– А нож?
– С ножом непонятно. Он ведь отдельно жил, не с родителями, так что всех его железяк они знать не могут. Раньше не видели, но нож этот заграничного производства, с какими-то мусульманскими иероглифами; может, он его из Афгана привез, как трофей? Ты, кстати, домой ходи поосторожнее, мало ли что. В принципе Мастер с «афганцами» разговаривал, они вроде поняли, что ты ни при чем, но у кого-нибудь может и перемкнуть в голове, люди там разные…
– Спасибо, учту. Мне в ментовке так толком и не сказали, там украли чего-то?
– Магнитолу японскую, фотоаппарат, кинокамеру. Денег рублей двести должно было быть – не нашли ничего, даже в карманах мелочи не осталось. И сберкнижка пропала. На предъявителя. Пять тысяч на сберкнижке лежало.
– Неслабо!
– У него родители упакованные. Папа из загранкомандировок не вылезает, мама в Политехе историю коммунизма преподает.
– Как же он с такими родаками в армии оказался? Еще и в Афгане?
– Я ж говорю, честный был.
– Я его один раз в кабаке видел. Мы даже не разговаривали. Не понимаю, чего они на меня-то накинулись? Так полгорода пересажать можно!
– Во-первых, никто тебя не сажал. Так, попугали немножко, посмотрели, что ты из себя представляешь. А во-вторых… Во-вторых, ты как сам думаешь? Они в тебя наугад пальцем ткнули и стали на убийство колоть? Авось признаешься?
– Да я уж все передумал, пока в камере парился!
– Короче, есть у них на тебя что-то. Как-то ты с Добрыниным связан был, и они знают об этом. Может, ты об этом забыл, может, просто не врубаешься в тему, но что-то вас связывает. Но пока про это ничего узнать не удалось. Мастеру только намекнули, что есть какие-то факты, которые против тебя, и их надо проверить.
– Бред какой-то!
– Бред не бред, но трое суток ты отсидел. Не меня посадили, тебя! Так что думай…
– У меня и так скоро мозги запузырятся.
– Ты помнишь Сашку Рожкова? Он тоже в Вологде выступал, полутяж, за «Динамо».
– Ну, помню немного.
– «Помню немного»! – передразнил Серый, сделав плаксивое лицо. – Такие знакомства надо поддерживать, а не «помнить немного». Ты знаешь, где он сейчас работает? В прокуратуре города. Соображаешь? Я до него пока не смог дозвониться, но мне обещали его адресок раздобыть, так завтра или послезавтра можно будет его повидать.
– Неудобно как-то…
– Неудобно спать на потолке. А поговорить надо. Тем более, что у меня к нему не только по твоей теме вопросы имеются.
Мы помолчали. Серый посмотрел на часы:
– Ладно, я полечу! Мастера до пятницы не будет, так что я пока за него. Эти тренировки пока не проводим, а в остальном занимайся по своему плану. Да, кстати, твоя мадам весь телефон оборвала, ты бы ее как-нибудь успокоил. И паренек тебя какой-то искал, заходил пару раз.
– Какой паренек?
– Я у него паспорт не спрашивал. Да вот он, легок на помине!
3
Паренек сильно нервничал, кажется, ожидая, что я без разговоров выставлю его за порог.
– Ладно, я поскакал. – Серый пожал мне руку, хлопнул по плечу и, насвистывая «На недельку, до второго, я уеду в Комарово…», вышел из зала.
– Меня Мишей зовут, – сказал паренек.
– Да я помню! – сказал я, мысленно добавив: «Только тебя мне сейчас не хватало!»
С Мишей Кушнером я виделся один раз, и тоже в «Сказке». Правда в отличие от Добрынина с Кушнером я разговаривал.
– Чего ты пришел?
– Заниматься! – ответил он решительным тоном и еще сильнее сжал ремень висевшей на плече спортивной сумки.
– Прямо сейчас?
– Я уже три дня вас искал. Мне говорили, вы в командировку уехали.
– Меня все искали. – Я попытался придумать предлог, чтобы выпроводить настырного ученика, но ничего толкового не пришло в голову. Наверное, меня смущали жалостливые и одновременно полные ожиданий глаза Миши Кушнера. Серый бы на моем месте таких проблем не испытывал и в два счета избавился от обузы. – Ладно, давай посмотрим, чего ты умеешь. Переодевайся и начинай разминаться, я сейчас подойду.
