– Она сказала, что хочет, чтобы их нанизали на новую нить.
– На новую нить? Но с нитью-то ничего не случилось.
– Я говорю тебе лишь то, что она мне сказала. Возможно, мистер Грант сможет сказать больше. Она совсем недавно показывала ему жемчуга. Это я точно знаю, потому что он говорил мне, какие они красивые и как жаль, что она их не надевает хотя бы иногда.
– А она вообще их надевала? – спросил Крук.
Ему ответила Уотсон:
– По-моему, ей нравилось ощущать, что они у нее есть. Она говорила: за тем, что так дорого сто`ит, нужно внимательно присматривать. К тому же здесь у мадам разве были случаи надеть эти дивные вещи?
– Тихое местечко? – пробормотал Крук. – Ну, смею заметить, что мы его разбудим, прежде чем закончим дело.
Уотсон повернулась к нему с выражением непоколебимой решительности на лице.
– Уж не знаю, как вы, – сказала она, – но я бы жизнь за мадам отдала.
Крук подумал, что не исключена возможность, что ей, вероятно, придется сдержать свое слово.
Глава 4
Из этого хоть что-то, да прольется. Надеюсь, что не человечья кровь.
Саймон Таппертит
I
Вскоре от Уотсон он почерпнул информацию, которая легла в основу логической базы в этом необычном деле. Когда мисс Флора оставила их наедине, экономка сказала именно то, что он и ожидал.
– Эта мисс Флора слишком много на себя берет. Можно подумать, что она единственная, кто питает интерес к мадам, просто потому, что она ее племянница. Она злится на всех, кто хотя бы пожелает мисс Клэр доброго утра.
– Она ведь очень привязана к мисс Керси, так? – как можно простодушнее предположил Крук.
– И очень даже есть отчего, – мрачно ответила Уотсон. – Немного найдется людей, которые сделали бы для нее столько, сколько мадам. И без всяких обязательств. Очень жаль, что она скрывает свои чувства перед мадам.
– Возможно, она боится, что ее обвинят в том, что она пытается… э-э-э… втереться в доверие к своей тетке.
– Мадам не такая уж дура. Она прекрасно знает, чего люди добиваются. Заметьте, я не говорю ничего плохого против мисс Флоры, но если разобраться, я знаю ее тетку гораздо дольше, чем она. Мы жили бок о бок, когда жизнь была куда труднее, чем теперь. Я о доме доктора Филлипса.
– Как я понимаю, мисс Клэр была там компаньонкой.
– Да, компаньонкой миссис Филлипс.
– И нелегко приходилось? – пробормотал Крук.
– Я всегда говорю, что у нас нет права судить больных. Можно сказать, что с ними тяжеловато, ну, мы тоже могли бы оказаться такими же, если бы пришлось все время лежать, а за нами бы ухаживали.
– Для множества людей это идеал рая.
– Но не для меня. Мне всегда хотелось самой делать свою работу. Мисс Керси была такая же, однако жилось ей не всегда легко.
– А миссис Филлипс была пожилой женщиной?
– Намного моложе, чем я, хотя немного старше своего мужа. Нет, было ей не больше сорока пяти, однако она долго болела.
– А от какого недуга она страдала?
– Похоже, точно никто не знает. К ней постоянно приходил доктор Форстер, давал ей общеукрепляющие средства и снотворные микстуры плюс много чего еще, но она всегда говорила, будто он мало что понимал. Ее раздражали самые ничтожные мелочи. Если торговец обсчитается на шиллинг в свою пользу, пусть даже поздним вечером, она буквально выходила из себя, пока все не разъяснялось.
– Немного скуповато с деньгами обращалась, нет?
– Она говорила: знает, что причиняет мужу массу расходов, даже несмотря на то, что, будучи врачом, ему не приходилось платить такие большие деньги, как, к примеру, нам с вами. Видите ли, – задумчиво продолжала Уотсон, – миссис Филлипс была какая-то странная. Все время мечтала и фантазировала, говоря, как бы чудесно получилось, если бы внезапно пришло известие об умершем в Австралии дядюшке, который оставил ей целое состояние. Миссис Филлипс говорила, что ей нужно очень аккуратно вести домашние книги, потому что лишь так она могла помочь мужу.
