– Где ты достал палку?
– Твоя мать принесла.
– Она мне не говорила.
Пару минут мы сидели беззвучно.
– Если честно, дедушка, мне пора.
– Не забудь сообщить, как доберешься.
– Конечно.
Я немного промедлила у калитки. Совсем старый. Будет ли ходить к нему Петре? Конечно будет. Он не такой как я. На душе чувство, словно я стою на торжественном аутодафе. И смысл каяться, раз все равно сожгут.
Так, теперь церемония с Ниной и все.
Я кое как добралась через листву до метро. Естественно давка. Но радует, что в последний раз. В Мороуо то такого нет. Интересно, все ли там так как говорят? На эскалаторе на меня навалился брюхатый мужик. Икнув, он, видимо, вежливо извинился:
– Merci.
– Grand plie.
Моим ответом он был доволен.
Нины дома не было. Скорее всего она в лавке. Так точно, Нина свистела и составляла сдобную композицию из засушенного хлеба.
– Привет-привет, я не скоро закончу. Час назад пришел хороший заказ на корзину, мне нужно составить блестящий букет. Заметила, как я похудела? Кучу денег отдала за трехдневный курс подавления аппетита.
– Заметила.
На меня с ее стороны – никакого интереса.
– Я улетаю.
– Да, я слышала. Счастливого полета! Когда вернёшься?
– Не знаю. Может никогда.
– Что такое?
– У меня нет обратного билета. – я пожала плечами. – Как-то так.
Нина недоуменно уставилась на меня.
– Зачем ты летишь туда? Ты прекрасна устроена здесь. Ты счастлива, у тебя такой замечательный Петре. Тебе просто нужно подумать о детях.
– О чьих?
– О своих, конечно. Пора бы.
– Нина, можешь просто понять меня?
– Наверное нет. Подожди, но ты в Комитете не дошла до Толи.
Ее лицо перекосилось.
– К нему переведут нового педагога. Я обо всем договорилась.
– Но я платила за тебя, а не за другого.
– Он хорош.
– Здесь нет никого лучше тебя!
– Тебе вернут деньги, и бесплатно пару раз в неделю с Толей будет заниматься словарь и филолог, я попрошу.
– Ужас.
Нина вроде как утихла. Но она продолжала смотреть на меня как на человека, который путает шпица с овчаркой.
– Ладно, я пойду.
Я вышла из магазина. Злая и раздраженная. Нина выбежала за мной, видимо не допела мне какой-то псалом. Я ускорилась, она ни за что не бросит лавку, и за переходом я ее уже не видела.
Таксист не захотел подвести меня прямо к аэропорту, как он сказал боится. Пронюхав кого везет он решил поживиться. Я сунула ему тысячу. Он принял ее и не подавился. Я же оставила дверь распахнутой, когда выходила. Пусть протрясется свинья. Меня муторно досматривали 50 минут, чтобы впустить на территорию аэропорта.
Я немного замешкалась. Пустое поле. Здесь не было ни самолетов, ни… да ничего здесь не было, кроме метеостанции и невысокого здания, скорее даже оно походило на надстройку, переходящую в землю. Но люди шли туда. И я, соответственно. Никто не удивлялся. И мне приходилось, соответственно. Чуть не по мне проехал желтый грузовик-фургон. Ладно. Опять досмотр. Более щадящий, минут 20. Впустили в надстройку. За стеклянными раздвижными дверьми уходили вниз два эскалатора. И чем ниже я спускалась, тем больше раскрывалось пространство со стойками регистрации, залом ожидания и мелкими закусочными и ресторанами.
В Duty-Free я вспомнила таксиста, толстобрюхого вымогателя. Короткоутробистая сволоч. Мне хватило на воду и печенье. Самое дешевое. Еще осталась мелочь на кофе. Заказала у стойки, села у окна. Официант был не против, что я распаковала свое печенье. Он знал кто я. Поздравил. Поблагодарила. Светило солнце. Из-за листопада отменены все рейсы, посадка запрещена, но не для самолетов, летящих из и в Мароуо. Куда я лечу, зачем? Что буду там делать, без денег, одна? Из окна я видела два огромных белых самолета с черными полосками.
Чекин. Паспортный контроль. Я спустилась с остальными пассажирами в стеклянную будку. Небольшое помещение, несколько диванчиков. Вот-вот откроются двери и мы выйдем на взлетную полосу. В загоне плохо пахло, бензином что ли? Двадцать минут в этом стойле мы ждали посадки. Холодно. Очень холодно. Маленький самолет. Подъехал перронный автобус, я встала у двери. Поднялись по трапу. Роскошный салон. Кресло удобное. В самолете душно. Ненавижу перелеты.
Разносят еду.
– Погодите, вы же член-корреспондент ФИЛЛИТа?
С заднего ряда бестактно вопрошало женское произведение.
– Вы ошиблись.
– Да нет же, это вы! Вот!
Тетка тыкнула в меня журналом. Я на развороте, даже с интервью. Любопытно, когда я успела его дать? Хотя бы фото приличное, уже приятно. Правда пятилетней давности.
– Да это вы, что отнекиваться-то? Луиза, эмм… Семятина!
Здесь тетку замкнуло. С чего я вдруг стала Луизой? И фамилия моя Сирянтьева. Да и путевки, как правило, возвращают пассажиров обратно. Меня же выкупать никто не собирался.
Тетка надоела соседу.
– Да что вы к ней пристали?
– А вы ко мне.
– Да мне на вас чихать.
– Утрите нос.
От меня отстали. Подошла высокая талия – стюардесса.
– Паста, рис?
– Рис.
– Саке, пиво?
– А вино у вас есть?
Стюардесса фыркнула, но чеканная улыбка оставалась на месте.
