Я ошибся. Тренировки оказались далеки от действительности, а снимать противогаз они не торопились. Я мычал и орал, я дергался, я раскачивал стул. Будь веревки немного послабее, я бы их обязательно разорвал. Я пытался прокусить маску противогаза, но зубы не могли сжать скользкую резину. Стекла маски быстро запотели, и яркий свет лампы теперь не ослеплял.
А может, это у меня в глазах потемнело.
Когда я уже решил, что сейчас мне наступит конец, они сняли противогаз. Я хрипло задышал полной грудью. Я никогда не думал, что воздух может быть таким вкусным! Я глотал его ртом и носом и не мог надышаться. Из глаз текли слезы. Я проморгался, и свет электрической лампы снова стал ярким.
– Тебе нравится? Это только начало, – сказал тот, кто стоял в темноте спереди, и я увидел приближающиеся к моей голове руки с противогазом.
Я заорал и изо всех сил оттолкнулся ногами. Дёма не успел меня поддержать, я завалился на правый бок, ударившись головой о деревянный пол. Маневр не помог: один из них сел мне на ноги, второй ловко натянул противогаз, и все началось заново. Только теперь я лежал на боку, а они, кроме того, что пережимали шланг, били меня палкой по коленям и голеням, а когда давали вдохнуть, сопровождали это ударом в солнечное сплетение, отчего из моих легких вылетали остатки воздуха.
Мне казалось, что это продолжается целую вечность, хотя на самом деле, наверное, заняло не больше, чем пять минут. Тело продолжало извиваться и стучать привязанным к нему стулом по деревянному полу, я же отстраненно, будто про кого-то другого, подумал, что теперь точно все, теперь мое дело – труба. Ну и хрен с ним! Главное, они от меня ничего не добились. А моя смерть им просто так не сойдет. Они за это поплатятся. Жаль только, что мне этого уже не увидеть…
2
Я с удивлением понял, что могу спокойно дышать. Я продолжал лежать на боку, отбитые ноги жгло так, будто я погрузил их в котел с кипятком, но противогаза не было, только на губах ощущался вкус резины и талька.
– Продолжим наш разговор, – сказал первый, присаживаясь на корточки у границы освещенного круга. Я видел его колени, обтянуты трикотажными спортивными брюками, и высокие шнурованные ботинки. На правом колене лежала рука в черной перчатке. Между пальцев была зажата дымящаяся сигарета. – Вы с Никитой бабу не поделили. Она во всем призналась, так что ты можешь ничего не скрывать, мы все знаем. Я просто хочу, чтобы ты сам рассказал правду. А потом мы подумаем, как с тобой быть. Неужели тебе не надоело мучиться из-за этой овцы? Одного мужика в могилу свела, теперь ты… И чего вы в ней такого нашли, не понимаю! Давай поговорим по-нормальному. Что мы, звери какие-то? Думаешь, нам приятно так с тобой? Я же вижу, ты нормальный пацан, все понимаешь. Я тебе обещаю: как только разговор нормальный начнется, ничего этого, – он дернул за шланг противогаза, – не будет.
– Да пошел ты!
Он выпустил сигаретный дым мне в лицо и помолчал. Потом вздохнул:
– Зря ты так. Очень зря. Дёмыч! Тащи сюда эту суку, сейчас мы им свиданку устроим. И противогаз второй не забудь. Посмотрим, кто из них дольше выдержит.
– На фиг ее противогазом уродовать? У меня другая резинка есть, чтоб с ней поразвлечься…
– Не троньте ее!
– Да? А почему? Почему нам нельзя ее трогать? Ты хочешь признаться?
– Я не трогал вашего… друга.
Меня ударили по голове, и я отрубился. Очухался от недостатка кислорода. Противогаз снова был на моей голове, и, чтобы я больше не терял сознания, они налили в маску нашатыря. Пережимали шланг, били палкой по ногам и в солнечное сплетение. А когда не били, и у меня появлялось несколько секунд, чтобы отдышаться, начинали в красках расписывать, как будут на моих глазах насиловать Ингу.
Во время одного из таких рассказов все и произошло.
В комнате появился кто-то еще.
Дёма осекся и замолчал.
Все произошло очень быстро. Я услышал легкие стремительные шаги, хорошо знакомый звук ударов и падение тяжелого тела. Когда так падают, поднимаются очень не скоро… Лампа пошатнулась, упала и взорвалась. Стало темно.
