Несколько позже мы перешли к пиву, и к полудню я была совершенно пьяна, хотя совершенно этого не осознавала, поскольку до тех пор никогда не пила так много – выпивка меня особо не привлекала.
Находясь в том славном и беззаботном состоянии, когда чувства и мысли притупляются, я взглянула на море – оно выглядело таким прохладным и притягательным, что я решила пойти искупаться. Море немного волновалось, но не сильно, поэтому я заплыла за волнорезы, чтобы расслабленно полежать на поверхности воды. Когда же наступило время возвращаться обратно к берегу, я вдруг заметила, что оказалась во власти сильного прибрежного течения, стремительно уносящего меня в море, в общем направлении к скалам, торчащим на дальней стороне бухты.
Я запаниковала и попыталась плыть против течения к берегу – именно то, чего делать не следует, – но у меня не хватало сил бороться с потоком. Я занервничала еще больше, и в этот момент меня накрыло огромной волной, а затем еще одной. Я ушла под воду и начала захлебываться. Я поняла, что сама не выплыву, и начала звать на помощь, но поскольку я находилась достаточно близко от берега, никто не верил, что я действительно в ней нуждаюсь.
«Караул! Помогите! Спасите!» – кричала я сначала по-итальянски, затем по-английски, затем на всех языках, которые знала. Я видела, что люди смотрят на меня и смеются. Затем я снова несколько раз ушла под воду, захлебываясь все сильнее, и тогда, наконец, люди поняли, что я действительно не могу вернуться, и побежали к воде.
Несмотря на то, что мое положение было бедственным, я начала ощущать внутри чрезвычайно мощное и в то же время спокойное пространство. Чем больше я погружалась под воду и захлебывалась, тем больше отстранялась от происходящего. Мое тело тонуло, мой ум паниковал, но при этом какая-то часть меня просто наблюдала за всем этим, почти смеясь или улыбаясь – не вовлекаясь и не беспокоясь. Я не могла не бороться, не могла не паниковать, но все же что-то внутри меня оставалось незатронутым, невовлеченным, и это было очень новое ощущение.
Один из парней поплыл мне на помощь. Барахтаясь в воде и изо всех сил сражаясь за свою жизнь, я потянула его за собой под воду, – естественно, он испугался, что не сможет вернуться на берег, и отпустил меня. Я снова стала захлебываться. Не помню, чтобы я хоть раз потеряла сознание, хотя к тому времени это уже должно было случиться, потому что я практически не дышала, а только глотала воду. Затем, наконец, коренастый австралиец, который очень хорошо плавал, бросился в воду, схватил меня в крепкое объятие спасателя и вытащил на берег.
Двое других ребят выкачали из моих легких воду, а затем, помню, меня рвало по всему пляжу. Я была истощена, изнурена, но все же благодарна за возвращение к жизни – благодарна также за то, что испытала что-то за пределами жизни и смерти. Переживание незатронутости было очень мощным и оставалось со мной все то время, пока я приходила в себя, лихорадочно вбирая воздух и изрыгая воду, как выброшенный на берег кит.
Мы с Лидией провели еще несколько дней в Греции, а затем двинулись дальше, на север, по направлению к Амстердаму. На огромных грузовиках мы пересекли автостопом всю Югославию и Германию.
Помню, что мне приходилось спать на грузовике, под грузовиком, внутри грузовика. Я изучила грузовики снизу доверху, вдоль и поперек.
В Мюнхене, пока я ожидала в метро поезд, меня посетило виде́ние. Я стояла на платформе, чувствуя себя довольно уставшей и немытой. Мы были в пути уже три или четыре дня, тормозили машины, спали в трейлерах и давно не принимали душ и не стирали свои джинсы. Немецкое метро было очень немецким в своей аскетической серости, бесцветности и мраке, а движущиеся мимо меня сплошным потоком люди вполне соответствовали обстановке и не очень отличались друг от друга. Внезапно посреди всей этой серости я увидела красивого высокого блондина, одетого в ярко-оранжевую одежду и с ситаром через плечо. Он, можно сказать, сиял чистотой и излучал жизненную силу. Я просто не могла поверить в его реальность. Затем он растворился во мраке толпы, и больше я его не видела. Через час мы с Лидией оказались в мюнхенском Английском саду, в той особой части этого парка, где собираются путешественники – по-моему, она называется Газебо – и там видение явилось ко мне снова – белокурое божество восседало на холме и играло на своем ситаре. Мы с Лидией посмотрели друг на друга, и у нас обеих промелькнула в голове одна и та же мысль: «Вот это да!»