Я пошел в общую тренерскую и позвонил Инге. Ответила тетя Ингрид. Ее голос и манеру говорить перепутать было невозможно. Но она сделала вид, что не узнала меня:
– Молодой человек, набирайте правильно номер. Никакой Инги здесь нет и никогда не было. Не звоните больше.
Я тут же перезвонил, но она больше не сняла трубку.
Ну и что это за новости? Я видел только одно объяснение: Инга не хочет больше встречаться со мной, но объявить о разрыве стесняется или боится, вот и заставляет тетю говорить всякую ерунду в надежде, что я перестану звонить.
А я не перестану! Инга мне по-настоящему нравится. А если мне что-нибудь нравится, я от этого не отступлюсь.
Или с ней что-то случилось? Но что? Если она попала в больницу, то какой смысл это скрывать? Разве что она решила сделать аборт, причем сделать подпольно… Или ее тоже посадили на трое суток по подозрению?
Я переоделся и вышел в зал. Кушнер старательно, но бестолково разминался. Я постоял, наблюдая за ним. Я подумал, что его внешность не соответствует еврейской фамилии. Мягкие русые волосы, прямоугольный раздвоенный подбородок, который якобы должен свидетельствовать о большой силе воли, короткий, будто стесанный топором, нос. Разве что глаза, темные и маслянистые, подтверждали обоснованность отчества «Моисеевич».
А где он раскопал такое кимоно? Шелковое, черное с золотыми лампасами и вышитым на груди алым драконом. Я бы постеснялся его носить даже дома. В любой нормальной секции за подобный прикид Кушнера просто бы заклевали.
Я сделал несколько разминочных упражнений и крикнул:
– Хватит, достаточно! Проведем спарринг.
Я надел боксерские перчатки и самодельные накладки для ног. Кушнер жадно наблюдал за тем, как я все это затягиваю и шнурую. Было видно, что он хочет спросить: «А как же я?»
– Тебе пока это без надобности. Работай в полный контакт, показывай все, что умеешь. Понятно? Удары, броски – короче, все чему научили. Давай, начинаем!
Кушнер занял какую-то мудреную неустойчивую позицию и стал ждать моих действий. Я приблизился, сделал финт и опрокинул его на спину простым толчком раскрытой ладони. Едва он вскочил, я сделал подсечку и снова отправил Кушнера на ковер. Второй раз он поднимался значительно медленнее. Я отошел и опустил руки:
– Нападай сам. Если будешь стоять, о тренировках со мной можешь забыть. Я мебель не тренирую.
Он потоптался на месте, сжал зубы и пошел в атаку. Это было довольно жалкое зрелище. Он думал не о победе, а только о том, чтобы не прозевать мой удар, и пугался собственной тени. Я с легкостью отбил все его выпады и обозначил простую «двойку» по челюсти. Кушнер отскочил и замер как вкопанный.
– Работаем! – крикнул я, идя на него.
Я планировал провести два условных раунда. В первом использовать только технику спортивного самбо, во втором – ударный арсенал восточных единоборств, и посмотреть, как Кушнер на это отреагирует. Он ведь почти два года отзанимался в подпольной секции карате, чему-то его должны были там научить. Но, похоже, с него там только выкачивали деньги за тренировки, хоть и нарядили в шелковое кимоно. Хорошо, что Серый ушел. Он бы за такой претенциозный наряд вколотил Кушнера в землю по самую маковку.
Кушнер провел несколько высоких ударов ногами. Смех, да и только… Конечно, при его преимуществе в росте это имело некоторый смысл, но только в том случае, если удары поставлены правильно. У него же ни о какой технике речи не шло. Как сказал бы в таком случае Мастер, простой китайский крестьянин лучше дерется.
Выждав, когда атака потухла, я подпрыгнул и обозначил удар ногой с разворота, остановив пятку в сантиметре от лица Кушнера. Он шарахнулся от меня, как от вставшей на дыбы лошади. Приземлившись, я провел круговую подсечку, и Кушнер в очередной раз полетел на пол. Пожалуй, единственное, чему его научили – это грамотно падать. Он страховался коряво, но достаточно эффективно.
