Магический квадрат - Ирина Бйорно

Магический квадрат

Ирина Бйорно

Фотограф Ирина Бйорно

Редактор Дмитрий Валентинович Гужов

© Ирина Бйорно, 2023

© Ирина Бйорно, фотографии, 2023

ISBN 978-5-4496-1739-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

«Калейдоскоп» – сборник повестей и рассказов, написанных в стиле магического реализма, где действительность тесно переплетается с магией и фантазией, образуя новый, магический стиль – будоражащий, завораживающий и незабываемый.

Каждый сборник состоит из 12 рассказов из жизни наших с вами современников, раскиданных по матушке-Земле и желающих только одного – обычного человеческого счастья. Но в чём оно, счастье? Об этом-то и пойдёт речь. В стихах, прозе, песнях и сказках. О простом человеческом счастье человека 21 столетия, исчисляемого со для рождения самого Христа.

Каждый год выходит новый сборник. Перед вами – сборник N.2 с названием «Магический Квадрат». Читайте, думайте и БУДЬТЕ ПРОСТО СЧАСТЛИВЫ!

Калейдоскоп N.2 «Магический Квадрат»

Дважды два – четыре. Просто. Надёжно. Проверено. Четыре времени года, а вот у китайцев – пять. Один – безвременье. Как у Алисы в Стране Чудес. В безвременье может случиться всё. Там, у кролика в норе – бесконечность, и вечное чаепитие чай в пять часов вечера с сумасшедшим портным.

Пять лучей у звёздочки. Только какой? Морской звезды или той, с Лениным в середине – октябрятской? Одна голова, две руки, две ноги – пять. Их рисовал Леонардо в круге снова и снова.

Шестикрылая звезда Давида, два треугольника. Инь и Янь. Две пирамиды – одна – к земле, другая – к небу. Одна – к людям, другая – к богу. Одна – к власти, другая – к безвластию. Одна – коллективная, вторая – индивидуальная. Одна – денежная, вторая – духовная.

Семь дней недели. Семь нот – не считая пяти чёрных. Белых нот – семь. Семь плюс пять – двенадцать. Двенадцать месяцев в году. Двенадцать планет солнечной системы.

Магия чисел. Магия нулей. Магия богатства. Магический квадрат Дюрера. Дюрер создал и напечатал эту гравюру, которая изображена на обложке этой книги. В магическом квадрате его любимое число – 16. У каждого есть своё магическое число.

Самое магическое число – бесконечное: это число «пи». В нем нет конца. Длинна окружности, разделенная на диаметр – это число «пи», и в число бесконечное нет. Притяжению тел – нет конца, число Фибоначчи, число золотого сечения – опять нет конца. Этому числу подчиняются улитки, когда строят свои домики, когда подсолнух спиралью растит семечки вокруг середины. Бесконечность – это как Бог, как наша жизнь. Нет конца судьбам человеческим, страстям человеческим, историям человеческим. Как нет конца нашему миру. Нет и не будет.

Магический квадрат

Гравюра «Магический Квадрат» сделана в музее А. Дюрера в Нюрнберге, Германия, графиком Софией Франкль и публикуется в книге «Калейдоскоп 2» с её разрешения.

Откровение

Коленька происходил из заслуженной семьи советских врачей, работающих в Кремлёвке и лечащих желудки, поджелудочные и печени верхнего эшелона коммунистов, управляющих огромной Россией и расстраивающих своё коммунистическое здоровье слишком большим употреблением пряностей, солёностей, сладостей и спиртных напитков.

Любимым лозунгом Коленькиной мамы, доктора желудочных и печеночных наук, была крылатая фраза: «Микроб от грязи дохнет!», которую она провозглашала всегда после неэтичного вопроса кремлёвского больного: «А вы руки мыли перед обходом?», когда та щупала вздутые от обильной и разнообразной пищи животы не совсем здоровых представителей самой избранной верхушки советской власти.