– Бл…дь! – заорал Дёма.
На легкие уверенные шаги наложились еще одни, тяжелые и суматошные. Это Дёма занял оборонительную позицию и застыл. Его выдавало дыхание: шумное, прерывистое, под стать тяжелым шагам. Вдох-выдох, вдох-выдох. Вдох… Я услышал звуки трех ударов, шорох одежды, треск ломаемых костей и короткий оборванный вскрик.
Легкие шаги удалились. Я не услышал, а, скорее почувствовал, как открылась и закрылась дверь. Все стихло, и довольно долгое время ничего не происходило. Потом я увидел под дверью полоску тусклого подрагивающего света и догадался, что кто-то идет, подсвечивая себе фонарем. Дверь распахнулась, луч фонаря пробежался по стенам и потолку комнаты, остановился на выключателе.
Вспыхнул верхний свет, и я увидел невозмутимого Мастера, а за его спиной – взволнованную физиономию Кушнера. На Мастере был перетянутый в поясе черный комбинезон, делавший его фигуру еще худее и выше. Он воткнул выключенный фонарик в нагрудный карман и, заложив руки за спину, отступил, чтобы пропустить Кушнера.
Мишка кинулся ко мне, присел на колени, сорвал противогаз и попытался развязать веревки. Узлы не поддавались. Он попробовал справиться с ними зубами и беспомощно обернулся к Мастеру. Тот бросил ему раскладной нож. Мишка не смог его поймать, и нож воткнулся в пол перед моим носом.
Почему-то именно это окончательно привело меня в чувство.
– Здесь Инга! – почти закричал я.
Мастер отрицательно покачал головой:
– В доме никого больше нет.
Кушнер разрезал веревки. Я попробовал встать – и только выругался, кривясь от боли. Ни рук, ни ног я не чувствовал.
Мастер подошел ко мне. Достал из кармана простую канцелярскую скрепку, разогнул и острым кончиком принялся колоть меня в какие-то точки, расположенные на плечах, шее, икрах и возле локтей. Некоторые уколы были такими чувствительными, что я скрипел зубами от боли.
– Как вы? – спросил бледный Кушнер.
– Нормально…
– По ногам били? – Мастер закончил восстановительные процедуры, привел скрепку в прежний вид и положил в карман. – Дай-ка я посмотрю… Ничего, кости целы. Можешь вставать.
Я поднялся. Кушнер пытался меня поддержать, но я его оттолкнул. Сделал пару шагов, развернулся, присел…Не знаю, иглоукалывание помогло или мысли о том, что необходимо как можно быстрее отыскать Ингу, но я чувствовал себя значительно лучше, чем можно было ожидать.
– Как вы меня нашли?
– Это ты ему спасибо скажи, – кивнул Мастер на Кушнера.
Кушнер залился краской.
– Спасибо, Миша…
Мы стояли посреди комнаты типичного дачного домика. Кроме опрокинутых торшера с лопнувшей лампой и стула, никакой мебели не было. Окно закрывали грязные тряпки, приколоченные гвоздями. У правой стены, прислонившись плечом, сидел Дёма – здоровенный бычара с короткой стрижкой, одетый в кроссовки и импортный спортивный костюм. Голова свешивалась между коленей, сломанная рука висела плетью. Он дышал так тихо, что в первый момент я принял его за покойника.
Я повернулся и посмотрел на второго. Он лежал на спине вдоль той же стены, только ближе к двери. Вместо носа у него было кровавое месиво. Кровь с двух сторон стекала по скулам на меховой воротник бушлата-афганки.
– У него был нож, – сказал я.
Мастер молча похлопал себя по одному из карманов.
Я поискал палку, которой меня колошматили. Она откатилась к плинтусу и лежала, не привлекая внимания. Я поднял ее и подумал, с кого бы начать. Мастер положил руку мне на плечо:
– Не надо этого делать.
– Да они…
– Они получат свое. Сейчас за ними приедут. Тем более что ты сам виноват.
– Я?!
– Ты дал застать себя врасплох.
Если б не Мастер, я бы их, наверное, убил. Мне было плевать, насколько я сам виноват и кто за ними приедет, чтобы наказать по заслугам. Если бы Мастер вышел за дверь, я бы разломал палку об их вонючие головы, а потом засунул бы обломки им в задницы и вряд ли бы когда-нибудь стал об этом жалеть. Но он не уходил, он скрестил руки на груди, встал у стены и сказал:
– Между прочим, никакие они не «афганцы», а Добрынина знали не больше, чем ты.
