– Нам надо было на день раньше приехать, чтобы ты нас с матерю туда сводила, – посетовал отец.
– Главное, чтобы тебе нравилось, – добавила сидящая за тем же столом женщина.
– Мне о-о-очень нравится.
– А документы на перепоступление подала уже или только собираешься? – заговорил молодой парень за тем же столом.
– Зачем? – не поняла девушка.
– Ну, как… чтобы учиться.
– Зачем мне поступать в университет?
– Затем, чтобы получить там образование, чтобы потом пойти работать.
– А сейчас я не работаю что ли? Я же говорила, что пока буду работать, а потом при необходимости пройду какие-нибудь бухгалтерские или на худой конец дизайнерские курсы.
– Но тогда у тебя не будет диплома. Как без него, он же…
– Сына, ты че тупой? – оборвал парня отец. Нина тихо засмеялась, спрятав лицо за Сергеем. – Тебе же сказали: «у меня есть работа, мне моя работа нравится, если надо будет, отучусь где-нибудь». Зачем ей учиться, если она уже работает?
– Ну, все, успокойтесь, – улыбнулась мать. – Сына, ты же не маленький. Если тебе все кругом талдычат о том, что надо отучиться в ВУЗе и потом пойти работать, не значит, что иначе никак не бывает. Просто это самый надежный способ. Твоя сестра тоже поступала, но потом, видимо, поняла, что ей это не нужно, и теперь – видишь – какая радостная.
– Только ты не расслабляйся особо, – заговорил отец. – Она-то у нас умная девочка, а ты попробуй только не поступи.
Девушка, скрывая улыбку, отвернулась, мать укоризненно посмотрела на отца.
– Да-а, лисенок, не все так просто, – тихо произнесла Нина.
– Что? – очнулся Сергей.
– Да так… Поехали дальше.
Мотор с приятным Нине шумом загудел, салон на миг задрожал, и она, громко выдохнув и сложив руки на живот, распласталась на мягком кресле настолько, насколько позволяла его площадь. Сну не удалось бы пробиться сквозь все оставшиеся неудобства девятки, которые, как не старайся, не получилось бы убрать, но Нина получала удовольствие хотя бы от самого нахождения в этой машине. Порой ей нужно было лишь прижаться к Сергею для того, чтобы задремать, и все равно, что он еле умудряется переключать передачу и в попытках дотянуться до рычага все время натыкается не на то.
Она любила так, прислонившись к плечу Сергея, сидеть на лавочке в парке или в машине, вспоминая что-либо из детства, из школьной жизни либо выуживая из уголков памяти теплые воспоминания полуторагодовалой давности.
В ту зиму она с удивившей весь поток легкостью досрочно закрыла сессию и в день сдачи последнего экзамена села на самолет. До Нового года оставалась пара дней, до начала учебы – почти месяц.
Свободных мест в самолете не было. Люди рвались домой, на их лицах светились блаженные улыбки, они скромно прятали их, но радость сочилась сквозь глаза и короткие диалоги. Нина благополучно заняла место у окна, положила книгу у ручки и, закрыв глаза, попыталась уснуть. Через несколько секунд кто-то рухнул на соседнее кресло.
Сергей не мог поверить своим глазам: он сел рядом с той самой девушкой, которую весь семестр нещадно сверлил взглядом. Она училась с ним на одной площадке, но в другом институте, при этом часто оказываясь с Сергеем в одно время в одном здании.
Он не подал виду. Нина тоже узнала его, но не сразу. Она видела его иногда в институте в компании парней, видимо, его одногруппников.
– Неужели это «Тени в раю»? – спросил он спустя час после взлета, застав Нину за чтением.
– Да, неужели, – ответила она тогда, лучезарно улыбнувшись. – Немного скучная, правда?
– Не знаю. Я не дошел до нее еще; просто успел прочесть название на обложке… Вообще, мое любимое у Ремарка – «Три приятеля».
– «Приятеля»?.. А, да, это… хорошая книга, – подыграла она.
