Персидские маги предрекли, что в период его правления будут обильные урожаи и не менее обильные казни. Как обстояло дело с урожаями, Артаксеркса волновало меньше всего, а вот относительно казней – кажется, предначертанное сбывалось. Головы покидали плечи так же легко и естественно, как птицы вспархивают с веток. Артаксеркс правил железной рукой. Он полагал, что приближённых надо держать за незаживающие раны. Так надёжнее – надевать узду прямо на кровавое мясо.
Артаксеркс убивал многих, вместе с тем он держал 366 жён и наложниц (по одной на каждый день, и несколько запасных, на случай болезни), которые беспрестанно рожали, уже подарив полторы сотни детей. Иногда царю казалось, что он только этим и занимается – уводит ненужных людей из мира и приводит новых, которым дарован шанс сделать что-то стоящее. Жизнь и смерть вращались вокруг него.
Окунувшись в прохладу шатра, Артаксеркс вновь ощутил усталость. Он глотнул вина, брезгливо отогнал слугу с фруктами и опустился на застеленное барсовой шкурой ложе. Отдохнуть, проспать остаток этого безумного дня, а утром покинуть странный город.
Когда он проснулся, уже смеркалось. Ветер приносил с пустыни запах гари.
Узнав о его пробуждении, явился визирь. В руках он держал серебряное блюдо, на котором замерли четыре человеческих сердца – блестящие, освобожденные от ненужной плоти. Казалось, они прекратили биться только сейчас, завидев персидского властелина.
– Зачем ты притащил их сюда? – спросил Артаксеркс, зевая.
– Мой господин, ты велел узнать, что в груди у этих людей. Я узнал.
Визирь поставил поднос на ковёр и как-то испуганно скосился на царя.
– В общем-то, сердца как сердца, ничего особенного, – сказал он. – Кроме одного.
– Что с ним?
Визирь поднял одно из сердец и раскрыл, как надрезанный персик. Внутри красной плоти что-то блеснуло. Артаксеркс пригляделся. Перед ним был наконечник стрелы, с коротким обломком древка.
– Он был живой, когда его убивали? – спросил царь у визиря; в этой ситуации вопрос не прозвучал глупо.
– Да, он жил с этим.
Царь поводил челюстью. Что за странный город? Бог-свинья, принесённый ветром. Обломок стрелы в сердце… Тревога зашевелилась внутри Артаксеркса. Когда-то давно он видел такие стрелы. Кажется, на Крите или в Финикии. Точно! Войско восставшего финикийского сатрапа отбивалось такими стрелами. Этими же стрелами персы казнили поверженных мятежников.
– Вскрой ещё восемь человек, – хмуро приказал Артаксеркс. – Посмотрим, что отыщется. А на рассвете мы выдвигаемся. Подальше от этого поганого места.
Армия персов продвигалась дальше, почти не встречая сопротивления. Это были благодатные для разбоя места, населённые глупыми, порою даже умалишёнными людьми.
– Кому нужны колонии, где население пять раз подверглось разорению? – возбуждённо говорил Артаксеркс визирю. – Надо двигаться дальше, где люди не привыкли к борьбе, где им не претит быть рабами.
Всё реже попадались следы Нектанеба и его союзников. Где же храбрые египтяне? – грустно усмехался про себя Артаксеркс. – Где потомки Геракла? Они сгинули или позорно вернулись на родину к жёнам и очагам!
Города на пути встречались редко, только мелкие поселения или жалкие деревушки, в которых едва хватало пропитания персидскому войску. Один из полисов оказался наполовину разрушенным – видимо дело рук отчаявшегося Нектанеба. Все жители бежали, только два голых старика сидели на площади и играли в малопонятную игру с камешками и палками.
Артаксеркс мрачнел с каждым днём. Отсутствие врага наводило на него тоску, он чувствовал себя затупленным мечом, ржавеющим в ножнах.
Однажды из впередиидущего гарнизона сообщили о стычке с небольшим отрядом. Царь осмотрел пленников. Это были жалкие воины с кожаными щитами, с маленькими, едва ли не детскими мечами и с такими же детскими лицами. «Похоже, что великие битвы остались в прошлом, – подумал Артаксеркс. – Дальше лишь бремя всевластия и пустота».