– Вставай!
Я подумал, что пора заканчивать спарринг. Все в принципе ясно. И тут Кушнер меня удивил. Оказалось, он умеет делать выводы и обращать собственные недостатки в свою пользу. Сократив расстояние, я обозначил несколько ударов руками по верхнему и среднему уровню. Как я и ожидал, Кушнер торопливо и косолапо попятился. И вдруг, отчаянно нырнув под руку, контратаковал меня в корпус, чего я никак не предполагал. Первый удар я пропустил, два других жестко блокировал, машинально провел захват и сделал подножку, обозначил добивание Кушнера и отошел.
Он быстро вскочил, гордый своим скромным успехом. Не торопясь продолжать, я с интересом смотрел на него. Паренек-то не прост… Ладно, посмотрим, как он держит удар.
– Начали!
Кушнер пошел в атаку, нанося суматошные удары выставленной вперед левой рукой. Согнутой в локте правой он прикрывал печень и солнечное сплетение. Я поиграл с ним немного, демонстрируя разные виды защиты, и вполсилы ударил сбоку по челюсти. У него подогнулись колени, но он устоял. Я сделал финт, и Кушнер вздернул обе руки, наглухо закрывая лицо. Я провел мощную серию, обрабатывая его корявый блок, как боксерский мешок. Прямо, справа, снизу, прямо… Кушнер не пытался уклониться, только пятился. А потом лягнул меня в живот. Я увернулся и ответил хлестким ударом по голени. Боль от такого удара могла свалить с ног, чего я, в общем-то, и ожидал. Но Кушнер остался стоять. Правда, недолго. Пользуясь тем, что он продолжал закрывать локтями физиономию, я провел «маваши»1 по печени. Кушнер со стоном упал на ковер и остался лежать, подергиваясь в позе эмбриона.
– Закончили.
Я сел на скамейку и зубами развязал шнуровку на перчатках.
Я вспомнил, как мы познакомились.
Это было две с половиной недели назад. Я халтурил в кабаке вместо Серого. За стойкой работала сменщица Светки, некая Рита, с которой у меня изначально сложились натянутые отношения. Она была замужем за каким-то фарцовщиком с Невского и слишком много о себе воображала. Мы даже здоровались молча, при этом она делала такое лицо, какое бывает, наверное, у принцессы, встретившей на прогулке оборванного бомжа.
Рита стояла за стойкой, я сидел в зале и присматривал за одной проблемной компанией. Кажется, это были какие-то дальние знакомые ее мужа или, во всяком случае, люди из той же среды. Три мужика, целиком упакованные в импортное шмотье, и две размалеванные девицы, после первой бутылки шампанского пересевшие на колени к своим кавалерам. Спиртное они, кстати, притащили с собой. Целый пакет разномастных бутылок с красивыми этикетками, и Ритка предпочла сделать вид, что у нас так и принято. Раз она промолчала, то и я не стал вмешиваться. В конце концов мое дело следить, чтобы они не буянили и расплатились по счету, а не заглядывать к ним в стаканы.
Кроме этой компании, посетителей не было. Ранний вечер среды – самое тихое в нашем кабаке время. Ольга Васильевна вышла в зал, поговорила с Риткой, сказала мне «До свиданья» и уехала. Тот мужик, который был без подруги – здоровенный бородач в свитере и кожаном пиджаке, – проводил ее масляным взглядом и сказал что-то такое, что вызвало одобрительный хохот. Пока его товарищи веселились, он обернулся и через плечо оценивающе посмотрел на меня.
Прикончив литровку экспортной водки, компания окончательно развеселилась. Бабы елозили на коленях своих мужиков, время от времени наклоняясь к одинокому бородачу и с двух сторон целуя его. Потом им захотелось танцевать, и они потребовали громкой музыки. Парни остались сидеть, попивая коньяк под бутерброды с икрой, девчонки покинули стол и принялись топтаться в проходе. Постепенно танцы становились все более заводными, а закончилось все скромным стриптизом: под последний аккорд девчонки скинули блузки, оставшись в бюстгальтерах, одна в белом, другая в зеленом. «Секс для нищих», – как говорили в моем городке пацаны, подглядывая за офицерскими женами в окна квартир первого этажа.