Она верила в антибиотики, хорошую русскую еду, рвотное и клизмы, как панацеи от всех желудочных болезней, и всегда улыбалась. Муж её был профессором по желудкам и преподавал в Пироговке, куда по конкурсу попасть без блата было невозможно ни в Хрущёвское, ни в Брежневское время. Но Коленьке путь к тайнам медицины был открыт (правда, с задней двери, как сынку). Он был единственным сыном в этой медицинской семье, и к тому же поздним ребёнком.

Дома у Коленьки царил дух христианства, висели иконы, родители соблюдали посты, пекли куличи и готовили вкусную пасху с изюмом и жареной индейкой к каждой русской православной Пасхе. Кремлёвка, конечно, знала о чудачествах этой семьи, издревле связанной с русской церковью и даже игравшей важную роль в поддержании православного духа в России через своих родственников-монахов, но это не мешало Коленькиным родителям быть в числе Кремлёвских врачей, ибо в Кремле всегда были те, кто думали, что если Бог и есть, то уж пусть помогает тем, кто стоит у власти. И они были совершенно правы, ибо с эпохой Горбачёва и развалом коммунистической братской общины Кремля, не знавшей ни денег, ни дефицита, люди вдруг вспомнили о Боге, как это всегда было в трудные для страны времена.

Поэтому и при Горбачёве Коленькина семья, пережив некоторые начальные трудности перестройки, продолжала служить в той же Кремлёвской, расположенной под Москвой в сосновом бору, больнице, и в знаменитой Пироговке, так как при любом режиме проблемы оставались всё те же: обжорство, пьянство, а именно – обычное чревоугодие избранных, свойственное любому режиму.

К тому времени Коленька завершил свой десятилетний путь к тайнам медицины, получил диплом врача, подписался под клятвой Гиппократа и стал на службу горл и носов жителей Москвы (он был специалистом по уху, носу и горлу или просто – ЛОР). Его профессия называлась длинным латинским словом отоларинголог, и он сам спотыкался когда это слово произносил, но такова была специфика его профессии, в которой врачи издавна – так же как и священники – отгородили себя от обычного населения множеством латинских (в случае православной церкви – старославянских) терминов и непонятных простому смертному слов и понятий, как, в прочем, и любая закрытая клика, имеющая преимущества перед другими, непосвященными.

Коленька ходил на службу, собирал материал для диссертации, по-своему любил людей, но больше всего – свою семью с быстро стареющими домашними. Он продолжал жить с мамой и папой, не стремясь к самостоятельности и почкованию. Сексом он почти не увлекался, сублимируясь сверхурочными в клинике и свежим воздухом на подмосковной даче, находящейся во владениии Коленькиной семьи ещё с довоенных времён, где он рубил дрова, таскал воду из колодца и сажал овощи на грядках. Иногда, когда энергия собиралась в нижнем отделе его тела, он спускал её рукоприкладством, что, хотя и противоречило канонам старорусской религии, запрещавшей бесполезную трату мужского семени, но с врачебной точки зрения это было естественным, если не приводило в дальнейшем к зависимости.

Близкой подруги у него не было, хотя были друзья обоего пола, но без полового акцента – они интересовали Коленьку лишь в интеллектуальном плане – как возможность проверить свои мысли на других, но без большой критики. Так он понимал дружбу – как интеллектуальную лояльность и не больше.

Наступил двухтысячный год с его несостоявшимся компьютерным апокалипсисом, оракульными чревовещаниями новых пророков, живущих в особняках и делающих за большие деньги публичные предсказания о конце света (только вот где от будет – не сообщалось), неожиданным уходом с поста трёхпалого, весёлого Ельцина, отплясывающего в аэропортах гопака и дирижирующего оркестрами на вражеских территориях, и наступила Путинская пора новых чудес – чудес своеобразного, ни на что не похожего русского капитализма.