Тогда они разговаривали почти безостановочно, чуть ли не назло пытающимся заснуть пассажирам близ них. Их диалоги плавно переходили из одной темы в другую, и на протяжении всего полета они так и не узнали свои имена. Лишь когда самолет пошел на снижение, Сергей, опомнившись, представился. Но Нина, улыбнувшись, решила остаться инкогнито. В аэропорту он проводил ее до автобуса, так и не взяв адрес страницы в сетях, о чем еще некоторое время жалел, потом он пытался найти ее в интернете, но абсолютно не за что было зацепиться. Сергею не приходило в голову, что Нина катается загородом на снегоходе, гуляет, укутанная, по продрогшему городу и согревается вечерами за чтением или просмотром фильмов, и что телефон в сравнении с этим не так интересен. К тому же нет нужды торопиться; однажды они случайно встретятся в институте, заговорят, потом еще пару раз, вероятно, он предложит погулять, сходить куда-нибудь, тогда и будет ясно, что за человек этот Сергей. Переписка – это ведь слишком заурядная вещь для нее.
– Сколько ты скачала песен? – спросил Сергей.
– Не знаю. Около трехсот. Я скачала всю дискографию «Смысловых галлюцинаций», немного Коржа, «Cage The Elephant», пару альбомов «The Rasmus» ну и много чего еще.
– Неплохо. А Бутусов?
– Обижаешь.
– Что ж, я в восторге.
– Блин, ты пробовал представить себе, сколько в мире песен? У среднестатистического исполнителя их где-то пятьдесят. А есть еще такие группы как «Айрон Мэйден» или «Абба»… или Элвис Пресли, допустим. Добавим к этому всякие ущербные инди-группы и одиноких бардов и шансонье, песни которых можно услышать только в одном городе или даже кафе. И у каждого свои песни… А помнишь Кешу, который ко мне за утюгом заходил, пока ты ему не стал этим утюгом угрожать?
– Я думал, его просто отчислили.
– Да, но чуть позже… Так вот, помнишь, он рассказывал, что у него около сорока песен своих, и он ни одну даже на диктофон не записал? А сколько еще таких Иннокентиев во всем мире? Это же просто с ума сойти!
– В этом вопросе меня больше удивляет тот факт, что из всех миллионов песен почти ни одна не повторяется. Сколько ты за всю свою жизнь слышала песен? Они ведь все разные. Если где-то и попадаются схожие аранжировки, то тексты абсолютно разные, и наоборот. Хотя даже сейчас, когда любая не особо умная девица пишет песню, в которой в каждом из двух куплетов по четыре строчки, а в припеве всего три слова, ее песня все равно чем-нибудь да отличается.
Нина передвинулась ближе к Сергею и положила голову ему на плечо.
– Я и не думала о таком никогда. Наверное, многие люди не задумываются о подобных вещах, потому что… будто бы знают, что ли, что их это попросту не удивит.
– А тебя?
– И меня, – ответила она, зевнув. – Но с тобой все равно интересно.
За окнами безмятежной девятки стремительно смеркалось. Небо, уходящее за горизонт бесконечно далеко от дороги, с востока на запад расплывалось палитрой от темно-синего до оранжевого, и ни одно облако не мешало его созерцать. Поля, еле заметной строчкой проводов раскроенные на многие километры вдаль, местами цвели желтыми и сиреневыми красками, даже сумеркам с трудом удавалось отнять у них цвет. Впереди поля вздымались складками невысоких холмов, тянущихся далеко во все стороны и слева переходящие в неразглаженные горы, уже почти слившиеся с подступающей ночью; холмы были заняты лесом.
– Мы будем ночевать прямо на обочине? – спросила Нина, оторвав глаза от заката.
– Прикрепим шланг к выхлопной трубе и протянем в салон, – заявил Сергей в ответ. – Если ты хочешь задохнуться от выхлопа проезжающих машин, есть более эффективный способ.
– Сука, я просто спросила… Давай остановимся в лесу. Заедем куда-нибудь подальше от шума трассы, встанем под сенью деревьев, послушаем музыку, а потом позволим сверчкам исполнить что-то свое.
– И тебе не страшно оказаться в глубокой чаще посреди ночи с волками и лешими?
– Мне страшно, что ты снова будешь храпеть… Давай найдем какой-нибудь сворот, дорогу с миллионом кочек, по которой грибники добираются до грибов.
Когда лес перед холмами стал достаточно густым, Сергей сбавил скорость и принялся искать в свете фар съезд, возможно, один-единственный на десять километров пути. Наконец, девятка резво соскочила с ровного асфальта на колею, с краев начинающую зарастать травой, и, не торопясь, старательно минуя ямы и кочки, въехала под кроны деревьев.
