Вместе с сотней рыцарей, пятью сотнями королевских ратников и втрое большим количеством наемников сир Кристон выступил на Росби и Стокворт, чьи лорды недавно пожалели о своей клятве Рейенире; им было велено доказать свою преданность королю, укрепив войско Эйегона своими силами. После этого Коль двинулся на приморский город Синий Дол, застав его защитников врасплох. Город подвергся разграблению, корабли в его гавани были сожжены, а лорд Дарклин обезглавлен. Его рыцарям и ратникам предоставили выбор: присягнуть королю Эйегону или разделить участь своего лорда. Многие выбрали первое. Следующей целью Коля был Грачевник. Лорд Стаунтон, извещенный об этом, закрыл ворота; со стены замка он видел, как жгут его поля, леса и деревни, как предают мечу поселян и скот. Когда съестные припасы в Грачевнике подошли к концу, лорд послал на Драконий Камень ворона с просьбой о помощи.
Ворон прибыл, когда Рейенира и ее «черные» оплакивали сира Эррика и обсуждали, как лучше ответить на последний удар «узурпатора Эйегона». Покушение на ее жизнь (или на жизнь ее сыновей) потрясло королеву, однако она по-прежнему не хотела атаковать Королевскую Гавань. Манкен пишет, что возможность стать братоубийцей вселяла в Рейениру ужас (не будем забывать, что его книга была написана много лет спустя). Мейегора Жестокого, убившего своего племянника Эйегона, постигло проклятье, и свои дни он окончил, истекая кровью на украденном троне. Септон Евстахий полагает, что атаковать королеве мешало «материнское сердце»: она не хотела рисковать жизнью оставшихся сыновей. Гриб, единственный из трех рассказчиков присутствовавший на этих советах, утверждает, что Рейенира так горевала по убиенному сыну, что устранилась и передала командование Морскому Змею и его жене, принцессе Рейенис. Рассказ шута кажется нам наиболее достоверным: через девять дней после того, как лорд Стаунтон попросил у королевы помощи, над морем послышался шум кожистых крыльев, и над замком показалась Мелейс, Красная Королева, прозванная так за алую чешую. Перепонки крыльев у нее были розовые, а гребень, когти и рога цвета меди. На спине у нее в сверкающих доспехах из стали и меди восседала Несбывшаяся Королева Рейенис Таргариен.
Сир Кристон Коль не дрогнул – он ожидал появления дракона и даже рассчитывал на это. В воздух под барабанную дробь полетели стрелы из длинных луков, арбалетов и скорпионов – именно из скорпиона в Дорне когда-то сбили Мираксеса. Мелейс получила множество мелких ран, но это лишь разъярило ее. Она ринулась вниз, изрыгая пламя; шкура, гривы и сбруя лошадей вспыхивали, огонь охватывал рыцарей, которые сгорали прямо в седлах; латники бежали, бросая копья. Некоторые закрывались щитами, но от драконьего дыхания не спасали ни дуб, ни железо. «Целься во всадницу», – прокричал сквозь дым сир Кристон на белом коне. Мелейс взревела; из ее ноздрей валил дым, а в зубах бился охваченный пламенем жеребец.
И тут раздался ответный рев: в небо поднялись король Эйегон на Солнечном и брат его Эйемонд на Вхагаре. Западня, подготовленная Колем, захлопнулась, и Рейенис попалась в нее.
Принцесса не пыталась бежать; с радостным кличем она щелкнула бичом и послала Мелейс навстречу врагу. Одного Вхагара старая и опытная красная воительница могла бы еще одолеть, но два дракона сулили ей верную гибель. Они схватились в тысяче футов над полем битвы, и клубы огня были столь ослепительными, что многие, видевшие это, после клялись, что видели небо, полное солнц. Красные челюсти Мелейс на мгновение сомкнулись на золотой шее Солнечного, но тут на них рухнул сверху Вхагар; все трое начали падать и грохнулись оземь так, что со стен Грачевника в полулиге от них посыпались камни.
