Джеймсон вернулся в комнату. Его щеки раскраснелись, он жестом показал Блум, что пора закругляться с разговором.
– Все это чрезвычайно ценно для нас, Джефф. Уверена, нам понадобится снова обратиться к вам, но пока у нас больше нет вопросов. – Она уточнила еще несколько мелких деталей, попрощалась и повесила трубку.
– Выкладывай, – сказала она Джеймсону. – Что стряслось?
– Оказывается, Лана Рид на воинском учете не состоит. Не служит ни в действующей армии, ни в каком-либо другом военном подразделении. И никогда, в сущности, военнослужащей не была. И даже не претендовала на место гражданского служащего. Иначе говоря… какого черта? Моя сестра знает эту женщину почти десять лет. Клэр присматривает за ее дочерью, пока Лана находится за границей на задании. – Джеймсон продолжал вышагивать по комнате. – И чтобы упредить твой вопрос: нет, к секретным операциям она тоже не имеет отношения. Я проверил.
– Ясно, – кивнула Блум.
– Но ведь это бессмыслица. Я видел ее в форме. В тот день, когда она уезжала на последнее задание. Я как раз заглянул к Клэр, когда она привезла Джейн. Полная экипировка была при ней, в машине лежала армейская сумка. Я сам видел.
– И сумка лежала на виду в салоне машины, а не в багажнике? – спросила Блум. Неужели Лана инсценировала отъезд? Но если она не служила в вооруженных силах, куда же она уезжала? Чем занималась? – Это же совсем другое дело. Лана – человек, способный к серийным исчезновениям. Вместе с тем она скрывает что-то серьезное. Здесь есть потенциал для шантажа.
Блум схватилась за телефон, загуглила Шеффилдский университет, прокрутила страницу с контактной информацией и набрала номер факультета, где учился Грейсон.
– Факультет политологии, Маргарет у телефона, – послышался негромкий женский голос.
– Добрый день, это доктор Огаста Блум. Я из группы, расследующей исчезновение одного из ваших студентов, Грейсона Тейлора. Он на втором курсе, специальность – политология. Можно узнать, как связаться с его куратором?
– Даже не знаю, смогу ли я…
Блум перебила, тщательно выбирая слова:
– Наша группа оказывает специализированную помощь силам полиции по всей территории Великобритании, в том числе и на юге Йоркшира. – Она не обманывала. Ждать ответа пришлось недолго.
– Хорошо, – сказала ее собеседница. – Сейчас, только…
Блум записала имя и номер.
– Благодарю вас за оперативность, Маргарет. Мы вам признательны. – Она повесила трубку, потом набрала продиктованный ей номер и включила громкую связь.
– Алло? – раздался мужской голос.
– Я ищу куратора Грейсона Тейлора, – сообщила Блум. – Мне дали верный номер, это вы?
– Да, – ответил ее собеседник. – Чем могу помочь?
Блум представилась и объяснила, в чем дело. Куратор Грейсона слушал, временами издавая вежливые возгласы.
– Видите ли, – наконец заговорил он, – я не уверен, что период учебы был для него замечательным. На первом курсе он завалил три экзамена и как раз пересдавал их, когда пропал. Но ни лекций, ни семинаров он не посещал с октября. Я вызвал его по этому поводу перед самым Рождеством, однако…
– Продолжайте, – попросила Блум. – Все это очень важно для нас.
– Он сказал, что, если я буду настаивать на посещении занятий, он подаст официальную жалобу ректору.
– Насчет чего? – спросила Блум.
Куратор помолчал, прежде чем ответить.
– Моего профессионального соответствия. Грейсон заявил, что я некомпетентен.
Джеймсон покачал головой.
– Какая прелесть, – пробормотал он.
Блум поблагодарила куратора за уделенное время и повесила трубку.
– Как я и думала, – сказала она. – Итак, о чем это нам говорит? О том, что двое из них врут. Лана – о том, куда уезжала и чем занималась все эти годы, Грейсон – о том, насколько успешно он учится. Муж Фэй Грэм считал, что она была несчастна, так что мы, возможно, имеем дело с людьми, которые хотели сбежать.
– Либби могла солгать, когда заявила, что Стюарт был счастлив.
