–Тише, тише, – мягко говорит Лена, голос у нее такой спокойный домашний, – не ссорьтесь. Всех вас скоро выпишут, в этом отделение никто долго не лежит. Все скоро будут дома. Все, все, Ирочка, все хорошо. Верка пошутила, она же знает, какая ты умница и все правильно поймешь.
–Меня выпишут? – всхлипывает Ира.
–Конечно, только надо успокоится, чтобы Ольга Семеновна увидела, что у тебя все хорошо и могла тебя отпустить. На, выпей водички, – уговаривает она ее как ребенка.
Пуся тащит кружку и для Ирки. Она затихает, дышит ровнее, достает из кармана платок, трет глаза и сморкается, идет к умывальнику. Мы расслабляемся, Пуся собирает бумажки, Верка перестилает Иринину постель, Лена подходит ко мне, наверно заметила, что я тоже готова разрыдаться.
–Не переживай, в больницах всем как-то страшновато! А здесь тем более – решетки, запоры. Но зав. отделением отличный врач, и человек хороший. С ней всегда можно поговорить.
–Спасибо, – отвечаю я, мне действительно становится легче.
Едва палата обретает прежний вид, к нам заходят сразу три врачихи, удивительно похожих друг на друга в своих белых халатах. Я пытаюсь угадать, которая из них Ольга Семеновна. Они задают вопросы, что-то записывают, уводят Пусю и Веру «поработать в кабинете». На меня никто не обращает внимания. Уже в дверях одна оборачивается:
–Ирина Юрьевна, я, конечно, попрошу заведующую зайти к вам, но она скажет тоже самое.
Дверь закрывается и с Иркой опять начинает твориться что-то неладное. Ее снова трясет, она хватается за спинку кровати, ожесточенно дергает ее, будто хочет оторвать, зубы стучат, глаза дикие:
–Выпишите меня, выпустите!
Мы опять пытаемся ее унять, она дерется не на шутку. Мне прилетает в глаз, тут еще кто-то грубо отпихивает меня, я падаю на пол. Два огромных амбала в белом, скручивают Ирку, привязывают к кровати, сестра тут же со шприцем. Две минуты и все кончено.
–Если еще такое повторится, переведем к буйным, – обещает сестра, закрывая дверь.
Ирка лежит неподвижно, Лена медленно поднимает меня с пола.
–Не ушиблась?
–Глаз больно, – жалуюсь я.
Она вздыхает, мочит полотенце и прижимает к моей дурной голове. Лена, наверное, ровесница моей мамы. Рядом с ней так спокойно. Что она делает в этом безумном месте?
В палату входит пожилая высокая, строгая на вид женщина. Смотрит на меня сквозь толстое стекло очков:
–Вы Лиза?
Я энергично киваю. Она продолжает негромко, но твердо:
–Я Ольга Семеновна. Марина вам говорила?
Я снова киваю.
–Пойдемте в мой кабинет.
Я спешу за ее быстрыми, решительными шагами. Кабинетик у нее крохотный – стол, да шкаф.
–Подождите минутку, я сейчас, – предупреждает она и уходит.
Я присаживаюсь на жесткий стул, рассматриваю от нечего делать, бумаги лежащие на столе. Все в безукоризненном порядке, ничего лишнего. Она быстро возвращается, садится к столу.
–Елизавета, Марина обрисовала мне вашу ситуацию, к сожалению, пока еще ничего не прояснилось.
–Марина не звонила? – спрашиваю я упавшим голосом.
–Как только что-то будет известно, я сразу вам сообщу.
–А пока ничего?
–Нет. Здесь у вас все в порядке?
–Да, да, спасибо.
–В палате с соседями проблем нет?
–Нет, нет, все хорошо. Я даже не понимаю, зачем они здесь.
–У каждого свое, – устало вздыхает Ольга Семеновна, снимает и крутит в пальцах очки.
Внезапно у меня возникает нестерпимое желание рассказать ей обо всех своих злоключениях.
–Вы знаете, у меня здесь такое впечатление, что я тоже немного чокнутая.
–Это почему? – удивляется она.
–Вся эта история с убийством случилось из-за того, что я сама была не своя, не такая… это все началось с того, что я ударилась головой, – захлебываясь, тороплюсь объяснить я.
–Ударилась сильно?
–Да, упала в ванной, с тех пор со мной творится черте что!
Я во всех подробностях рассказываю ей свои сны и ведения. С тайной надеждой, что она как профессионал развеет мои страхи и объяснит все просто, материалистично, без мистики. Но что я слышу в ответ, от этой строгой деловой женщины?!