– Откуда вы знаете, что они мне говорили?
– Это было понятно. Настоящие «афганцы» сейчас за ними приедут. Они очень сильно не любят, когда к ним кто-то примазывается.
В подтверждение слов Мастера издалека донесся шум автомобильного мотора. Он прислушался и велел Кушнеру:
– Иди встреть.
Мишка торопливо выскочил за дверь, споткнувшись о высокий порог.
– Тот, – Мастер кивнул на Дёму, все так же сидевшего с опущенной головой, – вообще в армии не служил. Приехал из Днепропетровска, там был судим за грабеж, получил три года условно. А этот, Герасимов, – он кивнул на второго, – мастер спорта по вольной борьбе, осенью вернулся из армии, служил в пограничных войсках.
Герасимов застонал и приподнял голову. Я шагнул к нему и замахнулся палкой:
– Где Инга?
– Не знаю, – реакция у него была заторможенной, а голос плавающим, под стать взгляду – верные признаки сотрясения мозга.
Я ударил его по плечу, защищенному толстым бушлатом:
– Где она? Где? Говори, сука, убью!
– Я не знаю. Мы искали ее… Не нашли… Она куда-то пропала из дома.
– Ты мне говорил, что она здесь!
Я чувствовал спиной неодобрительный взгляд Мастера, но продолжал колотить Герасимова по плечу, шее и голове. Удары, правда, были не очень сильными, в последний момент я все-таки придерживал руку, хотя и замах, и выражение моего лица были что надо.
– Я тебя… хотел напугать. Ее нету здесь, честно. Хватит, пожалуйста! Ее нет… Если б я знал, где она, я бы сказал…
– Он не врет, – сказал Мастер.
Я в очередной раз замахнулся, но бить не стал. Сломал палку об ногу, бросил обломки и обернулся к Мастеру:
– Значит, они его сами убили.
– Нет. Их просто наняли.
– Кто?
– Узнаем.
К дому подъехала машина. Сквозь закрывающие окно тряпки было видно, как мазнули по стене лучи фар. Двигатель смолк, хлопнули двери, я услышал неразборчивые голоса: взволнованный Кушнер отвечал на чьи-то вопросы, что-то вроде: «Да, мы вас ждем…»
– Присмотри за ними. – Мастер вышел из комнаты.
Я развернулся к Герасимову. Он чуть приподнялся на локтях и смотрел на меня, как загнанный зверь. После случившегося глупо было жалеть его, но я почувствовал именно жалость. Мне вдруг стало понятно, что мои испытания – ерунда по сравнению с тем, что ждет их. По крайней мере я остался жив, отделавшись испугом и синяками. Им в лучшем случае переломают все кости. Бывший пограничник тоже это понимал. Ему явно хотелось попросить меня: «Отпусти», но он видел, что я не смогу этого сделать, даже если мне очень захочется.
– Чего вам от меня было надо?
Герасимов поморщился и собрался ответить, но я так и не узнал, что он хотел мне сказать. В комнату вошли Мастер и невысокий широкоплечий мужчина. Штатский костюм с белой рубашкой сидели на нем, как парадная офицерская форма. Он крепко пожал мне руку, но не представился. Подошел к Герасимову, встал над ним, разглядывая. Герасимов закрыл глаза и опустил голову на пол. Мужчина обернулся и кивнул Мастеру.
– Иди на улицу, подожди там, – сказал Мастер.
Я вышел. Дом действительно оказался типичным дачным строением из вагонки, с двускатной шиферной крышей. Он стоял на отшибе. С одной стороны чернел лес, с другой, на значительном расстоянии, светилось несколько окон. От дороги участок ограждал покосившийся забор. Ворота были распахнуты, впритирку к дому стояли какие-то светлые «жигули», а ближе к воротам – уазик-«таблетка» защитного цвета, заехавший задом. Фары тускло горели, освещая участок дороги, на заднем борту краснел один габаритный огонь. Я попытался рассмотреть номерной знак и увидел, что он замазан грязью. Возле уазика курили и тихо переговаривались трое парней. Из темноты вынырнул Кушнер. Подходя ко мне, он споткнулся.
– Спасибо тебе еще раз. – Я пожал ему руку.
3
Мастер довез нас до моего дома. Остановил «опель» перед подъездом и включил внутрисалонный свет:
– Держи.