– Вполне возможно. Но вряд ли Джефф обманывал меня. Он искренне верит, что его сын прекрасно учится, поскольку слышал это от самого Грейсона. И ты ведь не думаешь, что Джейн обманывает, так? Она вполне могла не знать, что вся служба ее матери в армии – выдумки.
– Господи, ну конечно, не знала, – согласился Джеймсон.
– У меня сложилось впечатление, что Фэй Грэм не говорила мужу, как ненавистна ей роль матери. Он сам сделал это предположение на основе ее поступков.
– Значит, их семьи в неведении? – подытожил Джеймсон.
Блум улыбнулась коллеге, дождалась, когда он кивнет, и сказала:
– Семьи всегда в неведении. Знаешь, с кем я хотела бы побеседовать? С человеком, который два года назад уволил Стюарта Роуз-Батлера из аэропорта Лидс-Брэдфорд.
Джеймсон кивнул:
– Да, Либби говорила об этом уклончиво. Я разберусь.
– Выясни, нельзя ли устроить разговор с ним завтра утром. А сейчас мне пора на консультацию в Ислингтон. – Блум взглянула на часы и начала собираться. – Если сможешь, договорись о видеоконференции. Хорошо бы видеть выражение лица собеседника, когда мы будем расспрашивать его об увольнении. Надеюсь, так мы поймем, какого он на самом деле мнения о Стюарте.
– У тебя уже есть гипотезы, да? – догадался Джеймсон. – Сразу видно.
Глава 14
Серафина сидела в комнате и слушала, как за дверью разговаривают ее мать и доктор Блум. Мама давала свой обычный концерт «все это в первую очередь я, я, я». Серафина слышала, как она говорит: «Да что с ней такое? Почему она не реагирует? Неужели что-то держит в себе? Не хочу, чтобы она росла проблемной».
Серафина улыбнулась. Проблемной.
– Пенни, пожалуйста, поверьте: я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь Серафине, – голос доктора Блум звучал авторитетно. Серафина мысленно взяла себе на заметку научиться говорить таким же тоном.
– Но что она говорит? О чем думает? Из нее же слова не вытянешь, – ответила ее мать.
– Увы, мне нельзя разглашать сказанное во время сеансов. Серафина должна знать, что может доверять мне.
– Но я же ее мать, мне можно, – голос стал взвинченным. Серафина поняла, что слезы неминуемы.
– Для того чтобы действительно оказать помощь вашей дочери, чего вы наверняка хотите от меня, мне надо, чтобы она знала: мне можно рассказать что угодно и я не передам это ни одной живой душе.
Серафина заподозрила, что доктору Блум известно, что она подслушивает, и этот разговор предназначен в первую очередь для ее ушей.
Блум продолжала:
– А обычно Серафина разговаривает с вами? – Молчание. – Значит, ее замкнутость – обычное явление? Вот в этом и постарайтесь найти утешение. Меня гораздо сильнее встревожило бы поведение вашей дочери, несвойственное ей.
Через несколько минут доктор Блум открыла дверь и вошла в комнату, где проходили консультации. Она села на свое место, положила ногу на ногу и открыла на коленях записную книжку.
Серафина сидела так же, как во время предыдущих встреч: спина прямая, ступни и колени вместе, руки на коленях. Она не знала, что означает новая поза доктора, поэтому сомневалась в том, что ее стоит отзеркалить.
– Доброе утро, доктор Блум, – мило улыбнулась Серафина. – Как дела?
– Спасибо, у меня все хорошо. А у тебя?
– Сегодня узнала результаты пробной работы по математике на аттестат. Получила высший балл.
– Поздравляю. Ты наверняка рада.
Серафина и вправду радовалась, точнее, была в восторге.
– А что насчет расследования? – продолжала доктор Блум.
– Ничего. Все еще ждут, когда Дундук очнется и расскажет свою версию событий. – Серафина заметила, как доктор Блум вопросительно приподняла брови. – Мы зовем смотрителя Дундук Даррен… потому что он правда такой.
– Дундук Даррен. Кто это придумал?
– Мы.
– Ты и твои подруги?
Серафина кивнула.
– Расскажи мне о них.
– Они… обычные.
– Обычные хорошие или обычные плохие?
А разве так говорят – «обычные хорошие»?
– Просто обычные.
– Милые?
– Ага.
А что такого?
– Клодия в вашей компании?
Стерва.