Ожерелье из деревянных бусин, которое висело у него на шее, выглядело довольно странно. Когда я подошла к нему поближе, я разглядела, что на ожерелье есть также медальон с фотографией бородатого мужчины необычного вида. Впечатление странности усилилось еще больше. Когда молодой человек перестал играть, нам удалось завязать с ним разговор и познакомиться. Он сказал, что его зовут Говиндас, и в ответ на наш вопрос, не знает ли он какую-нибудь недорогую гостиницу, в которой мы могли бы переночевать, он предложил нам провести ночь в медитационном центре, где остановился сам.
Разумеется, мы согласились, но, когда мы туда приехали, я начала чувствовать себя неловко. Во-первых, все выглядели такими чистюлями, что меня начала смущать моя собственная замызганность. Во-вторых, везде было очень тихо, все ели только вегетарианскую еду и выглядели очень необычно в своих ярко-оранжевых одеждах. На стенах висели фотографии все того же бородатого человека, и я впервые осознала, что кроме «Битлз» существуют еще люди, которые увлечены духовными учителями, мастерами и гуру. Я настолько чувствовала себя не в своей тарелке, что на следующее утро быстро собрала вещи и исчезла, захватив Лидию с собой. Она последовала за мной с неохотой, поскольку явно «запала» на Говиндаса и с удовольствием осталась бы там подольше, не обращая особого внимания на какого-то гуру.
Мы с подружкой с огромным любопытством открывали для себя новые места, поэтому, добравшись до Амстердама, подолгу ходили по городу, сидели в кафешках, в парках, гуляли вдоль каналов и исследовали ночную жизнь города. Мы были беззаботными и безмятежными и не думали ни о каких опасностях, которые могут подстерегать двух девушек в огромном городе.
Однажды поздно вечером мы шли по темной узкой аллее, срезая угол между двумя центральными улицами, и вдруг перед нами, как будто из ниоткуда, выросли два здоровенных мужика. Они преградили нам путь и вцепились в Лидию. Я оказалась на расстоянии трех метров от них. По мнению мужиков, я, видимо, должна была убежать – но, даже не успев ничего подумать, я на полной скорости рванула к ним. Они были такие крупногабаритные и такие высоченные, что мне каким-то образом удалось проскочить между ними на уровне ног, схватить Лидию за руку и вырвать ее из их лап. Хотя сердце у нас ушло в пятки, мы бежали изо всех сил и не оглядываясь, пока не достигли безопасной центральной улицы. Все это случилось в считанные мгновения. В общем, в моих поисках умиротворения покой мне пока только снился! Тем не менее я была довольна своими действиями, и у меня появилось ощущение, что мне следует позволять себе быть спонтанной и импульсивной, и тогда жизнь обо мне позаботится.
Еще большие неприятности ждали меня впереди. В надежде закрутить роман с Говиндасом, Лидия решила вернуться в Мюнхен, я же направилась на испанский остров Ибица с новоприобретенной подругой, молодой итальянкой, которую звали Рита. На юге Франции, на большой магистрали за пределами Лиона нам никак не удавалось тормознуть машину. Наконец, один автомобиль остановился, и мы испытали такое облегчение, что сели в него, не посмотрев, кто за рулем. Оказавшись в машине, мы по характерным чертам узнали в водителе марокканца. Это была не очень хорошая новость. Ребята, ездившие автостопом, не раз предостерегали нас от поездок с марокканцами, которые могли представлять опасность для женщин. Однако этот парень выглядел безобидным. «С таким мы наверняка справимся!» – шутили мы с Ритой. Моя подруга сидела на заднем сидении, поскольку по-французски говорила я. Мы спросили водителя, куда он едет, и он ответил, что до самой Барселоны. Поскольку там мы могли сесть на паром до Ибицы, то окончательно успокоились и приготовились к продолжительной поездке. Нам предстояло провести в пути около полусуток. Первые шесть часов прошли довольно спокойно. Я болтала с водителем, благо он свободно говорил по-французски, и, хотя он откровенно заигрывал со мной, я чувствовала себя расслабленно и уверенно. В какой-то момент водитель сказал, что проголодался, остановил машину на придорожной стоянке, достал апельсин и начал чистить его ножом устрашающего вида – таким, который открывается одним щелчком, обнажая тонкое острое лезвие. К этому времени уже наступила ночь, и лезвие тускло поблескивало в свете фонарей. Все это выглядело как предупреждение, но вскоре мы снова двинулись в путь, и, пока водитель был за рулем, мы чувствовали себя в безопасности.
