Муравьев грубо отпихнул одного из охранников, несколько загородившего путь. Вольнолюбивый гот схватился за рукоять меча, но все же унял вспышку гнева. А колдун, не обращая внимания на страсти охранника за своей спиной, шел прямо на меня. Я благоразумно отступил на шаг в сторону, продолжая глупо скалиться. Правда Иона преобразила напряженную дурацкую ухмылку в пьяную, а неестественно идеальные зубы в гнилые и кривые. Злой колдун прошел мимо, огрев моего Тузика посохом. С подачи Ионы я все чаще пса именно так называл, и он отзывался. Правда, он отзывался на любую кличку, как бы ни назвал дворнягу.
У пса, готового вонзить зубы в беглого сумасшедшего ученого, вздыбилась шерсть на загривке.
«Это он, убийца!» – узнал Муравьева пес.
– Р-р-р!!! – плескалась грозная ненависть в собачьей глотке, но я успокоил гнев одним ласковым прикосновением к рыжей голове.
Глаза Тузика мигом сменили выражение и интенсивно излучали преданность, а, чтобы я не сомневался в искренности пса, он лизнул мою руку.
«Неразлучная парочка! – хихикал в черепе девичий голос. – Даже вся твоя мудрость умещалась в бездомной дворняге. Умный песик, ты даже научил Иосифа искать блох. А у него хватило ума передать тебе хоть крошечку чего-нибудь?»
В ответ на Ионины подтрунивания псина пару раз брехала в мою защиту, словно слышала речь кольца. А может быть, действительно слышала?
16. Ночь.
Все места в палаточном лагере строго расписаны среди захватчиков, для меня места нет. А ночевать в проходах между палатками опасно, привлеку внимание стражи или просто напросто затопчут. Вот и, став по моему хотению и колечка велению невидимым, вошел в просторную палатку Алариха. Прилег в пустом углу и мигом захрапел, а Иона, хоть и чертыхалась, но камуфлировала мои рулады под мышиную возню. Правда ее конспирация совсем не понадобилась, ибо конунг и все его слуги крепко спали, сладко сопя, мощно храпя, отдавая боевые команды в мире сновидений.
Муравьев нервно отбросил полог своего хоть и небольшого, но отдельного шатра.
– Да будет свет! – властно, словно актер в роли грозного правителя, приказал он.
Автоматика сработала вспышкой стоваттной лампочки. Подобные фокусы давно позволили бывшему генералу занять место первого придворного колдуна в стане завоевателей Рима. Но раньше радовавшая душу, рассчитанная на театральность автоматика, сейчас лишь раздражала. Посетителя грядущих тысячелетий можно в большем случае рассмешить волшебством лампочки накаливания, и Муравьева не обманывала анекдотичность его дутого величия.
Муравьев проверил приборы. Несомненно, охотник за его душой прибыл. Но где он? Стрелка, как он ни постукивал по радару, равнодушно молчала. Ну, ладно, я тебя не вижу, но и ты меня не найдешь. Так решил бывший профессор лаборатории Времени, совершенствуя антирадар. Конечно, Муравьев понимал: его уже засекли, знают кто он в этом мире, а найти любимого колдуна Атаульфа проще некуда. Но, что-либо решив, настоящий ученый всегда доводит до конца. И когда радар на него тоже перестал реагировать, придворный колдун отложил новый прибор. Но удовлетворение не пришло. Что-то в нем свербело, не давало уснуть.
«Кольцо!!!» – внезапно прорвалось в полудрему озарение.
Память колдуна явственно рисовала такое же кольцо на пробитом ядром сотруднике Острожского. И такое же украшение на уже ожившем госте из будущего, когда он, Муравьев, еще был русским генералом. И еще собака. Собака рядом с недоумком возле палатки Атаульфа. Копия такого же рыжего пса искусала мне ногу. Да нет, не копия, а именно тот же пес. Уж кого, но эту зубастую тварь он запомнил на всю жизнь.
«Но почему пришелец не выдернул меня из Времени? Ведь я прошел рядом с ним, в зоне действия кольца. Что-то у него не склеилось?! У него разрядился Аккумулятор! Несомненно, это единственное объяснение пассивности охотника. Значит, он сам беззащитен, теперь посмотрим кто охотник, а кто дичь! Поднять тревогу?! Но Аларих за самоуправство любого сотрет в порошок, даже его племяннику, Атаульфу не поздоровилось бы. Ничего, как-нибудь оправдаюсь».
– Тревога!!! – орал в ночь колдун, выискивая врага мощным лучом переносного прожектора, водя им вдоль улицы между палаток.
– Ищите рыжего пса и его хозяина! – кричал выбежавшим из палаток воинам. – Хватайте любого незнакомца. Он отравил Алариха.
«Заодно есть на кого списать будущую неожиданную смерть здоровяка конунга», – смекнул подлый колдун.
«Вставай! Вставай! Тебя Муравьев ищет», – прорвался в это же время вопль Ионы в мой сладкий сон.
Я перевернулся на другой бок, промямлив нечто малосвязанное по поводу наглых колец, не дающих и ночью покоя. И нежно засопел, переходя на легкий храп.
«Проснись, лентяй и лежебока, если не хочешь встретить свой последний рассвет на колу, в петле, в кипящем масле, на дыбе…»
Не знаю, сколько бы еще длилось предсказание ближайшего и весьма недолгого будущего, но Ионин прогноз никак не вплетался в сюжет с нежными объятиями белокурой красавицы во сне. А когда она меня грубо отпихнула, и нежные губки вместо поцелуя огласили перечень мучительных казней, то, конечно же, проснулся.
«Неужели нельзя было оставить меня невидимым? Не дала доспать до утра!» – спросонья обиделся я.
«Но как мне одновременно прятать тебя в палатке и твоего пса и коня снаружи? Твои животные вне моей зоны досягаемости, а по ним не только Муравьев, но и любой недотепа смекнет, где ты прячешься».
«Что же делать?»
«Бежать! Бежать, пока не поздно из лагеря. Пока не зарядятся аккумуляторы, ты беззащитен».