– Да.
– Ты близка с Клодией?
– Мы общаемся в школе.
– А вне школы?
– Немного, но мне нравится заниматься своими делами. А Клодии и Руби лишь бы устраивать пижамные вечеринки и делать друг другу макияж. Занудство.
– А чем нравится заниматься тебе?
– Развлекаться.
– Как?
Серафина пожала плечами:
– Делать что-нибудь. Пробовать. Изучать.
– Как бы ты сравнила себя с подругами? Допустим, по десятибалльной шкале, где десять баллов – высшая оценка. Сколько бы ты дала себе?
Десять.
– Пожалуй, семь или восемь.
– А твоим подругам?
– Три.
Кроме стервы – ей минус три.
– А почему у тебя балл выше?
– Ну, я определенно умнее… у меня лучше отметки… и, по-моему, я симпатичнее. К примеру, мне незачем краситься. Да еще они вечно стонут, рыдают и хихикают над разными глупостями. И почти все время несут чушь.
– А ты нет?
Серафина покачала головой:
– Не вижу смысла.
– Ты чувствуешь себя другой, Серафина?
– Другой?
– Не такой, как твои подруги и родные. У тебя никогда не возникало ощущения, что ты понимаешь мир и его устройство лучше, чем те, кто тебя окружает?
Впервые с того момента, как Серафина вошла сюда, ей стало неуютно. Неужели она допустила ошибку? И другие люди не считают себя лучше своих подруг? Может, надо было дать им тоже семь или восемь баллов? Она молчала.
– Тема моей диссертации – молодежь, такие подростки, как ты, которых можно назвать выдающимися во многих отношениях. Я имею в виду, выдающимися в обоих смыслах слова: их отличает превосходство способностей и свойств, но вместе с тем они стоят особняком от всех, словно ветвь эволюции, которая отклонилась в собственном направлении.
Серафина уже довольно давно догадывалась о своем превосходстве над подругами. К примеру, она знала, как легко заставить кого-либо сделать то, что тебе хочется, если повести себя правильно. Но ее одноклассницы, похоже, этого не понимали. Возможно, врач права и все дело в том, что они действительно не такие умные, как она.
Взгляд светло-карих глаз доктора Блум стал внимательным, словно она читала мысли прямо из головы Серафины.
– Ты часто замечаешь, что у тебя не возникает никаких эмоций, Серафина?
Не сумев понять, с подвохом этот вопрос или нет, Серафина молчала.
Блум сложила ладони вместе, будто молилась.
– Мне по опыту известно, что это чрезвычайно сильная черта характера. Людей с такими свойствами ищут, к примеру, на должность авиадиспетчеров, чтобы они сохраняли спокойствие в критических ситуациях. Ты могла бы сказать про себя, что и ты такая?
Серафине понравилась мысль о спокойствии в условиях кризиса.
– Пожалуй, да.
– Если не считать недавнего инцидента с мистером Шоу, когда что-либо в последний раз по-настоящему волновало тебя?
Она никак не могла придумать пример.
– Не знаю. Я вообще не плачу. Меня хотели отстранить от школьных экскурсий по искусству, и я разозлилась, но мама поговорила с ними и все уладила.
– Значит, теперь ты на них ездишь?
– Нет. Мне не могли разрешить, раз я не хожу на уроки. Но экскурсии теперь отменили.
Доктор Блум едва заметно приподняла брови:
– Отменили для всех?
Серафина кивнула:
– Мама поговорила с ними, и теперь экскурсии не проводятся.
Если ей нельзя поехать, почему остальному классу можно? Ведь она же лучше всех по рисованию.
– Ты сказала, что вообще не плачешь. Что ты имела в виду?
– Ну, когда умер пес, мама лила слезы целую неделю. Она любит драматизировать.
– А ты расстроилась из-за смерти собаки?
Серафина задумалась.
– Ему хорошо жилось.
– Ты по нему не скучаешь?
– Я не скучаю по прогулкам с ним под дождем или по необходимости кормить его каждый вечер. Хотя мне стало доставаться меньше карманных денег, ведь теперь эти обязанности я не выполняю, так что да, досадно.
Блум кивнула и впервые за этот разговор улыбнулась.