– Не пора ли нам возвращаться, мой повелитель? – смиренно спросил визирь. Знает, гиена, когда и что сказать.
– Нам нельзя возвращаться, – Артаксеркс положил руку ему на плечо. Визирь испуганно замер – ещё бы, царь никогда такого не делал.
– Скажу тебе нечто очень важное, – продолжил Артаксеркс. – В главном храме Мемфиса я спустился в Святая Святых. Ты об этом не знаешь. Я общался с Бессмертным жрецом, слушал его предсказания.
– Бессмертным жрецом? Так он существует? – визирь почти перешёл на шёпот.
– Да. И он предрёк мне позорную смерть по возвращении. Сказал, что моё тело будет скормлено кошкам, а из костей сделают дверные рукоятки. Представляешь? За них будут хвататься все подряд!
– Что же делать?
– Идти вперёд, не останавливаться. Милость Ахура-Мазды поможет мне расширить границы мира. Я буду побеждать, а неприступные стены полисов обратятся пылью под ногами. Ничто не остановит меня. А когда я завоюю весь мир, я вернусь в Мемфис и убью Бессмертного жреца. Я займу его место.
Уже давно не было вестей от остального войска. Двенадцать дней назад гонцы доставили послание от евнуха Багоя. Его армия поднялась вверх по Нилу и устремилась вглубь континента. Три дня как они должны были встретиться, но не встретились. «Где носит евнуха, что с ним произошло? – думал Артаксеркс. – Или что-то произошло с нами?»
Однажды утром небо просыпало снег – такое Артаксеркс видел лишь однажды, в детстве, на берегах Гурзема1. Царь протянул ладонь и поймал несколько снежинок. Сердце тронуло щемящее чувство, он вспомнил покойного отца. Когда тот скончался, Артаксеркс почти год держал его смерть в тайне. От имени своего отца он рассылал письма в разные концы державы. Во всех посланиях содержалось одно и то же – предписание принять Оха в качестве царя. Его, а не остальных детей.
Вслед за снегом пришла жара, она накатила душной волной с запада. Всё больше воинов умирало от кровавого поноса. Животные дохли без каких-то видимых причин. Артаксеркс ловил на себе мимолётные взгляды: одни смотрели с надеждой, другие – с ненавистью. Вот она – цена славы: страх, презрение и понос. О таком не говорят ораторы Эллады, об этом молчат жрецы на верхних этажах зиккуратов.
Воздуха становилось мало – верный признак того, что армия приближается к краю света. Где же войско Нектанеба? Может оно прошло сквозь купол небес и свалилось в извечные воды?
Артаксеркс велел остановиться у небольшого озера и сделать трёхдневный привал. Дозорные отряды разъехались по округе. Вечером, когда солдаты охладили разгорячённые глотки вином, вдоль берега расставили жертвенники со смолой и воздали честь всем богам-язата. Неведомо откуда привели слепого оракула. Тот рассказал об увиденном сне, в котором армия персов превратилась в червей и была пожрана воронами. Солдаты шушукались о чём-то своём, сторонясь командиров.
На второй день отдыха вернулся один из дозорных отрядов. Солдаты принесли к шатру царя чьё-то обожжённое тело. На умершем были закопчённые доспехи, а голову венчал шлем с гребнем.
– Мой повелитель, вот что мы нашли при нём, – сказал глава отряда и протянул Артаксерксу мешочек с деньгами. Царь высыпал на ладонь несколько серебряных монет с головой Афины на аверсе. Он знал, что это за монеты. Нектанеб отчеканил их специально, чтобы расплатиться с греческими наёмниками. Значит враг поблизости.
Третий день отдыха пошёл прахом – армия выдвинулась на запад, откуда привезли обгоревшего грека. Персы углублялись в неведомую страну – пустынную и безграничную, как море. Какие богатства здесь можно было снискать? Кого завоевать? Эти вопросы стояли в глазах у каждого. Однако Артаксеркс упрямо продвигал войско. Он должен догнать беглецов, даже если эта погоня заведёт его в Дом Лжи – в самое средоточие ада.