–А, реинкарнация.
–Что? – не верю я.
–Переселение душ, я думаю, падение тут не при чем.
–А эти сны? А наяву?
–Это нормально. Сейчас очень многие вспоминают отрывки своих воплощений.
–Воплощений, – повторяю я, пробуя на вкус новое слово и не верю своим ушам.
–Случается, что люди во всех подробностях помнят прошлую жизнь, а иногда и не одну.
–Как это?
–Уже многие светила психиатрии давно доказали, что под гипнозом человек может вспомнить не только все события детства, но и прошлую смерть, например. Некоторые специалисты рекомендуют этим методом лечить стойкие фобии.
–Получается, это все правда?! Книжки про переселение душ, фильмы, значит, доказали – душа есть?
–Это даже физики доказали, – просто отвечает зав. отделения.
«Значит, я нормальная? И Серега со своей антикварной машиной тоже.»
–А вы помните что-нибудь? – решаюсь спросить я.
–Во время первой мировой войны я была пехотинцем. Задохнулась во время газовой атаки.
–Вам тоже кажется, что вы были мужчиной?
–Что в этом странного?
–И вы убивали?
–Была война.
Резко и так некстати звенит телефон, Ольга Семеновна берет трубку, коротко, деловито называет какие-то латинские термины, диагнозы, лекарства. Я сижу перевариваю все услышанное. Ничего себе открытие! Она заканчивает разговор, возвращает меня к действительности:
–Елизавета, меня здесь несколько дней не будет. Я лишних людей посвящать не хочу, но вы не волнуйтесь. Как только прояснится с милицией, я сама или Марина вас заберем.
Легко сказать «не волнуйтесь», я возвращаюсь в палату в полном загрузе. А там суета и приготовления: все носятся, прихорашиваются, сдувают пылинки. Только Лена спокойно раскладывает пасьянс, да Ира все еще спит.
–Спонсоры изъявили желание посмотреть, как живут больные, – объявляет Мария, – поскольку в этом дурдоме, мы самые нормальные, то решили показывать нас.
–Нас?
–Ну да, сейчас их привезут.
–Прямо сюда?
–Да, да не тормози, на расческу – расчешись.
Я покорно причесываюсь. Замечательно! Крутые, богатые дядьки придут посмотреть на меня в дурдоме. А если мы потом встретимся, а если кто-то знакомый?! Нет, пока у меня нет знакомых из большого бизнеса.
Медперсонал тоже суетится, забегают по очереди., осматривают, проверяют, уносятся «ветром гонимые». Наконец, из другого конца отделения раздается радостно:
–Идут!
Из нашего окна, видно как у позорного полу– развалившегося крыльца тормозят навороченные джипы, из них выползают пузатые дядьки. Шустрые ребята в дорогих костюмах, достают из машин коробки, передают санитарам. Те тащат их в корпус, лопаясь от важности. Выскакивают врачи, стараются держаться солидно, но видно сразу, с какой жадной радостью они провожают взглядом каждую коробку.
–Ой, глядите, какой хорошенький, – взвизгивает Верка.
–Кто? Где? – оживляется Мария.
Я тоже невольно присматриваюсь.
–Вон, вон, высокий, черненький.
–В синим пиджаке?
–Да, нет же, не пузатый. Вон возле красного джипа. Все, девки, я влюбилась! – Верка мечтательно закатывает глаза.
А я все не могу никак увидеть, кто ее так впечатлил.
–Тот, что достает большую коробку, – подсказывает мне Маша. – Вон, пиджак снимает.
–Какие у него плечи! – радуется Вера.
Я, наконец, понимаю о ком это они. Да, фигура у него классная.
–Ну, обернись, – хором требуют Маша и Вера.
Он поворачивается, объяснять что-то заведующей, и у меня земля уходит из-под ног. Александр! Саша! Меня охватывает паника. «Он здесь! Здесь! А я …. Он меня увидит! Увидит в психушке! Вот вам и свидание! Боже! Что он подумает? Но я же не псих! Как же быть? Как быть?!»
Лена замечает мое состояние.
–Что случилось?
–Я его знаю.
–Кого, красавчика? – подскакивает Верка.
–Да, – выдыхаю я скорбно.
–Так это же здорово! Везет же людям!
–Что везет? Он меня узнает!
–Классно!
–Здесь не то место, чтобы встречаться, – напоминает Лена.
Верка никнет, надувает губки. А Маша сразу находится:
–Мы тебя не покажем, будем стоять все кучей, он тебя и не заметит.