Коленькин институт преобразовали, но на работе его, уже доктора наук новой, неизвестно-какой академии – оставили. Зарплаты с грехом пополам хватало, и он начал давать частные консультации новым русским бизнесменам, болевшими всё теми же болезнями, но теперь только за большие деньги.

Его папа с мамой к тому времени уже умерли, оставив Коленьке огромную квартиру в старом районе Москвы и чудесную старинную дачу в сосновом бору, на берегу Москвы-реки. Он продолжал свою жизнь отшельника-одиночки, подражая пути своих канонизированных православных монахов-родственников, только не в Загорске, отгороженном от мирян кельями, постами, колоколами, иконами и правилами, а среди самих этих мирян.

Он был монахом в миру – без искушавших его плоть и свободу женщин, без дискотек и игральных домов, без шумных попоек и гусарских лихачеств. Один день его жизни мало отличался от другого, сменялись только времена года, и, согласно погоде, его одежда – всегда немного немодная, но отличающая истинного интеллигента от толпы, следующей чему-то и кому-то. Оставались верными ему и его вечно простуженные больные.

И тут, как всегда внезапно, эта налаженная и отработанная цепочка надёжной в новых Путинских условиях, Коленькиной жизни, была прервана самым неожиданным образом. А произошло вот что.

В пятницу вечером Коленьке неожиданно позвонила его старая знакомая из студенческой группы, Ольга, с которой он поддерживал формально-дружественные отношения, прекрасно зная, что Ольге нравятся его большая московская квартира, и подмосковная дача, а не он сам.

Ольга работала врачом-анастезиологом в большой районной московской больнице и увлекалась, как всякая женщина, всеми новыми веяниями времени, такими как йога, танцы и многочисленными современными религиозными направлениями с их непонятно откуда взявшимися «гуру», провозглашающими освобождение, счастье и просветление за определённую сумму денег, часто в иностранной валюте.

Он на это смотрел, как на очередной модный феномен, будучи сам приверженником ортодоксального христианского учения, но не отрицая положительного эффекта упражнений йоги на здоровье человеческого организма и психики. Сам он делал зарядку каждый день и купался, когда был на даче, в мутных водах Москва-реки, а зимой стоял на горных лыжах.

Ольга трещала по телефону что-то о своей простуде и оплаченных курсах на ближайшую субботу. Коленька перебил её профессионально и без эмоций спросил: «Нужна помощь?», на что Ольга, закашлявшись, ответила:

– Нет! Помощь не нужна, но я оплатила курсы по йоге, а все мои подруги разъехались на лето.

– Так в чём же дело? – спросил Коленька.

– Помнишь, я тебе обещала подарок к юбилею и забыла? – сказала Ольга осипшим голосом.

– Так вот – это – мой подарок! Я дарю тебе однодневные курсы по сибирской йоге. Ты пойдёшь вместо меня, а мне потом расскажешь, что там было.

В Москве вторую неделю лил дождь, лето обещало быть гнилым, и Коленька хотел в выходные просто почитать книжки дома и побездельничать.

– Я уже послала тебе всю информацию по е-мейлу, – трещала в трубке Ольга.

– Соглашайся!

– Ну, не знаю, посмотрю, – вежливо отшил её Коленька.

– Выздоравливай! Попробуй тетрациклин! – добавил он профессионально.

Ольга наконец повесила трубку. Коленька пошёл на кухню – он только вернулся после полного простудами и вспухшими гландами рабочего дня, и ему хотелось только одного: попить чаю и завалиться перед телевизором с каким-нибудь старым беспроблемным фильмом без убийств и крахов. Он сделал себе чай с сушёным малиновым листом, как любила делать его мама, отрезал кусок копчёной макрели и достал чёрного хлеба с тмином. Всё это сложив на поднос, он понёс в свой кабинет, бывший папин, и сел перед компьютером.