Все, кто оказался рядом с драконами, погибли на месте, а остальные мало что разглядели за дымом и пламенем. Огонь погас лишь пару часов спустя, и только Вхагар невредимым восстал из пепла. Мелейс, переломавшую кости при падении, растерзали на части, у Солнечного было наполовину оторвано крыло, а августейший его наездник переломал себе ребра, одно бедро и получил нешуточные ожоги. Больше всего пострадала левая рука Эйегона, где доспехи вплавились в плоть.
Рядом с тушей Мелейс было найдено тело; полагали, что это принцесса Рейенис, но останки были так обуглены, что с уверенностью никто не мог ее опознать. Любимая дочь леди Джослин Баратеон и принца Эйемона Таргариена, верная жена Корлиса Велариона, мать и бабушка, Несбывшаяся Королева жила, не ведая страха, и погибла в крови и пламени. Ей было пятьдесят пять лет от роду.
В тот день полегли восемьсот рыцарей, оруженосцев и простых латников. Вскоре к ним прибавились еще сто: принц Эйемонд с сиром Кристоном взяли Грачевник и предали смерти весь его гарнизон. Голову лорда Стаунтона отвезли в Королевскую Гавань и водрузили над Старыми воротами, но еще более устрашила народ голова Мелейс, провезенная по городу на телеге. Септон Евстахий говорит, что после этого жители начали покидать столицу толпами, пока вдовствующая королева Алисент не приказала запереть все городские ворота.
Король Эйегон не умер, но так страдал от ожогов, что порой молил богов ниспослать ему смерть. Чтобы скрыть, насколько тяжело он ранен, его доставили домой в закрытых носилках, и он не поднимался с постели до конца года. Септоны молились за него, мейстеры потчевали зельями и маковым молоком, но король все равно спал девять часов из десяти, просыпался лишь, чтобы принять скудную пищу, а после снова впадал в забытье. Беспокоить его позволялось только матери и деснице; Гелайена, снедаемая горем и безумием, даже не пыталась навестить раненого.
Солнечный с раненым крылом, слишком тяжелый для перевозки, ползал в пепле у Грачевника, как огромный золотой червь. Сначала он кормился обгорелыми телами убитых; потом люди, оставленные сиром Кристоном для охраны дракона, стали пригонять ему овец и телят.
«Править страной придется вам, пока ваш брат не поправится», – так, по словам Евстахия, сказал Кристон Коль принцу Эйемонду. Септон также пишет, что принца дважды просить не пришлось: одноглазый убийца своего родича мигом нахлобучил на себя корону Эйегона Завоевателя. «Мне она идет куда больше, чем ему», – говорил он, но королем себя объявить не пытался, называясь лишь Хранителем Государства и принцем-регентом. Десницей по-прежнему оставался сир Кристон Коль.
Между тем проросли семена, посеянные Джакайерисом Веларионом на севере: люди королевы стекались в Белую Гавань, Винтерфелл, Барроутон, Систертон, Чаячий город и Ворота Луны. Если они объединятся с собравшимися у Харренхолла речными лордами, даже крепкие стены Королевской Гавани их не сдержат, предупреждал Эйемонда сир Кристон.
С юга тоже приходили зловещие вести. Внемля мольбам своего дядюшки, лорд Ормунд Хайтауэр вышел из Староместа с тысячью рыцарей, тысячью лучников, тремя тысячами латников и неисчислимыми тысячами наемников, маркитантов и прочего сброда. Со всем этим войском он угодил прямехонько в засаду, устроенную сиром Аланом Бисбери и лордом Аланом Тарли. Хотя два Алана располагали гораздо меньшими силами, они не давали Хайтауэру покоя ни днем, ни ночью: нападали на стоянки, убивали разведчиков, поджигали земли у него на пути. Еще дальше к югу лорд Костейн выступил из Трех Башен и атаковал обоз Хайтауэра. Хуже того, до лорда Ормунда дошли вести, что вдоль Мандера движется войско, не уступающее по численности войску из Староместа, а ведет его Таддеуш Рован, лорд Золотой Рощи. Хайтауэр решил, что без поддержки Королевской Гавани дальнейшее продвижение невозможно.
«Нам требуются ваши драконы», – писал он в своем послании.