– Она очень его любила?
– Ну, в некотором роде. Разумеется, она чувствовала, что он иногда развлекается без нее. Но это же естественно. Он же почти не видел жизни, весь день проводя у постелей больных, а вечером возвращаясь к больной жене. Но миссис Филлипс понимала, что стала ему обузой. «Всем стало бы лучше, если бы я умерла», – говаривала она мне и мисс Керси.
– А вы, естественно, с ней согласиться не могли. Так от чего же она в итоге умерла?
– Это случилось примерно через два года после того, как в доме появилась мисс Керси. Миссис Филлипс заболела гриппом, а вы же знаете, как человек во время него слабеет. А она, похоже, так и не смогла подняться. Однако ей все же стало немного лучше, и уже намечалось, что она с мисс Керси уедет на природу выздоравливать окончательно. Но как-то ночью у нее внезапно случилось что-то с сердцем и она умерла во сне.
– Разрыв сердца? – предположил Крук, сверкая своими небольшими глазами, словно канарейка Отшельницы.
– По-моему, так записали в свидетельстве о смерти. Но, разумеется, в то время жизнь была нелегкой. Сразу после войны разразилась большая эпидемия, времени ни у кого не было, а уж у врачей тем более. Скажу вам, что миссис Филлипс пришлось несладко, ее муж день и ночь пропадал на работе, однако он говорил, что люди мрут как мухи, а из армии пока невозможно демобилизовать необходимых врачей.
– А после ее смерти? – поинтересовался Крук.
– Доктор Филлипс уехал из того дома. Он сам заболел гриппом, когда все вокруг выздоравливали, а потом так и не вернулся в Хемпстед. Позже он снова женился и отправился в Кенсингтон, кажется. Мадам изредка получала от него весточки.
– А вы?
– После всех тех событий мадам открыла свое агентство. Она сказала мне, что миссис Филлипс оставила ей две тысячи фунтов.
– И вам это не показалось странным?
– Ну, в некотором роде да, ведь миссис Филлипс всегда говорила, что у нее вообще нет денег. Понимаете, это означало, что или они у нее все-таки были, или доктор Филлипс передал их мисс Керси от имени жены.
– А у него существовали какие-то причины так поступить?
– Она всегда очень хорошо относилась к миссис Филлипс и ухаживала за ней, когда не могли найти хорошую сиделку. Я уверена, что никто не может попрекнуть ее этими деньгами.
– А… вы тоже получили наследство? В конечном итоге вы прожили там гораздо дольше, чем мисс Керси.
Уотсон выглядела оскорбленной.
– Я никогда не думала о подобных вещах, – ответила она, и стало совершенно ясно, что экономка говорит правду.
– Весьма достойно и благородно с вашей стороны, – одобрительно произнес Крук. – И тем не менее, если доктор оказался так щедр по отношению к мисс Керси, он мог бы и о вас вспомнить.
– Мне хватало того, что мне платили, – с достоинством ответила Уотсон, – К тому же нет никаких сомнений в том, что миссис Филлипс оставила эти деньги мисс Керси. Зашивать дурацкие старые полотенца, которые в любом другом доме, где мне доводилось работать, пустили бы на тряпки, и отправляться сражаться с бакалейщиком за каждый пенс. О, она заслужила эти деньги.
– А после смерти миссис Филлипс вы поступили на работу к мисс Керси?
– Она сказала, что организует агентство, и спросила, не хочу ли я стать у нее экономкой. Ну, доктор Филлипс во мне больше не нуждался. Он продал свою практику, как я вам уже говорила, и обосновался где-то в другом месте. И потом я привязалась к мисс Керси: мы так долго прожили бок о бок у миссис Филлипс. Ну, я и подумала, что меня это вполне устроит, и по сей день устраивает.
– А когда именно на сцене появилась мисс Флора?
Уотсон плотно сжала губы.
– Однажды утром она зашла в агентство мадам – по чистой случайности, можно сказать.
– Ее привлекло полное совпадение фамилий?
– Мадам назвала свое предприятие «Агентство Кей». Мне неизвестно, как она сумела прознать. В любом случае, тогда мисс Флоре приходилось очень тяжело, и не каждая тетка смогла бы быть к ней так добра, как мисс Керси.