– Серафина, мне кажется, ты наделена некоторыми свойствами этих выдающихся подростков. И если ты не против, я хотела бы посвятить несколько следующих встреч тому, чтобы убедиться, насколько верны мои предположения. Ты согласна подумать об этом для меня до того, как мы встретимся снова?
Комнату Серафина покинула с таким видом, словно стала немного выше ростом. Я знала, что я особенная, думала она, выходя из здания на освещенную солнцем улицу, я так и знала. Эта женщина-психолог начинала ей нравиться. Возможно, доктор Огаста Блум окажется первым человеком, заслуживающим ее уважения.
Глава 15
В поезде по пути домой было малолюдно. Блум положила сумку на сиденье рядом с собой и размяла плечи, вращая ими. Джеймсон был прав, убеждая ее взяться за дело об исчезновении Ланы. С ним определенно что-то не так.
Но дополнительная нагрузка изматывала. Блум легко могла бы просидеть в комнате, полной людей, и не сказать ни слова, но мысли в ее голове умолкали редко. Вот оно, проклятие интроверта: раз за разом обдумывать и взвешивать каждую деталь. Еще одно дело просто усиливало этот мыслительный шум.
Блум достала свой айпад, открыла новую страницу электронной доски дела и начала с Ланы. В левом столбце она перечислила ее основные характеристики.
Эмоционально неуравновешенна, с (возможным) ПТСР/депрессией. Импульсивна. Уходы, отсутствия, злоупотребление алкоголем. Экстравертирована. Любит социальные сети, вечеринки, посиделки в пабе.
По мнению Блум, два последних пункта могли также означать симптоматику алкоголизма. В правый столбец она принялась вписывать все известные ей обстоятельства жизни Ланы.
Снимает маленький дом в Уэмбли, следовательно, должна иметь или имела некий доход. Уезжает надолго, на срок до шести месяцев, но не по армейским делам. На иждивении один ребенок – шестнадцатилетняя Джейн, остается матерью-одиночкой с тех пор, как была брошена отцом Джейн или, возможно, выгнала его.
Блум остановилась и перечитала последнюю фразу. Что-то тут не складывалось. Джейн говорила о том, что Лану бросили и ей пришлось справляться одной, а уже через минуту или две описывала свою мать как героиню, пинком вышвыривающую отца-мучителя. И в том, и в другом повествовании Лана была представлена в выгодном свете. И в этом, в сущности, нет ничего из ряда вон выходящего: всем нам свойственно отводить себе главную положительную роль. Но уже известно, что Лана сумасбродна и импульсивна. Имелись ли у нее материальные возможности, чтобы либо успешно перестроить свою жизнь и жизнь дочери, либо сбежать от склонного к насилию бывшего?
Ответа у Блум не было, но она понимала, что оставлять без внимания этот вопрос не следует. Важные пробелы и связи она замечала задолго до того, как находила объяснение, почему придала им значение. Вся соль заключалась в том, чтобы вовремя выявлять эти знаки, поданные чутьем (как назвал бы его Джеймсон), и безжалостно препарировать их.
Поезд уже сбавлял скорость возле ее станции, когда Блум сделала последнюю запись.
Найти отца Джейн.
Глава 16
Парки в провинциальных городках и деревнях – владения никуда не спешащих мамочек с колясками и собачников. А Рассел-сквер двигался в ускоренном темпе. Даже женщина, занимающаяся йогой на траве, переходила от одной позы к следующей так быстро, как только могла. За пределами зеленого оазиса шум транспорта налетал и откатывался, начинался и заканчивался, обеспечивал нескончаемый аккомпанемент ударных. Люди входили в сквер и выходили из него со всех четырех углов, толкали других пешеходов, не переставая просматривать сообщения или болтать по мобильникам, и эти приливы по ритму совпадали с движением транспорта. Здесь случалось всякое. Может, и не в буквальном смысле, но, так или иначе, в голове и цифровой реальности недолгих гостей сквера.
Она огляделась по сторонам. Лишь два типа людей задерживались в сквере на более или менее продолжительное время: работники, следящие за порядком и чистотой и подающие напитки в кафе у северо-восточного угла сквера, и наблюдатели. Последние занимали несколько столиков на улице у кафе, попивали кофе «флэт уайт» или листовой чай, сосредоточенно думали о чем-то или просто смотрели, как движется жизнь, воплощенная во множестве расплывающихся от спешки ног.