Через пару минут езды, когда уже толком было не ясно, в какой стороне трасса, и зарево заката скрылось за лесом, они увидели почти идеально круглую поляну, примыкающую к колее. Сергей остановился подальше от края, до ближайшего дерева оставалось метров пять. Нина, которая и представить себе не могла такую удачу, выскочила из машины и отправилась гулять по краю поляны, Сергей не спеша начал обустраивать спальное место.
– Что это ты такое делаешь? – заинтересованно спросила вернувшаяся к машине Нина, увидев, как Сергей стелет на крыше плед.
– Кинотеатр.
– Что? Кинотеатр? А… а экраном будет твой телефон?
Сергей указал пальцем вверх.
– Ты серьезно? – нахмурилась она, все еще не до конца понимая происходящее.
– Более чем. Ты ведь не откажешься от такого зрелища. Держи. – Он вручил ей еще один плед, затем подхватил за ноги, – она приглушенно взвизгнула, – и усадил на край крыши. – Аккуратней, не задень стекла.
– Какой ты мелочный.
– Нет, – возразил Сергей, забираясь наверх. – Дело в том, что разбитые окна будут с твоей стороны, и тогда тебя продует.
Один плед он постелил на крышу, вторым укрыл Нину и укрылся сам, подложив обоим под голову толстовки.
– Как красиво, – пролепетала она, поняв его замысел. – И романтично. Наверное, ты последний романтик на этой планете. Как Рома Зверь… Ты как будто знал, что мы здесь окажемся, как это понимать?
– Нужно же когда-то удивлять тебя.
Затем они лежали молча, как им казалось, минут десять, хотя на самом деле прошло более получаса. Но звезды над их головами не стали тусклей или ярче, и даже неторопливые малолитражки и сонливые фуры там, за деревьями, не стали ездить тише, наоборот, в тишину, окутавшую девятку, все посторонние звуки стали врываться с еще большей наглостью, однако в то же время они создали ощущение спокойствия, будто бы то, что происходит где-то на какой-то дороге и в какой-то машине, сделалось чужим, отдаленным, не касающимся двух влюбленных в лето людей, беззаботно смотрящих на звезды. Ведь шум моторов и неуверенные огни дальнего света там, а они здесь. Только кровь и ночной воздух текут в них, остальное неподвижно и бесшумно.
– Знаешь, что недавно до меня дошло? – заговорил Сергей.
Нина повернула к нему голову.
– Ты сейчас лежишь, и твои уши слышат, как едут машины, твои глаза видят звезды и верхушки деревьев, твои руки чувствуют холод, а я чувствую их запах. Все это не выдумано людьми. Мы ощущаем этот мир, потому что у нас есть органы чувств, которые воспринимают информацию и транслируют ее в мозг, который выдает нам положение дел в прямом эфире. То есть любая информация, идущая снаружи, имеет физическую интерпретацию… и все наши органы чувств материальны, а не вымышлены, как душа, например. Следовательно, если человек был бы чем-то эфемерным, то он бы не смог воспринимать окружающий мир, потому что и свет и звук, будучи… реальными, не смогли бы осесть на то, чего в материальном мире нет, то есть на органы чувств. Человек даже не понял бы, что он нематериален… Поэтому люди, утверждающие, что были в астрале – глупцы.
Резко наступила тишина. Нина, еле заметно улыбаясь все это время, обвела взглядом лицо Сергея и, слегка приоткрыв рот, тихо сказала:
– Купи мне «Балтику» завтра.
– Зачем она тебе? Столь изощренная во вкусах, столь пытливая до совершенства и чистоты дама предпочитает «Балтику» вместо французского сидра или хотя бы «Кроненберга»?
– Я лишь хочу частичку русского мира. Ибо сможешь ли ты еще где-то увидеть такие же пейзажи нескончаемых полей, обрамленных лесополосами и грядами лесистых холмов, да еще и нагруженный на целый метр вверх «жигуль», несущийся по автостраде, и водители, которые, обогнав тебя, включают аварийку в знак благодарности? И не просто увидеть, но еще и почувствовать. Где кроме России? И вот «Балтика», мне кажется, прекрасно дополнила бы это приятное ощущение такого русского гигантизма просторов и души.