручкой ткнула в то место, где я должен был поставить свою подпись.
Я помедлил и вывел на листе бумаги Саз и следом какую-то закорючку.
– Пойдемте, я вам покажу рабочее место и отведу в общежитие, – Люся убрала бумаги в стол и направилась к двери.
Я безропотно отправился за ней следом.
– Аванс у нас двадцатого, зарплата пятого, – скороговоркой лепетала Люся, ведя меня по территории автопарка. – С авансом вы опоздали, да он вам пока и не положен, пока нет приказа о зачислении. Деньги получать будете в бухгалтерии. Дверь напротив нашего кабинета. Работать будете механиком. Первое время в помощниках. Вон у того рыжего.
Девушка кивнула в сторону все еще возившегося с машиной вихрастого парня. Проходя мимо него, она остановилась.
– Принимай пополнение, – Люся лукаво взглянула на парня.
– С какой стати? – ухмыльнулся он в ответ.
– Это ты у Тюлькина спроси, – бойко отрезала Люся. – Знакомьтесь.
– Василий, – парень нехотя протянул мне руку.
– Борис, – я пожал шершавую, вымазанную машинным маслом ладонь.
– Когда заступаешь? – Василий недоверчиво косился на меня.
У него в голове все еще вертелся злополучный карбюратор.
– Завтра, – вместо меня ответила Люся.
– Завтра, так завтра, – Василий пожал плечами. – И как думаешь? На постоянно или на временно?
– Скорее всего на постоянно, – ответил я.
– Ну-ну, – прогундосил Василий и снова полез под капот.
– Слышь, Вась, – Люся дернула парня за штанину. – Тебя Татьяна ничего не говорила?
– О чем? – Василий вылез из-под капота.
– Про воскресенье?
– Ну, говорила, а что?
– Да так, – Люся отошла от машины и, кивнула головой в мою сторону. – Пойдем в общагу. А то Татьяна уйдет, и не заселишься.
И я снова послушно, как ручная собачонка зашагал следом за Люсей. Общежитие было расположено на другой стороне дороги, так что идти далеко не пришлось. Это было довольно обшарпанное трехэтажное здание с полуразвалившимся крыльцом. Похоже, с тех пор как его построили, никому и в голову не пришло его подремонтировать и подлатать. Мы прошли через висевшие на одной петле двери и оказались в вестибюле. Люся пошла искать Татьяну. Я снова стал ждать. Пробегавшие туда-сюда девчушки в халатиках, едва прикрывавших их тела, косились в мою сторону и, о чем-то перешептываясь, скрывались в длинных коридорах.
Татьяна оказалась довольно бойкой и говорливой теткой лет под сорок. Рассказывая подруге последние новости и сплетни, совершенно не стесняясь моего присутствия, она провела нас по давно некрашеной лестнице на третий этаж в самую дальнюю комнату.
– Вот, – широким жестом она распахнула дверь. – Тут и будешь жить. Не палаты, но вполне сносно. Сосед нормальный. Да ты, наверное, его видел. Рыжий такой, вихрастый.
– Василий? – удивился я.
– Так вы уже знакомы? – воскликнула Татьяна. – Тем лучше. Правила у нас простые, но строгие. Никаких пьянок, никаких гулянок. Туалет и душ в конце коридора. Кухня там же. Постель меняем по субботам. С ключом договоришься с Васькой. Если что надо, обращайся ко мне.
– А где вас можно найти?
– На первом этаже спросишь на вахте, там скажут. Ну, располагайся.
Татьяна бросила на панцирную кровать с железными спинками, прихваченное по дороге свежее белье. Оно было серым и пахло сыростью. Пока я возился с бельем и проверял на прочность кровать, Татьяна и Люся успели переброситься парой слов.
– Откуда?
– Протеже Тюлькина.
– Не родственник?
– Вроде нет.
– Скоро весь автопарк будет из одних его родственников.
– А тебе то что?
– Да ничего. Про воскресенье не забыла?
– Нет. Помню.
– Ну как? – Татьяна повернулась ко мне. – Устраивает жилье?
– Вполне, – я растерянно развел руками.