Тут и пришли эти студенты. Четыре девушки и два парня: низкорослый очкарик с нечесаными волосами и Кушнер, наряженный в костюм с красным «секретовским» галстуком. Я мысленно чертыхнулся, предчувствуя, что скандала не избежать. Таким фантикам в нашем кабаке делать нечего. Если не докопаются разгулявшиеся фарцовщики, то обидит кто-нибудь из крутых завсегдатаев, которые подтянутся позже. Слишком уж вызывающе это выглядело: два тщедушных салаги, один из которых, волосатый очкарик, был изрядно навеселе, и четыре высоких красавицы в парадной одежде. Как потом выяснилось, они слишком рано приехали на день рождения к однокурснику и прежде чем завалиться к нему домой, решили часик посидеть в каком-нибудь приличном заведении.
Они сделали скромный заказ и сели за столик. Нет чтобы выбрать место подальше от веселой компании – они сели к ним буквально вплотную, и при этом нечесаный маломерок воинственно сверкнул стеклами «джонленноновских» очков. Я сразу почувствовал возникшее напряжение. Разговор у фарцовщиков смолк. Бородатый, развернувшись на стуле, открыто пялился на соседей, и его взгляд сулил мало хорошего.
В плане внешности студентки превосходили раскрепощенных подружек фарцы, и те, очевидно, из зависти, принялись нашептывать что-то своим кавалерам. Бородатый тоже что-то сказал, и теперь все трое разглядывали чужаков, как пираты случайно подошедший к их борту торговый корабль.
А те ничего не замечали, продолжая беззаботно щебетать и хихикать! Я разозлился: нельзя же быть такими слепыми! Неужели парни не догоняют, что будут размазывать кровавые сопли и держать свечки, когда их девчонок станут насиловать?! Думали, если на вывеске написано «Сказка», то внутри – добрые гномы и Белоснежка?
Среди студенток выделялась одна, с гладко зачесанными светлыми волосами и удивительно правильными чертами лица. На первый взгляд, ее красота показалась мне холодноватой, но я так думал лишь до тех пор, пока мы случайно не встретились взглядами. Это длилось мгновение, но и его оказалось достаточно, чтоб у меня перехватило дыхание. Я вообще склонен влюбляться с первого взгляда, и таких «первых взглядов» у меня было немало, но тут я почувствовал, что на этот раз меня зацепило всерьез. Не сходя с места я готов был поспорить, что не утрачу к ней интереса после первой ночи, как это у меня обычно бывало: вечером переполняют чувства и на душе весна, а поутру я не знаю, как побыстрей распрощаться.
Я захотел, чтобы пираты скорее пошли на абордаж.
И они не заставили себя долго ждать.
Бородатый попросил Ритку включить медленную музыку и пригласил одну из студенток на танец. Не ту, которая мне понравилась, а другую, с короткими каштановыми волосами и в платье с высоким вырезом на боку. Немного поколебавшись, она согласилась и вышла из-за стола.
Бородатый обнял ее чуть ниже талии и прижал к себе немного сильнее, чем принято. Она безуспешно попробовала отодвинуться. Он что-то сказал, она натянуто улыбнулась. Студентки, по-моему, это заметили и примолкли. А парни не замечали. Или боялись заметить.
Бородатый запустил правую руку в высокий разрез платья девушки, а левую сжал на бедре. Девушка дернулась, но фарцовщик только сильнее притянул ее к себе, улыбаясь и царапая ее лицо своей бородой. Она ударила его по рукам, а потом влепила пощечину. Он покачал головой и отпустил ее, но отойти она не успела. Он сжал ее подбородок пальцами, наклонился, сочно поцеловал и оттолкнул с такой силой, что она чуть не упала на столик, за которым сидели ее друзья.
Кто-то, я не заметил, кто именно, вскрикнул. Парни вскочили. Улыбаясь, бородатый врезал очкарику в солнечное сплетение, и тот сложился пополам у его ног. Бородатый топнул ногой по слетевшим очкам, и осколки стекол брызнули из-под его каблука.