– Я тебе обещаю, несчастный и жалкий человек, ты будешь наказан за низкий поступок, пускай, нет в нём той масштабности, но ты оклеветал несправедливо и подло наше имя, а я это слышала – на её глазах появились слёзы, она, умеючи сдержав их, продолжила – да, мне семнадцать, и это не даёт никому и никакого права, видеть в этом грань безысходности и падения.
– Тише, тише, не стоит слёз из-за мелких пустяков! – наигранно и холодно возразил он, подходя ближе к встревоженной графини – ты слишком красива, в тебе дьявольский магнетизм, ты сведёшь сума не одного мужчину, ты слишком умна, в этом тоже постарайся увидеть минусы, а они есть, ты слишком эмоциональна, твоё нежное и милое сердечко может очень пострадать, и в противовес, я вижу в тебе немало силы, пускай она управляет тобой, а не чувства и эмоции. Я не светлый ангел и не тёмный бес, я нейтрален, позволь мне помочь тебе, послушай, и прими к сведению, всё то, что я тебе говорю – как можно деликатнее и нежней, он прижал к своим губам её руку, она вздрогнула, и отшатнулась в испуге назад – какой же я всё-таки глупец, прости – в очередной раз уходя, добавил он – непорочное, чистое дитя, не знающее мужской ласки и внимание, я не стану рисковать, не хочу стать несчастной жертвой Дериана Монтескьери – он сделал пафосный реверанс, и несколько раз поклонившись, скрылся за дубовой дверью.
Что было делать, как поступать дальше, этот день, как
нарочно заключил в себе массу негатива и неудачи, и заставлял бороться, и не предлагал ничего больше. Пасмурное, недоброе утро, начатое с шума и суеты, продолжилось загадочным пожаром, и неизвестным улыбчивым мужчиной появившегося из ниоткуда, и ушедшего в никуда, странное поведение отца, рассказавшего подозрительную, похожую на вымысел историю, сумасшедший разговор с переменчивым и жутким лордом. Она никак не могла понять, почему всего не желаемого, и в избытке, а того, что умиротворило бы закипающую голову – не было и намёка. Интуиция шептала что-то невнятное, тихое и неразборчивое, но она даже не пыталась ничего понять, просто надоело распутывать безобразные, скомканные клубки. «Может неспроста всё это происходит – думала она, не сдвинувшись с места – может это только начало…»
Она продолжила свой привычный и заученный путь. Побрела унылыми и тихими шагами вдоль молчаливой и парадной залы, видевшей не один яркий и красочный бал и маскарад – любимая затея Лансере Монтескьери, но крайне ненавистная Дерианом, который взрывался в негодовании и ярости, услыша, совершенно случайно, о тайной подготовке, скрытой нарочно от его ушей. Банкетный зал удивлял и восхищал своими размерами и изяществом. Превосходная настенная живопись, выполненная лучшими итальянскими, скурпулёзными художниками, передавшие своими руками сцены из всевозможных романтических новелл и нестареющих мифов. Дополняли насыщенную палитру, бесчисленное количество портретов, отображающих нить поколений великого семейства, завершивших своё шествие на трёх молодых, и на сей момент последних, наследницах несметного состояния. Одна из которых, задумчивая, с безразличным любопытством оценивала свой портрет. Она не видела нечего особенного в своём лице, да, большие чёрные глаза, пухлые губы, обезображенные яркой помадой, тёмные, длинные локоны волос, непослушные и густые, в лёгком творческом беспорядке, уложенные талантливой рукой портретиста. Природная бледность, была примечательной и завидной частью её лица, первостепенной в безжалостной моде. Её изнеженные сёстры, Изабелла и Мадлен, изводили себя и служанок, что бы добиться естественной мраморности кожи, но безысходно вздыхая, слезливо отворачивались от своих отражений. Хитрил художник, пополняя свой карман звонкими монетами, которые доплатил Лансере, что бы избавить от уныния и обиды, любимых и дорогих чад.