– Когда вы говорите об «очень тяжело»… – деликатно поинтересовался Крук.
– Она осталась без работы, – ответила Уотсон, – и убедилась, что найти ее не очень-то легко.
– А чем она занималась?
– По-моему, мисс Флора вела какие-то счета, и… Ну, сама-то она, конечно же, не говорила, но однажды возникло некоторое недовольство. Я слышала, как мадам сказала, что той еще повезло, что ей не дали шесть месяцев. Ну, естественно, с такими отзывами вряд ли далеко пойдешь, но мадам сказала, что свой своему поневоле брат…
– Она понимала, что они родственницы?
– О, она была ее настоящей племянницей, но мадам говаривала, что нельзя винить мисс Флору за дурную кровь ее отца. К тому времени он давно умер, ко благу всех остальных. Ну, мадам поговорила с мисс Флорой, а потом дала ей должность у себя в штате. Иногда посылала ее на подмены и временную работу, но мисс Флора всегда знала, что у нее есть поддержка. О, мадам хорошо к ней относилась. Стыдно, конечно, что мисс Флора иногда на нее срывается. Да и на меня тоже.
– Похоже, она и к мистеру Гранту не питает особо добрых чувств, – предположил Крук.
– Она все же заметно озлобилась, – согласилась Уотсон. – Обратите внимание, ведь мисс Флора из жадных людей. Я не говорю, что она ревниво относится к драгоценностям и деньгам мисс Керси или переживает из-за них, но ей не нравится, чтобы мадам кому-то о них рассказывала.
– Маленькое зеленоглазое чудовище, – весело заметил Крук.
– Временами я замечаю, что она смотрит так, словно хочет, чтобы меня удар хватил. Такое же и в агентстве было. Мадам была не их тех, кто привечает любимчиков. Она хорошо относилась ко всем девушкам. Ну, не попробуешь – не узнаешь, сами понимаете, и девушки возвращались снова и снова, когда им нужна была работа. Вы удивились бы, знай, на скольких местах иные девушки побывали за пару лет, а когда они уезжали, то писали мадам, а она им отвечала. Если же кто-то из них оказывался на мели, она их выручала. Прекрасная была женщина.
– Настоящий филантроп, – согласился Крук.
– Когда я ей говаривала: «Мадам, не надо допускать, чтобы так пользовались вашей добротой», она отвечала: «Доброта окупается, Уотсон, да еще как. Если я им помогу в трудную минуту, то когда понадобятся работники, они вернутся ко мне». И ведь возвращались. У нее была очень высокопоставленная клиентура. Об «Агентстве Кей» знали везде. К ней приходили из всех солидных домов.
– А что заставило ее свернуть дело, если все шло так хорошо?
– У нее случился вроде бы сердечный приступ, и врач сказал, что продолжать в том же духе смерти подобно. И, зная свой характер, она поняла, что никогда не сможет оставаться в Лондоне и бездельничать, так что собралась и переехала сюда.
– А кто теперь ведет дела в агентстве?
– Нет больше никакого агентства. Ну, это было особое предприятие мисс Керси. Если бы оно перешло к кому-то еще, там все сделалось бы совсем не так, как раньше.
– И все же она могла бы получить что-то за репутацию и престиж.
– Ей бы пришлось не по нраву думать, что им станут управлять по-иному и, возможно, не так хорошо. Нет, она бы скорее ликвидировала его.
– Оно было весьма успешным, да?
– Самым известным агентством в Лондоне.
– Оно наверняка принесло мисс Керси хорошую прибыль, чтобы та смогла вложиться в драгоценности. Хорошие камни стоят денег.
Тон Уотсон моментально сделался более доверительным.
– Я часто думала, что их вот так и затягивает, особенно когда в юности у них мало чего было. Ведь мисс Керси всегда усердно работала, никогда не веселилась, больших денег не видела, а потом внезапно сделалась довольно богатой. И ей захотелось того, чего она никогда не имела.
– Дорогих шуб и прочего?
– Нет. Забавно, но одежде она не придавала особого значения. Ей было все равно, что носить. И ее это вполне устраивало, ну, вы понимаете, о чем я. Иные люди просто помешаны на одежде, и им всегда надо расфуфыриваться, а есть люди вроде мисс Керси, для которых одежда – это просто покров.