Вскоре мы с Ритой заснули. Позже в ночи я услышала, как машина свернула с трассы на боковую дорогу и через некоторое время остановилась. Я открыла глаза, огляделась и увидела, что мы стоим посреди бескрайнего поля, и вокруг ни души. В первый раз я по-настоящему испугалась. Однако марокканец по-прежнему казался совершенно безобидным и просто сказал: «Я хочу отдохнуть. Давайте несколько часов поспим, а утром снова тронемся в путь».
Мы с Ритой достали из машины спальные мешки и разложили их в поле, а водитель лег в машине. Рита заснула, я – нет, и, разумеется, не прошло и получаса, как я услышала, что в тишине ночи открывается дверь машины, и к нам приближаются шаги.
Я мгновенно подскочила и спросила марокканца:
– Что вам нужно? Вы чего-то ищете?
– Пошли спать со мной в машину, – сказал он с надеждой в голосе.
– Нет, нет, возвращайтесь в машину, мы будем спать здесь.
– Ладно, тогда я лягу спать с вами.
– Нет, нет, нет!
Разговор, состоящий из этих реплик, продолжался довольно долго, и мне потребовалось все мое знание французского, для того чтобы убедить этого парня в том, что ему не удастся запустить руки к нам в штаны. Он мне не угрожал – в его руках не было ножа – он, скорее, умолял меня, и это позволяло мне контролировать ситуацию. Затем марокканец изменил тактику и начал жаловаться, что не может заснуть, что вконец меня разъярило. Я разбудила подругу и сказала: «Так, поехали. Оставаться здесь нет смысла, если мы все рано не будем отдыхать».
Я убедила водителя сесть за руль, и, наконец, мы с Ритой снова заснули в машине. Несколькими часами позже меня резко пробудил от крепкого сна ужасающе громкий звук, скорее даже грохот. Я открыла глаза и прямо напротив нашей машины увидела огромный грузовик, а затем нас закружило, завертело… Ветровое стекло рассыпалось вокруг меня на сотни мелких осколков, а водитель бился головой о руль. У меня не было времени, чтобы почувствовать страх. Наоборот, ощущение было такое, что я просто наблюдаю за происходящим, как будто это кино, в котором я на самом деле не участвую, – меня снова охватило странное состояние незатронутости при непосредственном столкновении с опасностью и смертью.
Наконец, наша машина остановилась. Я была такой сонной и расслабленной в момент столкновения с грузовиком, что не получила никаких повреждений, не считая синяка на колене, которым я ударилась о приборную доску. Рита, лежавшая на заднем сидении, тоже не пострадала. Убедившись, что с нами обеими все в порядке, я впала в панику. В моей голове сработал сигнал тревоги. Мы не раз слышали от разных людей о том, что французская полиция не очень жалует путешествующих автостопом, и, если авария произошла по вине марокканца, в чем я почти не сомневалась, нас могли задержать для допроса или даже бросить в тюрьму. Все, о чем я думала, – как поскорее унести отсюда ноги. Я посмотрела на водителя – он был без сознания. Определить, насколько сильно он пострадал, я не могла. Уже взошло солнце, и стало совсем светло. Мы находились на оживленной автотрассе, одной из главных магистралей, соединяющих Францию и Испанию, и люди начали останавливать свои автомобили, чтобы посмотреть, что случилось.
Как только мы увидели, что есть кому вызвать «скорую» и полицию, мы схватили рюкзаки и исчезли. Поскольку никто на самом деле не заметил, что мы были в машине, нам удалось пробраться сквозь толпу и свернуть на боковую дорогу. Как только на ней показалась первая же машина, мы «проголосовали», чтобы нас подвезли. Машина сразу же остановилась. Мы быстро в нее сели, пыхтя и задыхаясь от страха, волнения и облегчения. Когда мы посмотрели на наших спасителей, то увидели, что это два марокканских парня!