Аделия перевела взгляд на длинный, украшенный живыми цветами стол, она не любила его, по той простой причине, что находясь за ним, становишься заложником лживых улыбок, пафосных речей, фальшивых комплиментов, и замерзаешь от холода алчных, жадных и голодных глаз, он ассоциировался с очередным мероприятием, затеянным, её общительным и щедрым дядей. Ей как будто и сейчас слышался звон опустошаемых тарелок, стон хрустальных фужеров, богато одаренных терпким, едва сладковатым, знающим время напитком, она, нахмурившись, поспешила дальше, стараясь как можно быстрей проскочить картинную галерею, которая насчитывала, не один десяток портретов её нелюбимых сестриц. Неожиданно, мимо неё, озадаченно и дрожа, пробежал Лансере, его посеревшее лицо, покорённоё испугу и страху, выражало неудержимую боль. Нахлынувший интерес, она секундой погасила, одно лишь желание крушило и опустошало её, безумно хотелось отдаться сну, забыться в нём, а проснувшись, осознать, или точнее уверить себя, в том, что происшедшее, не больше чем оплот уставшего воображения.
А нежданное и негаданное послание, или зловещее письмо, как изложил для себя первоначально Лансере, являлось не чем иным, как безнадёжным приветом из заокеанья, с просьбой, а вернее с молением, которое перевернуло все планы, всю разложенную по полочкам деятельность, откинуло в стороны как ненужный хлам, страхи, опасенья, и забытые временем перипетии.
– Твоё слабоволие и несдержанный язык привели ко всему этому! – встретил громким обвинением Дериан дрожащего, испуганного Лансере – своими вечными письмами и слезливыми рассказами в них. Мельчайшие подробности в каждом из предложений!
Оцепеневший Лансере молчал, его сокрушало непонимание звучащим обвинениям, он, озираясь по сторонам, останавливал затравленный взгляд на скомканном листе бумаги, уныло покоившимся среди груды недокуренных сигар.
– Бедолага Лансере, остался без материнской опеки, брошенный в лапы, брату – тирану, несчастный человечек! – доходил до исступления Дериан – счастье иногда улыбается неудачникам!
– Прекрати, я устал выслушивать твой пьяный бред! Скажи в чём дело, и хватит бессмысленных обвинений! – решившись, угрюмо проговорил Лансере, глядя на озверевшего брата. Вместо слов слышался львиный рык, вместо глаз, остекленевшие, бесчувственные вспышки, напоминающие предсмертную агонию, страдальчески искривились губы, которые пронзали жестокими подозрениями, но восприняв их, мозг не сеял обвинений в отместку, он подавал сигнал, что пора действовать, активно поддержать, и мирно добиться истинных объяснений.
– Мы семья, Дериан, слышишь, мы единое целое, мы должны быть вместе, я смогу тебя понять, поверь мне, главное в эту минуту не отворачивайся от меня! – умоляюще и преданно сказал Лансере, поднимая с пола, частично прожженное, страдальческое письмо – я всю жизнь тебя слушал, всегда был на твоей стороне, верил тебе всегда, был под твоим началом, хотя бы единственный раз послушай ты меня, и я смогу тебе помочь! – оборвав свой душевный порыв, Лансере принялся жадно поглощать торопливо написанные строки, твёрдой рукой Винченцо Монтескьери.
– Я никогда не думал, что мать, способна на такое, что могло на неё найти? – говорил сам себе Дериан, вцепившись руками в свою голову – что с нею стало?
– Я нахожу в этом недюжий смысл, предчувствие меня не покидало! – повышая голос, рассуждал Лансере – у них есть право требовать у нас свидания с детьми, и это естественно! Весьма проблематичная, полная неудобств и жёсткости дорога, и наконец, придёт итог холодной вражде – скромно и довольно улыбнувшись, он аккуратно сложил листок бумаги в конверт, который, если и можно назвать этим словом, то только в шутку.
– Да что за чушь ты несёшь? Меня раздражает твоя покорность! Я ненавижу тебя за то, что ты не можешь сказать даже слова поперёк! Тебе сколько лет? Десять? Пятнадцать? Тебе уже сорок, а от материнской юбки оторваться никак не можешь! – в привычном и истерическом крике изводился Дериан – мне плевать, как ты поступишь! Ты знаешь, что мне надоело каждый раз говорить тебе одно и тоже, езжай куда хочешь, к кому хочешь, уезжай хоть навсегда, только мою дочь не трогай, у тебя есть свои дети, вот и решай на счёт них, а тебе, я даже не позволяю раскрыть рта, в присутствии Аделии!