В его почте лежало письмо от Ольги. Он читал и ел макрель с чёрным хлебом, запивая душистым чаем. Там стоял адрес курса, который начинался на следующий день в десять утра. Место было ему знакомо – рядом с его институтом, в фитнес центре. Описание было расплывчатым и составленным таким образом, чтобы давить на психику и кошелёк. Курсы вёл какой-то молодой гуру из Сибири, обещающий чудеса и золотые горы. Коленька поел и лёг спать рано, так и не решив – пойдёт ли он на курсы.

Коленька проснулся в семь утра. Был опять дождь, и температура за окном приближалась к октябрьской, хотя на дворе стоял июнь. На дачу ехать не хотелось. Он сходил в туалет, побрился и ещё раз посмотрел на листок с Ольгиным письмом, которое он зачем-то вчера распечатал. В листке стоял контактный телефон. Он набрал номер и услышал ласковый женский голос на другой стороне:

– Здравствуйте! Пожалуйста, говорите!

Голос был звонкий, положительный и искренний.

– Скажите, а сегодня курсы будут? – вежливо спросил Коленька.

– Конечно! – радостно пропел голос в трубке. Приходите обязательно!

В голосе была слышна улыбка. Коленька улыбнулся сам себе. Давно он не слышал такого мелодичного женского голоса.

– Наверное, миндалины удалены, – подумал он. Совсем гнусавости нет!

Он оделся почти машинально, выпил чашку оставшегося вчерашнего чая и, захватив зонтик, пошёл к станции метро. Через двадцать минут он уже входил в дверь фитнес – клуба, расположенного на противоположной стороне от здания его института. В фойе стояло около десяти особ женского пола различных возрастов. С ними рядом была девушка, довольно сильно, но профессионально-приятно накрашенная, с высокой причёской, и в ярком, но ловко сидящем на ней спортивном костюме. Она что-то объясняла другим, и Коленька услышал знакомые вибрации её мелодичного голоса, которые он уже слышал по телефону утром.

Девушка в спортивном костюме отделилась от группы и подошла к Коленьке:

– Хорошо, что вы пришли, – вежливо сказала она с улыбкой.

– Вы – вместо Ольги? Она написала нам вчера, что вы придёте. Вас зовут Николай? Верно?

Она засыпала Коленьку вопросами, и не дожидаясь его реакции сказала, повернувшись ко всей группе:

– Давайте пройдём в зал! Пора начинать занятия!

Все прошли в спортивный зал, где были постелены йоговские коврики на полу.

Коленька подумал, что хорошо, что он с утра надел спортивный костюм для бега – времени для переодевания у него не было. Все уселись на коврики и стали ждать. Коленька последовал групповому прессу и тоже сел на свой коврик.

Заиграла восточная музыка, и девушка с приятным голосом стала показывать комплекс физических упражнений для спины и гибкости, похожий на обычные йоговские программы, которые Коленька немного знал. Некоторые позы давались Коленьке с трудом, но он старался, как мог, и ведущая с нежным голосом помогала каждому, подходя и мягко, но со знанием анатомии, как подумал Коленька, исправляла позы. Йога закончилась пропеванием мантр, или, как решил Коленька, звуков, прочищающих горло и сознание. Его мужской голос был единственным в этом женском хоре, и он немного стеснялся звуков своего дисканта.

После йоги девушка без перерыва перешла сразу к следующему заданию, которым стал танец. Музыка сменилась на более энергичную, зазвучали сибирский хомуз и горловое пение. Все встали в круг, и она начала показывать простые движения для танцующего хоровода. Все принялись подпрыгивать, бить в ладоши и петь, или скорее, кричать звук «Ха» – как в карате и восточной борьбе.

Коленьке после тихой йоги даже понравились эти коллективные дикие танцы. Он видел, как щёчки девушек в движущемся круге заалели и послышался смех. Кто-то наступил кому-то на пятку – танцевали все босыми. Все окунулись в атмосферу далёкого детства, игру в паровозики, толкаясь и радуясь возможности подурачиться и забыть свою повседневную жизнь.