– Что это? – Я посмотрел на пакетик, который он мне протягивал. Под тонким полиэтиленом виднелись высушенные листки, веточки, маленькие черные цветки.
– Завари половину в стакане воды, дай минут пять настояться и выпей. Вторую половину выпьешь утром. Это поможет успокоиться и восстановиться. А ты, Миша, переночуй у него. Завтра обо всем поговорим. И девушку твою спасать завтра поедем. На сегодня хватит приключений. Все равно неизвестно, где ее искать.
– Надо было у этих спросить.
– Эти не знают. Держи!
Я взял пакетик и посмотрел на Кушнера, сидевшего сзади:
– Едь домой, не надо со мной ночевать. Что я, баба, что без сиделки не обойдусь?
– Так будет лучше, – твердо заявил Мастер, и Кушнер вылез из машины вслед за мной, неся мою спортивную сумку.
Мы поднялись в квартиру. Дверной замок открылся как-то очень легко, но я не обратил на это внимания. Увидев свое отражение в зеркале, остановился. Да-а, видок еще тот! Губы раздуло, на висках и скулах царапины, белки глаз густо налились кровью, а под глазами наметились темные полукружья. Удары по голове не прошли даром, СГМ2 я заработал, но, видать, не самое сильное, раз могу твердо стоять на ногах.
Я вспомнил про фотографии и сунул руку в карман. Так и есть, пусто! Остались у Дёмы с этим долбанным пограничником. А теперь в чьих руках? Навряд ли их получится вернуть. Что ж, опять сам виноват, надо было раньше вспомнить.
– Чего стоишь? Проходи! – Я включил свет на кухне.
Помявшись, Кушнер сказал:
– Мне надо позвонить маме.
– Звони, вон телефон.
Он подошел к аппарату, стоявшему в коридоре на стиральной машине, неуверенно снял трубку. Видимо, ему не хотелось, чтобы я слышал его разговор. Или не знал, как объяснить, что не придет ночевать.
Я зашел на кухню, закрыл дверь. Подбросил на ладони пакетик, который дал Мастер. Неужели эта сушеная пыль мне поможет? Я поставил на плиту чайник, высыпал половину пакета в стакан и стал ждать. Из коридора доносился приглушенный голос Кушнера. Объяснение с матерью давалось ему нелегко. Моя мама, наверное, сегодня звонила, а меня опять не было дома. Знала бы она, где я был и что со мной делали! Хорошо, если она, как и собиралась, задержится в Новгородской, и к ее приезду я приведу себя в божеский вид.
Я сел за стол и опустил руки на голову. Сегодня мне досталось так крепко, как не доставалось ни разу. Жил, никому не мешал, тренировался себе потихонечку, а тут противогаз на голову и палкой по ногам… Я, конечно, за приключения, но хотелось бы самому выбирать их продолжительность и остроту.
Кушнер продолжал говорить. Чайник вскипел, я заварил в стакане лекарство. У него был горький и густой запах, насыщенный темно-коричневый цвет. Я сжал ладонями стакан и, сколько мог, терпел горячее стекло.
Вошел Кушнер. Вид у него был слегка виноватый.
– Что сказали родители?
– Мама переживает, чтобы я поел хорошо.
– А папа?
– Папа давно в Израиль уехал. Я почти и не помню его.
Я не нашел ничего лучшего, чем многозначительно покачать головой. Что я хотел этим сказать – черт его знает.
– Жрать будешь? Там, кажется, пельмени остались. Только сам их вари. – Я принюхался и отхлебнул из стакана.
– Я бы поел.
– Чайник горячий. Кастрюлю бери, какая понравится.
Кушнер вытащил из морозилки коробку с пельменями и загрохотал посудой в подвесном шкафу.
– Сколько варить?
– Сколько съешь, я не буду. Так как вы меня нашли, я так и не понял?
– Это Мастер нашел. Я приехал к клубу, когда вы только что ушли. Он мне сказал, какой дорогой вы могли пойти. Я хотел догнать, побежал через стройку и увидел, как эти двое грузят вас в багажник машины. Я… Я подумал, что все равно с ними не справлюсь, что если я на них нападу, то нас просто обоих увезут и никто не узнает, что с нами случилось…
Кушнер стоял у плиты. В кастрюле давно булькала вода, но бросать пельмени он не спешил. Шея и уши побагровели, а по напряженной спине можно было прочитать все его мысли. Он боялся, что я обвиню его в трусости.