Принц-регент, крепко уверенный в собственной воинской доблести и мощи Вхагара, рвался сразиться с врагом. «Шлюха на Драконьем Камне нам не страшна, – говорил он, – как и Рован, и прочие предатели на Просторе. Мой дядюшка, вот кто опасен. Как только Дейемона не станет, все это дурачье, размахивающее знаменами Рейениры, разбежится по своим замкам и больше не будет нам докучать».
На восточном берегу Черноводного залива дела тоже шли неважно: Рейенира никак не могла поправиться. Смерть Люцериса сильно подорвала ее здоровье, и без того хрупкое после тяжелых и неудачных родов. Когда Драконьего Камня достигли вести о гибели Рейенис, королева серьезно поссорилась с лордом Веларионом, обвинившим ее в гибели жены. «Это должна была быть ты! Стаунтон посылал за тобой, – кричал Морской Змей, – а ты отправила в Грачевник мою жену и сыновей своих с ней не пустила!» Все в замке знали, что принцы Джак и Джофф были более чем готовы лететь на материк вместе с Рейенис.
«Лишь я один мог утешить ее величество, – повествует Гриб. – В эти нелегкие времена я оставил шутовство, снял свой остроконечный колпак и стал советником королевы. Вся моя мудрость и участие были отданы ей. Другие и не подозревали, что ими управляет дурак, невидимый король в шутовском кафтане».
Это весьма солидные претензии для такого маленького человечка, и они не подкрепляются ни другими рассказчиками, ни фактами. Ее величество была далеко не одинока: у нее оставались четверо сыновей. «Сила моя и утешение», – говорила о них королева. Эйегону Младшему и Визерису, сыновьям Дейемона, было девять и семь, принцу Джоффри – двенадцать, но Джакайерис, принц Драконьего Камня, находился на пороге шестнадцатилетия, когда, по законам Вестероса, он должен был стать мужчиной.
В конце 129 года Джак вышел из тени матери. Памятуя об обещании, данном Деве Долины, он отправил в Чаячий город Джоффри на Тираксесе. Манкен предполагает, что Джак, принимая это решение, руководствовался в основном соображениями безопасности и хотел убрать Джоффа подальше от боевых действий. Тот долго упирался и согласился лететь, только услышав, что его отправляют защищать Долину от драконов Эйегона. Сопровождать его выбрали Рейену, тринадцатилетнюю дочь принца Дейемона от Лейены Веларион. Рейена Пентошийская, как называли ее по месту рождения, летать верхом не умела, ибо ее новорожденный дракон вскоре умер, однако взяла с собой в Долину три драконьих яйца и еженощно молилась, чтобы они проклюнулись. Сестра-близнец леди Рейены, Бейела, осталась на Драконьем Камне. С детства обрученная с принцем Джакайерисом, она отказалась покидать его, заявив, что будет сражаться с ним бок о бок на своем драконе, хотя Лунный Танцор был еще слишком мал, чтобы выдержать ее вес. Бейела также заявила, что хочет выйти замуж за Джака немедленно, однако свадьба так и не состоялась. Манкен говорит, что Джакайерис не хотел жениться, пока не закончится война, а Гриб все твердит про то, что принц уже был женат на загадочной Саре Сноу, незаконнорожденной девице из Винтерфелла.
Принц Драконьего Камня позаботился и о единоутробных братьях, девятилетнем Эйегоне Младшем и семилетнем Визерисе. В вольном городе Пентосе у их отца Дейемона было много друзей; Джакайерис написал тамошнему принцу, и тот согласился принять к себе мальчиков, пока Рейенира не утвердится на троне. В самом конце 129 года маленькие принцы сели на когг «Веселый путник» – Эйегон Младший с Тучей, Визерис в обнимку с драконьим яйцом. Их сопровождали семь боевых кораблей Корлиса Велариона.
Джакайерис успел примириться с лордом Высокого Прилива, назначив его королевской десницей; вдвоем они стали обдумывать план взятия Королевской Гавани.
Когда Солнечного ранили, а Тессарион с принцем Дейероном улетели в Старомест, в Королевской Гавани осталось только два взрослых дракона. Хозяйка Огненной Мечты Гелайена предавалась горю и не покидала своих покоев, посему считаться приходилось с одним Вхагаром. Никто из живых драконов не мог сравняться с ним в величине и силе, но Джак рассудил, что если Вермакс, Сиракс и Караксес полетят в Королевскую Гавань вместе, то даже «старый дьявол» с ними не сладит.