– Вещи можешь перевезти в любое время.
– Да у меня их и нет, – я глупо улыбался.
– Как нет? – Татьяна удивленно взглянула на меня.
– Я тебе потом все объясню, – Люся потянула Татьяну из комнаты. – Не мешай человеку обживаться на новом месте.
– Второй ключ у Васьки! – бросила Татьяна, исчезая за дверью.
– Не забудьте про документы, – вместо прощания бросила Люся и исчезла вслед за подругой.
Я остался один в пустой комнате. Опустившись на кровать, я стал рассматривать свое новое жилище. Это была довольно просторная комната, единственное окно которой выходило прямо на улицу. Оклеенная когда-то светло-голубыми обоями, она казалась еще большей. Со временем обои потускнели и приобрели сероватый оттенок. Вся меблировка комнаты состояла из двух кроватей, обеденного стола, пару разнокалиберных стульев и встроенного шкафа у входа. Шкаф был также выкрашен в неестественный голубой цвет и высился до самого потолка. Если бы не застеленная кровать и коврик с охотниками на привале над ней, можно было бы подумать, что в комнате никто не живет. Должно быть, здешний обитатель не очень-то и заботился о домашнем уюте. Говорят, что по мебели и вещам можно определить характер хозяина. Но эта обстановка мне ничего не говорила. Я заглянул в шкаф, надеясь отыскать там хоть какие-то признаки жизни. В шкафу, кроме кипы старых газет и пустых бутылок из-под пива тоже ничего не было.
– Похоже, что мой сосед здесь практически не обитает, – заключил я, закрывая дверцу шкафа.
Время тянулось медленно. Я глазел в окно на прохожих и проносящиеся мимо автомобили. Мне хотелось уйти, но я не мог этого сделать. Нужно было дождаться хозяина, чтобы взять у него ключ от комнаты. Но хозяин не торопился возвращаться. За окном темнело. В конце улицы тускло засветился одинокий фонарь. Заморосил зябкий дождь. В комнате стало сыро и прохладно. Я потрогал рукой батарею. Она была холодной, как лед.
– Отопление уже отключили, – я поежился и отошел от окна.
Мне надоело ждать неведомого соседа, и я решил вернуться к Соломону. Старик, наверное, давно ждет меня, чтобы узнать о плодах своих хлопот. Я был просто обязан хотя бы сказать ему спасибо за его труды, ведь отблагодарить его как следует мне все равно было нечем. За комнату я не волновался. Красть здесь все равно было нечего. Не успел я об этом подумать, как дверь распахнулась, и в свете дверного проема я увидел уже знакомый мне силуэт Василия.
– Ты? – удивленно спросил он, входя в свои законные владения. – Что ты тут делаешь?
– Живу.
– А почему без света? – Василий щелкнул выключателем, и яркий свет ослепил мне глаза.
– Да так, – я пожал плечами.
Василий что-то бросил в шкаф и направился к выходу.
– Подожди, – остановил я его.
– Что еще? – Василий явно не был настроен на разговоры со мной.
– Мне сказали, что у тебя есть второй ключ от комнаты.
– Ключ? – Василий поморщился. – И кто это тебе сказал?
– Татьяна, – я рассеянно смотрел на своего соседа.
– С чего она это взяла? – Василий начал шарить в карманах.
Выудив ключ, он протянул его мне.
– На, возьми. Только он один. Если захочешь, сделаешь себе дубликат. Хотя не стоит. Я здесь бываю редко. Будешь уходить куда, положи его под коврик.
Василий выскочил за дверь. Я погасил свет и вышел вслед за ним. Когда я проходил мимо вахты, старушка вахтерша визгливо проговорила:
– Молодой человек, вы откуда?
– Живу я тут, – буркнул я в ответ.
Старушка удивленно посмотрела на меня. Девчушки в халатиках, которые постоянно паслись на первом этаже, утвердительно закивали головами.
– И давно?
– С сегодняшнего дня.
– Все равно, – вахтерша пыталась реабилитироваться. – У нас вход до одиннадцати. Потом пускать не буду.