– Я вас понял, – рассудительно ответил Крук. – И часто она выставляла напоказ свои драгоценности?
Уотсон удивленно поглядела на него.
– Вы в том смысле, надевала ли их? Нет, никогда она их не носила. Вот почему я так поразилась, когда услышала, что мисс Керси надела жемчуга перед поездкой в Лондон. В конце концов, в безрассудстве нет никакого смысла.
– А какой смысл был в том, чтобы это все иметь, если она никогда ничего не надевала? – вполне резонно поинтересовался Крук. – Или она хранила драгоценности как гарантию безбедной старости?
– Иногда их вот так затягивает, – совершенно серьезно повторила Уотсон. – В том смысле, когда им приходилось вкалывать, а они себя особо не баловали. Одно время я работала у одного господина, который разбогател, когда ему было почти семьдесят. Самый заурядный скряга был. Никогда и шиллинга зря не истратит, расставался с каждым фартингом, как со старым другом, которого больше никогда не увидит. Часами сидел и перебирал свои денежки. Вот и мисс Керси немного на него походила. Иногда днем запрется у себя в комнате и разглядывает все, что у нее есть.
– В полном одиночестве?
– Разок-другой меня звала.
– А не мисс Флору?
Уотсон покачала головой.
– Мисс Флора всегда говорила, что не видит никакого смысла в собирании множества цветных камней. О, какие же они были красивые, особенно некоторые! Был там один зеленый крест, который она любила больше остальных вещей. Весь из изумрудов. Она крутила его на свету, и он вспыхивал, как зеленый огонь. А потом она смеялась.
– Над чем? – удивленно спросил Крук.
– «Только подумай о людях, которые его носили, – говаривала она. – Подумай о торжествах, где он побывал. Его называют крестом Рональда, это известная вещь, Уотсон. Полагаю, никто никогда бы и не подумал, что в конце концов он окажется у меня».
– Вы правы, мадам, – искренне согласился Крук. – Жизнь – странная штука. По-моему, никто вообще так не думал.
– Там еще и другие были. Она глядела на них так, словно была влюблена. Мне как-то не по себе от этого становилось, потому что в конечном счете мисс Флора была права – это же всего лишь камни.
– Полагаю, вы никогда не знали, отдавала ли она что-то из драгоценностей?
Уотсон изумленно уставилась на него.
– Не думаю, да и в любом случае, кому ей было их отдавать? Сами видите, мисс Флора украшений не носит.
– Она не посылала ничего из них пожилому господину?
– По общим отзывам, он бы тоже не знал, что с ними делать. Неясно, был ли он женат. А если и так, то, похоже, не знал об этом. Нет, мисс Керси скорее бы с жизнью рассталась, чем с этими камнями. «За них мне пришлось потрудиться, – говаривала она. – Никто не знает, как потрудиться… Они воплощают больше, чем ты думаешь. Власть и силу, Уотсон». А потом она пожирала их глазами. Должна сказать, что от вида креста действительно дух захватывало.
– Так вы говорите, когда вы его видели в последний раз?
– Ну, примерно три месяца назад. На самом деле это было в мой день рождения, хотя мисс Керси, естественно, об этом не знала. Это был настоящий подарок. Разумеется, такие вещи никогда для меня не предназначались, но должна сказать, что мне нравилось глядеть на них. Я все время жалела, что мадам не соблюдала этикет, иначе у нее была бы возможность иногда надевать свои драгоценности. Но, по-видимому, ей доставляло такое же удовольствие просто разглядывать их.
– Очень интересно, – задумчиво произнес Крук. – Чрезвычайно интересно. Особенно если учесть, что мне стало известно, где крест Рональда находится последние полгода, и это отнюдь не Кингс-Уиддоус. – Не обращая внимания на начинавшее закипать в Уотсон негодующее недоверие, он продолжил: – Кстати, вы мне не сказали, где в Хемпстеде проживала семья Филлипс.
Перемена темы, похоже, смутила его собеседницу. Она произнесла довольно вялым тоном:
– Они жили на Полтон-террас, дом номер девятнадцать. На самом повороте. Из окна столовой открывался прекрасный вид.