–Точно, их много, нас много, авось не разглядит.
–Может, мне лучше спрятаться? – глупо спрашиваю я.
–Куда? В тумбочку? – уточняет Маша.
Я сдаюсь, ждем спонсоров и как только они заваливают целой толпой, сбиваемся в кучку. Я осторожно выглядываю из-за Машкиного плеча. Вот он мой долгожданный, мой единственный стоит среди толстых, важных дядек с сотовыми. Только руку протянуть, мне безумно хочется броситься к нему, чтобы защитил от всех напастей. Чтобы посмотрел ласково, и я забыла обо всем, обо всем. Я совсем уже готова шагнуть на встречу, но один особенно важный спонсор лениво поинтересовался:
–Я так понял, здесь не буйные, а опасные у вас есть?
Мой порыв разом гаснет, к моему ужасу Александр поворачивается к нам, мне даже кажется, что он меня видит. Я пытаюсь стать прозрачной, и тут Пуся стягивает общее внимание на себя.
–Это мы-то не буйные?
Она подскакивает к гостям, хватает их за руки и тянет за собой напевая:
–Встаньте дети, встаньте в круг, встаньте в круг…
Спонсоры дико таращат глаза.
–Делайте, что она хочет, а то у нее начнется страшный приступ! – подыгрывает Лена.
Пуся строит спонсоров в круг, они испуганно подчиняются. Через минуту в палате, точно как в фильме про Золушку, кружится хоровод из важных пузатых дядек в малиновых пиджаках. Под веселое Пусино пение они даже пытаются притопывать, повторяя ее движения. Зрелища уморительней мне видеть еще не приходилось.
Озадаченные поначалу врачи, еле сдерживают смех. Ну, кто мог ожидать такое?!
Лица лихо отплясывающих остаются тревожно-серьезными, зато Александр не захваченный хороводом, не выдерживает и хохочет до слез. Всех зрителей охватывает бурное веселье, Пуся тоже смеется. Пляски останавливаются, раскрасневшиеся толстяки отдуваются с обиженным видом.
Думаю спонсоры больше сюда не приедут.
Стою у окна, смотрю, как разворачиваются, уезжают крутые джипы. Видно не судьба, нам быть вместе. Саша, Сашенька… обидно до слез, и ничего, ничего не изменишь!
Девочки меня жалеют, Машка развлекает разговорами:
–Не грусти, вернешься домой, все наладится! А потом расскажешь ему все, объяснишь! Он поймет, ну, подумаешь психушка.
–Эх, если бы только это!
–Не грузись, у других и хуже бывает!
–А ты здесь почему? – спрашиваю я, хоть и решила не лезть с вопросами.
–О, это целая история с ведьмами и мистикой.
–Расскажи!
Мы усаживаемся поудобнее, и Маша начинает:
–Все началось с того, что меня угораздило по уши влюбится в женатого мужика. И не то чтоб красавец, так себе, но я втрескалась как дура! А он-то – сволочь! Нет чтоб погасить мои страсти, ответил мне полной взаимностью, сбежал от жены, снял квартиру и позвал меня к себе жить. Я чуть не померла от радости. Все там отмыла, вычистила, обеды, завтраки, ужины. Семейная идиллия, да и только.
–И за это тебя в дурдом? – прерывает ее сонный голос Ирки.
–Проснулась, наконец, соня.
–Как себя чувствуешь? – сочувственно спрашивает ее Лена.
–Голова трещит.
–Чайку хочешь?
Чаепитие устраиваем как на именины. Спонсорских сладостей еще на неделю хватит. Пока все жуют, Мария продолжает:
–А потом такое началось! Не вышептать. Жена пошла в наступление. У нас был дрянной замок. И в наше отсутствие она проникла в квартиру, разодрала все мои вещи, истыкала мои фото булавками, сунула вонючую сушенную птичью лапу под подушку. Мы сменили замок. Она подожгла дверь. Сняли другую квартиру, выходки прекратились.
–Наверное, ее в буйное отделение свезли, – предполагает Ирка.
–Туда ей и дорога, – соглашается Верка.
–Не знаю, что с ней стало, – качает головой Маша, – только нам стало еще хуже. Семен злой как собака, чувства как корова языком слизала. В доме все ломается, рвется, бьется. Мы ругаемся, мать говорит, что нас сглазили. Я жгу церковные свечи, лью святую воду, не помогает. По ночам спать не могу, задыхаюсь, будто кто-то душит. А если и засну, кошмары снятся.
–Точно сглазили, – авторитетно заявляет Ирка.