– Я успею, – проговорил я и вышел на улицу.
На улице моросил промозглый дождь. Я втянул голову в плечи и засеменил к трамвайной остановке. К счастью трамвая долго ждать не пришлось. Я хотел было вскочить в открывшуюся дверь, как мысль, что у меня нет денег на проезд, остановила меня. Мне ничего не оставалось делать, как идти пешком через весь город. Ожидая своего соседа, я засиделся дотемна, и наведать дочурку в детском саду не представлялось возможным. Идти же домой я опасался. Опасался вновь встретить холодный взгляд жены, удивленное лицо дочери. Опасался встречи с прошлым, не отпускавшим меня и не дававшим прохода в настоящее.
– Ничего, – успокаивал я себя, быстрым шагом ступая по мокрой скользкой мостовой. – Завтра обязательно схожу. После работы первым делом к ней. А может, снова попытаться поговорить с Наташкой? Хотя нет. Пока не стоит.
Перескакивая лужицы, я торопился к Соломону. Вот и калитка, дворик со стоящей посреди тачкой с мусором, дверь в обитель чудного старика. Света в окнах не было.
– Неужели он спит? – я не решался постучать в дверь, боясь разбудить Голду, у которой ко мне было предвзятое отношение. – Вряд ли. Разве он ляжет спать, не дождавшись меня? Соломон не из тех людей, которые успокаиваются, замолвив словечко. Он непременно ждет известий от меня. Плохих или хороших, лишь бы известий.
Я постучал в дверь. Долго никто не открывал и я решил, что старик с дочерью действительно легли спать. Удрученный я отошел от двери, не пробуя постучать еще раз. Не успел я сделать и пару шагов, как меня окликнул голос Голды.
– Вы что-то хотели?
Я обернулся. Голда стояла на крыльце в накинутом поверх ночной сорочки платке.
– Я хотел поговорить с Соломоном.
– Он спит, – твердо произнесла она. – Я не стану его будить. Если хотите с ним поговорить, приходите завтра, а лучше…
Голда оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что старик ее подслушивает.
– А лучше вообще сюда не приходите.
– Как скажете, – я повернул прочь.
Дойдя до калитки, я остановился и обернулся. Голда все еще стояла на крыльце, провожая меня надменным взглядом.
– Если вас не затруднит, передайте ему спасибо за его труды.
Голда лишь кивнула головой. Я вышел за калитку и неторопливо зашагал к своему новому местожительству. Проходя мимо своего двора, я не удержался, чтобы не зайти и не взглянуть на родные окна. В них, не смотря на поздний час, горел свет.
– Интересно, чем они там делают? – я сел на качели и, раскачиваясь, смотрел на желтые квадратики окон, за которыми никому не было до меня дела.
– Ты снова тут болтаешься? – из подъезда показалась грузная тетка с ведром. Та же, что и в первый мой визит. – Я сейчас милицию вызову! Шляются тут всякие!
Я медленно встал с качелей и, бросив еще раз взгляд на окна, снова неторопливо зашагал по засыпающему городу.
В общежитие я добрался уже за полночь. Вахтерша долго не хотела открывать дверь, но, в конце концов, сжалилась и впустила меня.
– Я же говорила, что у нас до одиннадцати, – пыхтела она, запирая дверь на огромный самодельный засов. – Следующий раз не впущу! Учти!
– Учту, – равнодушно произнес я и поднялся к себе в комнату.
Не включая свет, и не раздеваясь, я бухнулся на кровать. Сквозь пыльное окно пробивался тусклый свет фонаря, вырисовывая на потолке неровный прямоугольник. Закинув руки за голову, я смотрел на потолок и размышлял о своем будущем. Что завтра мне преподнесет его величество жизнь? Какими подарками и сюрпризами она меня одарит? Чем наградит за мои мучения и терзания? Но, так или иначе, я должен быть благодарен судьбе, которая, хоть и таким жестоким способом, дала мне новую жизнь. И эту новую жизнь я должен прожить достойно. Забыв все обиды, все беды и горести прошлого. Забыв все, что со мною было раньше. Все то, что я просто не мог и не хотел вспоминать.