Визирь делал вид, будто разделяет взгляды своего повелителя. Он уже не заводил разговоры о возвращении, хотя поводов было предостаточно, он принимал приказы с неизменным энтузиазмом. «Стоит ли верить этому хитрецу, у которого по гадюке в каждом рукаве? – размышлял Артаксеркс. – Не он ли первым вонзит в спину нож? Кто-то ведь пустит моё тело на корм котам и на дверные ручки».
Встречались первые отряды беглецов. Они сталкивались с передовыми гарнизонами, устраивали небольшие стычки. Попадались и дезертиры – все как один с отрезанными языками. Близость долгожданного врага несколько окрылила солдат. Все жаждали раздавить Нектанеба и вернуться домой.
И вот, однажды днём дозорные сообщили, что обнаружили армию противника. Ближе к вечеру и сам Артаксеркс разглядел вдалеке несколько бесформенных пятен, похожих на расплавленное олово. Это были греки. Они всегда держаться особняком друг от друга – коринфяне, афиняне, спартанцы.
Едва сгустились сумерки, царь умастил руки и бороду благовониями, затем собрал своих полководцев. Они сидели в свете факелов и обсуждали грядущую битву. По сведениям разведки, эллинов не больше полутысячи. Они в плачевном состоянии – побросали колесницы, едят лошадей. Артаксеркс знал, что к такому войску не следует относиться пренебрежительно. Враг, которому нечего терять, доведённый до отчаянья, униженный и загнанный – самый непредсказуемый. Если он сразу не падёт на колени, то будет сражаться до последнего вздоха.
Артаскеркс велел вооружить рабов, пообещать выжившим не только свободу, но и вознаграждение – пять сикелей серебра каждому. Такой суммы хватит, чтобы вернуться на родину и не помереть с голода.
Утром бесформенные пятна слились в одно. Эллины вытянулись в шеренги и первыми пошли в атаку. С возвышения своего кресла из слоновой кости Артаксеркс всматривался в наступающего врага. Он уже видел, как блестят на солнце шлемы и копья, слышал бренчанье оружия и щитов. Царь сидел безмолвный и непроницаемый, а внутри у него уже закручивался бешеный вихрь. Он поднял руку и сам вздрогнул от пронзительного рёва труб. Персы закричали и с открытыми ртами бросились вперёд. Завизжали лошади и верблюды. Боевые колесницы тронулись и, набирая скорость, помчались на врага. С обеих сторон взметнулись стрелы, пролетели друг мимо друга, обрушились на головы, истыкали поднятые щиты.
Войско персов растянулось тремя чёрными щупальцами, попыталось окружить греков. Одно из щупалец отделилось, распалось на части и быстро смешалось с вражеской армией. Облако пыли укутало правый фланг, скрыло его от глаз наблюдателей. В центре закрутился настоящий водоворот, в нём увязли два боевых слона – издалека они походили на попавших в муравейник жуков.
«Что если это – последняя битва добра и зла? – подумал Артаксеркс. – Вдруг, после сегодняшнего побоища придёт третий Спаситель, а все мы – и живые, и мёртвые, – подвергнемся огненному суду? Праведным он покажется купанием в парном молоке, а нечестивым – потоком расплавленного металла».
С правого фланга протрубили отступление. Артаксеркс махнул рукой и в бой вступила сотня рабов. Эти кинулись в битву с остервенением – выплёскивали на греков злость, давно скопившуюся от ударов кнута. Жалеть рабов не стоит: меньше выживших – меньше затрат на вознаграждение.
Наконец густая толпа греков стала размываться с задней стороны – начиналось бегство. Артаксеркс дал приказ, и к противнику поспешил запасной конный отряд. Когда всадники вторглись в незащищённый тыл, греческое войско задёргалось в агонии. Артаксеркс не видел, что там происходит, но живо это представлял. Храбрые потомки Геракла бросают оружие, падают ниц, просят пощады. Их добивают секирами – пленных на сей раз приказано не брать, за исключением полководца. Должно быть, выжившие рабы наиболее усердствуют в этом. Так всегда бывает, для расправы у них находятся силы.
Взревела труба, а вслед за ней раздался протяжный многоголосный вопль. Сражение окончилось победой. Прошло несколько минут, и к Артаксерксу подъехал сотенный. Вслед за его конём тащилось окровавленное тело в изодранной одежде.