Слава богу, мы были всего лишь на расстоянии полукилометра от испанской границы, и как только автомобиль остановился на паспортном контроле, мы выскочили из машины. «Что случилось?» – закричал один из парней нам вдогонку, но мы были полны решимости покончить с марокканцами и просто махнули им на прощанье рукой. Несколько часов спустя мы добрались до Барселоны: нас согласился подвезти один немолодой, приличного вида испанец с женой. Ехали мы медленно, но зато в безопасности. Вечером того же дня мы сели на паром до Ибицы и через двенадцать часов были на месте.
Ибица считалась среди молодых путешественников «местом силы», и мне было очень любопытно, кого же я там встречу. К этому моменту я уже объездила всю Европу и, хотя пережила несколько ярких приключений, нашла не так уж много ответов на… сама не знаю, на что, поскольку в тот момент мой поиск был весьма туманным и запутанным – настолько, что я совершенно не понимала, чего ищу.
Поскольку я слышала, что на Ибице можно встретить самых разных людей, в том числе весьма бывалых и видавших виды, я с большим интересом относилась к этому месту. В последующие несколько дней я обнаружила, что большинство посетителей острова – в основном такие же молодые люди, как я сама, – очень увлечены наркотиками. Вся атмосфера острова была беззаботной: днем – отдых на пляже и посиделки в кафешках, затем, ближе к ночи, вечеринки, музыка и «трипы»[1]. Наши с Ритой пути разошлись, и вскорости она покинула остров.
Я подружилась с молодым испанцем, которого звали Хуан. Он предложил мне комнату в своей финке, или вилле, сразу за чертой небольшого городка Сан-Карлос. Последующие несколько дней я провела много времени лежа в гамаке за домом, блуждая взглядом по окрестным полям и довольно неудовлетворенно задаваясь вопросом, обретет ли когда-нибудь моя жизнь чуть больший смысл, чем до сих пор. Перспектива вернуться обратно в Италию, ничуть не поумнев, за тем чтобы «образумиться и найти работу», наполняла меня отчаянием. Это было все равно что снова вернуться в тюрьму, из которой мне только что удалось бежать.
Как-то раз Хуан сказал мне, что один его друг привез «сюрприз», и все, кто живут в доме, – человек шесть путешественников – приглашаются на встречу с ним. Вечером был устроен большой ужин – Хуан приготовил на огне поросенка. Мы пили сангрию, слушали музыку и ждали, что же будет дальше. После ужина Хуан достал горсть крошечных таблеток, объявив, что это ЛСД. Затем он повернулся ко мне, протянул руку и спросил, не хочу ли я испытать это на себе. Я занервничала, но все же решила попробовать. Быть может, этот опыт принесет мне ответы на мои вопросы.
Сейчас я уже не вспомню все то многообразие цветов, картинок и видений, которые приходили ко мне на протяжении последующих нескольких часов, но то, что я помню очень отчетливо, – это яркое ощущение бесформенности. Я сидела на софе рядом с парнем, которого звали Миммо. Мы не касались друг друга, не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, но я чувствовала, что между нами происходит какое-то общение. Мы как будто превратились в чистую энергию, которая выходила за пределы наших тел, и эти две энергии играли, взаимодействовали друг с другом. Ощущение было такое, что мы с Миммо танцуем, не двигаясь, даже не поворачивая головы. До сих пор я воспринимала себя только как физическое тело – «вот это я, я существую только в пределах своего тела» – теперь же я чувствовала, что теряю границы. Я была чистой энергией, растворяющейся и сливающейся с энергиями вокруг себя. Я была уверена, что это не галлюцинация. Помню, как я подумала: «Вот – это оно. Теперь я знаю, какая я на самом деле».
Когда действие наркотика закончилось, и я снова пришла в нормальное состояние, я обнаружила, что переживание бесформенности невозможно удержать – я не знала, как сохранить его и сделать своей реальностью. Поэтому я задалась целью выяснить у других, как попадать в это состояние «на постоянной основе». «Что с вами происходит во время „трипа“? Чувствуете ли вы себя как энергию? Как долго вы там пребываете? Что помогает вам там оставаться?..» На вечеринках, в кафе, в ресторанах, на Сансет-бич… везде, где прием наркотиков был обычным делом, я вовлекала людей в беседу об их переживаниях. Большинство из них охотно рассказывали о своих опытах, но почему-то никто не давал мне дельных советов или не делал практических предложений, за исключением людей постарше и поопытней, которые говорили почти в один голос: «Камилла, об этом не спрашивают. Это делают. Все, что нужно, – это сотня „трипов“. Тогда ты узнаешь все, что только можно узнать».