– Какой ты всё-таки заботливый и любящий отец – приготовившись к атаке, сквозь зубы съязвил Лансере – вспомнил, впервые, за семнадцать лет, что у него есть ребёнок, замечательная и неотразимая дочурка!
– Ах ты, жалкий! Решил сострить? Как земля носит таких… – Дериан злостно выругался и судорожно направился к окну. Он ударил кулаком по одному из многочисленных стёкол, оно вдребезги раскрошилось, за ним последовало следующее, и так бы он разделался со всеми, если бы Лансере не удержал его окровавленную руку.
– Не смей мне мешать, не смей, не смей удерживать меня!
– Тише, братишка – прослезившись, шептал Лансере, прижимая к себе разгорячённого Дериана, а тот и не стал сопротивляться, он охотно обнял заботливого брата, словно в далёком детстве, после длительной ссоры – я с тобой, всё будет хорошо. За Аделию можешь не переживать, она сможет постоять за себя, она сильная, как ты, я буду всегда рядом с ней к тому же!
– Как ты не поймёшь, я не смогу её отпустить, я боюсь её потерять!
– Да что ты такое говоришь?! Океан таит в себе немало опасностей, но что бы так убивать себя! Это лишнее!
– Ты просто ничего не знаешь, ты не знаешь о моей ошибке, которую совершил больше чем пол жизни назад! – вырываясь с крепких объятий, завопил Дериан – сегодня я попытался открыться в этом грехе Аделии, но я растерялся, как я могу признаться ей в том, что загубил, всю её жизнь, искалечив дальнейшую судьбу?! Я хотел укрыть её здесь, в стенах этого замка, не позволяя ступить дальше наших владений. Но всё как я вижу, напрасно, у меня нет, ни шансов, ни надежды, повернуть в мирное русло.
Столько боли на лице, измученном страхом, столько сухих, но таких естественных слёз, не видел такого Лансере ещё никогда, он просто молчал, приняв как свою, эту загадочную трагедию.
– Случившееся сегодня, окончательно подкосило меня. Я обессилен, во мне нет больше сил бороться, но отдавать её никому не собираюсь! – привычным и ловким движением он извлёк из ближайшего ящика уже начатую бутылку рома. Он нетерпеливо пытался откупорить её, но тщетно, она не поддавалась. Недолго повозившись с ней, он повторно, щедро выругался, и не жалея ударил бутылкою о стену, на которой красовался серьезный, с натянутой и недовольной улыбкой, зеленоглазый молодой человек – знаешь, как я ненавижу его! – сказал Дериан, кивая головой в сторону портрета – он такой мерзопакостный тип, с ним лучше не иметь дело.
– Она сказала – проигнорировав его, не слушая, понуро отозвался Лансере – что видела какого–то мужчину, я ей тогда не поверил, она хотела мне ещё наверно поведать о чём-то, но подумав, что бессмысленно, решила промолчать. Я уверен, что Аделия догадывается о крадущейся беде.
– Чертовская сила, они уже и сюда добрались – панически произнес Дериан, не желая верить в услышанное – и самое страшное, что никакая охрана и стража не поможет, она будет бессильна.
Лансере, замешкавшись, погрузился в удручающие думы. Не видел реалии в рассказе брата он, хотя и сопереживал, и принял как свою, полную нераскрытых вопросов печальную тайну. Посчитал, что Дериан, уцепившись за воздух, пытается найти любой повод, даже самый бредовый и пустой, что бы поступить по своему, на зло, идя наперекор всем.
– Дериан, остепенись, уступи, ты же не проходимцам отдаёшь на временное попечение дочь, а родителям нашим! – сокрушался Лансере – они ведь даже её не видели, они даже и представления не имеют, о твоём ребёнке! Ты должен решиться!