– Это их полководец, – пояснил командир. – Прости, мой повелитель, его не удалось взять живым.
Артаксеркс спустился с кресла и перевернул тело ногой. Эллинское лицо показалось ему знакомым.
– Кто это?
Сотенный пожал плечами.
– Пока не знаем. Они ничего не говорят. Вообще ничего, будто онемели.
Полминуты царь оглядывал мёртвого врага, но вспомнить его не смог. Где же проклятый Нектанеб? Наверняка бросил союзников на произвол судьбы, а сам двинулся дальше. Артаксеркс велел посадить выживших на колья, а голову греческого полководца сохранить – может быть потом память подскажет, что это за человек.
Ночью Артаксеркса мучали кошмары. Во сне он крутил в руках собственную отрубленную голову, а та шептала ему: «Ангра-Майнью ждёт тебя в своих покоях, великая честь – стать его наложником». Потом он оказался в пустой каменной башне. Какой-то обнаженный человек с лысой головой ползал в грязи, будто червь. «Твой враг впереди, – сказал лысый, – ты должен дойти до Последнего оазиса. Не расправишься с врагом – не получишь бессмертия».
Утром Артаксеркс огласил свою волю и увидел разочарованные лица. Даже визиря перекосило от огорчения.
– Скоро мы дойдём до Последнего оазиса, – пояснил царь, – дальше пути не будет, как бы мне не хотелось.
– Но, мой повелитель! – едва не взмолился визирь. – От нашей армии почти ничего не осталось. Многие больны, остальные напуганы. Земли здесь странные. Солдаты говорят, что среди дикарей, нападающих на наши гарнизоны, всё чаще попадаются знакомые лица.
– Знакомые?
– Да, повелитель. Это ранее казненные нами, они возвращаются и сражаются против нас!
Артаксеркс призадумался, потом приказал:
– Принесите-ка мне голову того полководца.
Слуги прикатили бочонок, вынули из меда отрубленную голову.
– Омойте её мочой, не тратьте воду.
После того, как четверо солдат окатили голову янтарными струями, Артаксеркс присмотрелся к лицу поверженного эллина. И побледнел. Это был Клиний с острова Коса – командующий греческими наёмниками. С его семитысячной армией персы сразились в устье Нила. Храбрый эллин выступал тогда с палицей в руках, одетый в львиную шкуру, подражая Гераклу. В той битве он и погиб.
Артаксеркс повернулся и вздрогнул, увидев визиря очень близко от себя.
– Жрецы в Мемфисе что-то сделали с нами, – прошептал тот. – Мы идём по миру мёртвых и сражаемся с мертвецами. Я думаю эту случилось после того, как ты вышел из Святая святых. Нас прокляли.
– Давно ты это понял?
– Давно, владыка. С того города, где свинья… Ты бы не поверил, если бы сам не догадался.
– Где же Нектанеб? Он живой?
– Да, он жив, потому-то мы и не можем его найти. Говорят он укрылся в Нубии.
Царь взглянул на юго-запад. Белые пески у горизонта походили на соду. «Если Бессмертный жрец проклял меня, значит, он сам напрашивается на казнь, – подумал Артаксеркс. – Займу его место, когда расправлюсь с врагом. Тем более что домой возвращаться нельзя, там – гибель».
– Я сам пойду к Последнему оазису, – сказал он.
Солнце наливалось яростью, оно старалось испепелить всё, что нарушало бескрайнюю однородность песка. Царь пересекал пустыню в сопровождении двадцати воинов и пяти слуг. Пришлось пересесть на верблюдов, на них же погрузить запасы еды и воду.
Ехали молча. Жара склеила рты, почти запечатала глаза. Царь думал о своём враге. Кто это мог быть? Вдруг он встретит в Последнем оазисе покойного отца? Плевать!.. И того разрубит на куски… Артаксеркс вспомнил бога с головой свиньи, стрелу в сердце… Похоже, с того странного города проклятие вступило в силу. Он мог бы догадаться, что воюет с мертвецами, и отступить. Теперь уже поздно, он не внял предупреждению бога-свиньи. Сейчас или бессмертие, или гибель.