–Короче, через неделю такой жизни я поняла, что хочу в дурдом.
–И пошла сама?
–Сама.
–Помогло?
–Еще как! Сплю как младенец, ем с удовольствием, даже поправляюсь.
–А мне тоже странные сны снятся, – решаюсь признаться я, – из прошлого, будто бы из прошлой жизни.
–Расскажи!
–Да, рассказывать –то нечего, одни обрывки.
–А я вот думаю из таких снов роман написать, – заявляет Маша. – мне с детства снится одна история.
–Рассказывай, рассказывай, – требуем мы хором.
–Мне гораздо проще прочитать. Уж слишком много времени убила на то, чтобы собрать из обрывков целую историю. У меня получился настоящий рассказ, как из книжки. Сама не ожидала.
–Так он у тебя с собой?
–Да, заканчивала писать уже здесь, – разволновалась Маша, -Ну, так читать?
–Читай, читай скорее!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
МАШИНА ИСТОРИЯ,
ИЛИ
ЦЫГАНСКОЕ СЧАСТЬЕ.
Весна 1242 года. Северная Русь.
Далеко забрел цыганский табор от родных южных степей. Тесны стали бескрайние степи, не разминуться с дикими племенами, что несутся как пожар – от края до края, стрелами застилая небо, криком пугая птиц.. Их кони – ветер, их сабли – кривые молнии. Не понять их черной злости мирным цыганам.
Скрываясь от стремительных татарских отрядов, катили кибитки по лесным дорогам. Стеной поднимались деревья – великаны, страшно было молоденькой цыганочке. Ей едва исполнилось шестнадцать, мир был юн и свеж для нее. Её черные волосы завивались в тугие колечки, отливали синевой, закрывали шалью хрупкие плечи. Она куталась в огромный тулуп и все равно мерзла, закрыла свое смуглое личико большим воротом, только темные глаза сверкали из-под длинных ресниц .
Дед задремал, выпустил поводья, усталые кони медленно брели за первой кибиткой по раскисшей дороге.
Весна не спешила, снег таял медленно, сугробы едва осели, набухли влагой. Среди темных как ночь елей голые березы торчали как белые обглоданные зимой корешки .
Зарема потянула деда за рукав :
– Скоро мы приедем? Я устала и замерзла, есть хочу!
– Ефим говорил, ещё до заката покажется городишко, – неохотно пробурчал он себе в седую кудрявую бороду.
– А нас там примут? – не отставала Зарема.
– Русичи всех принимают. Да мы и едем не с пустыми руками.
– Чего же мы им дадим?
– Не дадим, а обменяем, – дед назидательно поднял палец. – У южных народов мы выменяли дорогие камни. Русичи любят лалы и крупные яхонты. Они дадут нам пищу и защиту, а за твои песни знойные и мёду нальют.
– Мы и свадьбы у них справлять будем? Здесь так холодно.
– Холодно, да мирно, – дед нахмурился, косматые брови закрыли глаза. – Там, где война– нет ни обмена, ни торговли. Грабеж, смерть и слезы. Нам там делать нечего! А тепло скоро и в лес придёт, снег растопит, землю согреет.
– Неужели, и здесь цветы зацветут? – не поверила Зарема.
– И цветы будут и ягодки, – улыбнулся старик. -Все поляны будут полны.
– А ягоды здесь красные?
– И красные, и чёрные, а сладкие как рахат-лукум.
– Не может быть! – звонко рассмеялась девушка.
К их кибитке подлетел всадник, от коня валил пар, молодой цыган распахнул короткий полушубок под ним красная рубаха как грудь снегиря, лицо разрумянилось, тёмные волосы трепал ветер.
– Ух, еле вас догнал! Хотел зайца поймать, да ушёл косой!
– На зайца силки нужны, – крякнул дед. – Одни дурни за ними гоняются!
– Какие же силки, когда мы в этом лесу в первый раз, -возмутился парень.
– Это ты в первый, а я уж не первый раз бывал.
– Что ж силки не расставил? – огрызнулся Селим.
Зарема хихикнула в кулачок. Дед хотел обругать молокососа, но только рукой махнул.
– Я вперед поскачу, на моём скакуне шагом тащиться, только коня портить, – хвастливо заявил Селим.
Он поднял своего вороного на дыбы и понесся с гиканьем. Зарема восхищённо смотрела ему в след, дед усмехнулся:
– Погоди, погоди, снег сойдет, трава проглянет, и справим вам свадебку.
– Красиво? По всем правилам? – мечтательно спросила Зарема.