– А этот твой проклятый испанец, какими судьбами вписался! Какого чёрта, мать так рьяно требует и его присутствия? Кто он? Жалкий юнец, подхалим, грязный тип, которого ты подобрал на улице, как щенка, и теперь пропадаешь в Лондоне, угождая всем его прихотям.
– Ты не смеешь так оскорблять его! – крикнул Лансере сжимая кулаки и краснея от злости – твои дружки, такие же, как и ты, превратили в гадюшник этот кабинет, а каким он был, ты вспомни, когда принадлежал отцу! У тебя своя жизнь, у меня своя, я не вмешиваюсь в твои тёмные делишки, и ты будь любезен, не иметь ко мне претензий!
– Ты от меня что скрываешь – устало сказал Дериан – я же вижу тут дело нечисто, опять с матерью чего намудрили? Любители! – он выпытывающе, строго, без стеснения и скромности, испепеляюще смотрел на Лансере. Не было ни сил, ни желания злиться. Мирно и непоколебимо, он распечатал очередную сигару, уютно и представительно разместился на кожаном диване, и монотонно продолжил – благотворительные настроения не дают покоя? Ну давай, давай, смелей, хуже чем сейчас, уже не будет, у меня поважней проблемы есть, просто порадуй мои уши, хоть чем-то новеньким! Не скромничай, мне очень любопытно! – отсчитывал, словно маленького ребёнка, растерявшегося Лансере – не тяни время, наверно уже забыл, что тебя ждут, эта жадная и хитрая семейка!
– Думаю, ты помнишь, когда я на несколько месяцев уезжал в Лондон – оправдываясь, мялся с ноги на ногу попеременно, то краснеющий, то бледнеющий Лансере – ну так вот – он тяжело вздохнул, и опёршись плечом о книжный стеллаж, для уверенности, продолжил – в нашем доме, том старом, небольшом особнячке живёт Икер. Подожди, подожди, стены этого дома, всё равно пустовали – вытирая катившийся градом пот со лба, задыхаясь, ускорил речь Лансере, видя, что Дериан, раздражённо сломал и закинул, недокуренную сигару, в груду таких же, сломанных и истлевших – не сердись, ты же попросил, рассказать тебе всё! Это только начало! Я виделся с нашей матерью, она несколько раз приезжала в Лондон, и останавливалась там! Теперь прошло немало времени, её сильно измотали эти длительные жестокие путешествия. Она очень тоскует по нам с тобой, она безумно скучает.
– Лансере, ты что издеваешься, ты в своём уме? Ты вообще понимаешь, что ты сейчас говоришь?!
– Да, я отдаю себе отчёт в сказанном, я говорю что есть, и что было, и моя голова трезва, а мысли, свежи! Ты противься как хочешь, письмо, я прочитаю всем, и даже Аделии, она взрослый человек, и решение может принять самостоятельно! Вспомни себя, кого ты слушал? Ты жил по своим правилам и законам, а теперь, придумываешь запреты, о которых когда-то, и слушать не хотел! Икер поедет с нами, об этом, я позабочусь сам, твоя обыденная и грязная грубость мне не нужна! А вот именно тебе, я и посоветовал бы подумать сначала, а потом уже плести чепуху, просвежи свою голову, и оставь нелепые бредни при себе!
Последние слова, он постарался выделить, как можно чётче. Он не ожидал от себя, что так смело, сможет выплеснуть накипевшие, не за один день сдерживаемые переживания, которые время от времени неумолимо душили, желая стать сказанными. Его больше ничто не держало, в этих пронизанных едким дымом стенах. Решение, самостоятельно, без чьего-либо попечения, было принято им незамедлительно, после смелого итога беседы. Изменив своей устоявшейся натуре, он, решил, хотя бы для самого себя, что имеет права голоса, и при всём притом, вполне справедливое и оправданное. Его увлекла новая забота, которой, он с радостью, уделит время и средства, а в его голове, не произвольно рождались идеи, осуществление которых, покориться с лёгкостью и улыбкой.
Действительно, когда не знаешь чего ожидать, начинаешь с упоением придумывать, сочинять, кивая в ответ своим мыслям, а потом неожиданно и уклончиво, нежеланное сменяется приятным поворотом, и вот тогда наступает, острое и сладострастное блаженство.