Гриб был в этом не столь уверен. «Оно конечно, трое больше, чем один, – так он якобы заявил принцу, – но четыре больше чем три, а шесть – больше, чем четыре; это и дураку известно». Джак заметил, что Туча еще ни разу не летала под седлом, что Лунный Танцор еще совсем мал, а Тираксес и Джоффри далеко в Долине; где шут полагает найти еще трех драконов? Гриб, по его собственным словам, рассмеялся и ответил: «Под простынями да в поленницах – везде, где вы, Таргариены, порасплескали свое серебряное семя».
Дом Таргариенов правил Драконьим Камнем с тех самых пор, как лорд Эйенар высадился там со своими драконами, то есть более двухсот лет. Хоть у них и были приняты браки между близкими родичами, но молодая кровь горяча, и Таргариены порой искали утех с дочерьми (а то и с женами) своих подданных, землепашцев и рыбаков. Не забудем также, что до того, как этот обычай был отменен при короле Джейехерисе, правом первой ночи на Драконьем Камне пользовались, возможно, чаще, чем где бы то ни было еще в Семи Королевствах, хотя королева Алисанна наверняка была бы потрясена, если бы услышала об этом.
От женщин Вестероса Алисанна знала, что в других местах люди восставали против этого права, но на Драконьем Камне, где Таргариенов почитали как полубогов, такого возмущения не было. Молодым женам, удостоенным подобной чести в брачную ночь, завидовали, а дети, рожденные от такого соития, ценились больше других, ибо лорды часто жаловали их матерей золотом, шелками и землями. Этих удачливых бастардов сначала называли драконьим семенем, а со временем – просто семенем. Таргариены и после отмены господского права не перестали резвиться с простолюдинками, отчего семени их на острове было полным-полно.
К этим внебрачным потомкам Таргариенов по совету шута и обратился принц Джакайерис, предлагая землю и рыцарство всякому, кто укротит дракона. Сыновья такого человека также будут причислены к благородному сословию, дочерей выдадут замуж в благородные дома, а сам он удостоится чести сражаться вместе с принцем Драконьего Камня против самозванца Эйегона II и своры его приспешников.
Не все из тех, кто откликнулся на призыв, были драконьим семенем даже во втором или третьем поколении. В наездники вызывались домашние рыцари королевы, в том числе сир Стеффон Дарклин, лорд-командующий ее Королевской Гвардией, а также оруженосцы, рыбаки, поварята, латники, скоморохи и две служанки.
«Большой Сев» – так именует Манкен последовавшие за призывом принца победы и драмы (утверждая, что придумал это не Гриб, а сам Джакайерис). Другие предпочитают называть эти события «Красный Сев».
Самым нелепым из тех, кто вообразил себя наездником, был сам Гриб. В своих «Заметках» он распространяется о том, как пытался оседлать Среброкрылого, которого считали самым спокойным из драконов, оставшихся без хозяина. Это одна из самых забавных побасенок шута. Дело кончилось тем, что Грибу пришлось спасаться бегством; штаны у него на заду занялись, и вдобавок он едва не утонул, когда прыгнул в колодец, чтобы погасить пламя. История эта, вряд ли правдивая, вносит забавную нотку в хронику страшной эпопеи.
Драконы – не лошади. Они не очень-то расположены терпеть на себе всадников, а когда злятся или чувствуют угрозу – нападают. В «Подлинной истории» говорится, что во время Сева лишились жизни шестнадцать человек, а тех, кто обгорел или остался калекой, было втрое больше. Стеффон Дарклин сгорел заживо, укрощая Морское Чудо, лорда Гормена Масси постигла такая же участь с Вермитором. Серебряному Денису, объявлявшему себя сыном Мейегора Жестокого (что подтверждалось цветом его волос и глаз), оторвал руку Бараний Вор; пока сыновья Дениса пытались остановить кровь, прилетел Людоед, отогнал Вора и пожрал отца с сыновьями вместе.