– У нас много чего есть. Какое предпочитаете?
Стюард принес тарелку белого риса с орехами и чипсами. Приборы, салфетки и несколько видов соуса. Открыл бутылку бордо, понюхал пробку. К чему это? Будто по мне не видно, что я тут просто затесалась среди багажа. Вино мне понравилось. Рис тоже. Я выпила бутылку, но уснуть не могла. Пару раз нас трясло. Лететь еще час – мука.
«Работа. Группа студентов. Третий курс. Едем в автобусе. Сегодня разбираем новеллу хлюпкого парня. Не помню имени. Он приятно читает. „…и мы начали борьбу с безумной тягой…“ Я останавливаю. Так не годится. Проще…».
Меня разбудила стюардесса. Садимся.
Город
У самолета меня ждала машина, три мужчины, два в смокингах и темных очках, третий в пальто с камерой. Посадили на переднее. Остановились в центре. Вышли. Букет цветов. Пару снимков с «радостным восхищением». Пожатие рук. Любезное прощание, с наидобрейшими пожеланиями. Я осталась одна. В ладони я сжимала пять тысяч юнит. Какой элегантный и куртуазный жест от моего правительства. Для моего правительства. Но все же, бонус приятный.
Все кажется особенным. Красивейшие барочные небоскребы, бионические двухуровневые конструкции, органические произведения. Все кружило голову помпезностью и богатством. Неон, стекло, вода. Всюду бутики, кафе, рестораны. Цены кошмарные. Люди одеты по сумасшедшему невероятно, но безусловно стильно. Я остановилась у здания народного парламента, его фасадная стена – водопад. Как такое возможно? Рядом на лавке, кучковались несколько школьников, курили.
Я вышла на проспект с еще более красивыми и дорогими витринами. Здесь уже более классические костюмы.
Надо бы позвонить матери, сказать что я долетела. Набираю ее номер – тишина. Так несколько раз. Звоню деду, тоже самое. Затем мне пришло сообщение, что иностранные номера заблокированы.
Прекрасно.
Я зашла в торговый центр. Живот урчит. Сколько я так гуляю? Часа три, не меньше. Нужно перекусить.
Первый этаж был навален полками с разнокалиберными флаконами, фруктами и сухими закусками, заедками. Тут были и утиная копчёная грудка на палочке, как эскимо, с разными обсыпками: драже, орехи, крошка; конфеты из сухофруктов и хвои; дубовые корни в остром маринаде. Крутая лестница изгибалась на второй этаж. Я не рискнула подняться. Флакончики духов начинались от 400 юнит. Снедь от 70. Нехило. Я вышла из центра и тут же ко мне пристал мужчина.
– Какое самое популярное имя в Зимбабве?
Я стушевалась и не могла произнести ни слова. Мужчина махнул на меня рукой и прошел мимо, приставая к другим. Кто-то его стукнул в висок, у мужчины пошла кровь, но он пошел дальше, будто с замахом ему ответили, что самое популярное имя в Зимбабве – Джамал. Я опешила.
Надо бы выйти из центра, может цены в окраине придутся по меньше? Так я прогулялась еще минут тридцать- все тоже. Но мне повезло. Я уткнулась в конец одного узкого переулка, где в цоколе я нашла недорогое кафе. Зашла. Обед – двадцать юнит.
Отлично. Не совсем дешево, но и не так кусаче.
Я села за круглый столик на двоих. Гостей немало, видимо место популярное. Но почти каждый ест, уткнувшись в планшет.
Девчонка с черной челкой положила передо мной корзинку с хлебом и тарелку томатного супа. Весьма, весьма. Когда я доела суп, ко мне подошел уже румяный парень с карбонарой. Забрал грязную посуду. Феноменально вкусно.
Необычное место. На стенах проколоты дыры, в которых можно увидеть отражение, либо пейзаж саванны, или охотившуюся гобийскую серую кошку.
Последнее, кофе с шоколадом. Одно скажу – качество продуктов тут лучше. Как я понимаю, это бюджетное место, по нашему – столовая. Однако как же здесь красиво. Определенно.
Теперь бы найти жилье. Только где? Я спросила у официанта, как обычно здесь с этим делом? Он сказал, что найти жилье дело нереальное. Все стоит бешеных денег. И я могу лететь домой. Благодарю. Становится страшно. Официант осмотрел меня, пялился на ноги. Потом подошел и сказал, что у него есть знакомый, он может помочь, но за небольшой гонорар. Вопрос какого рода не стоял, это было очевидно. Я расхохоталась. Когда я сказала, что об этом не стоит и думать, официант оставил меня. Однако подошел через десять минут с узким как вобла, но осанистым приятелем.
– Это вам нужна комната?
– Квартира.
– Квартира 2500 юнит, комната 300.
– Что за комната?
– Покажу.
– Далеко?
– Нет. Рядом. Поэтому и 300.
– Выходит есть и дешевле?
– Клопушник всегда найдется.
– Нет, благодарю. Пойдемте посмотрим.
– 300 юнит.
– Я поняла.
– Не особо. Мне. Сейчас. 300.
– Вы шутите?
– С чего вдруг?
– Я и комнату не видела.
– И к чему удивление?
– Я не могу платить вам не понятно за что. Это абсурд.
– Вы, молодая дама, узнаете что есть абсурд, когда я уйду, и холодной ночью столкнетесь со шпаной и крысами. Удачи.
Парень поклонился.
– Хорошо! Держите.
Я недовольно кинула перед ним на стол три сотки.
– Вот и отлично. И не надо сердиться. – Парень свернул деньги в трубочку и сунул в карман. – Дом кирпичный, противно розовый. Улица Ксендз 4.
– Я сейчас вызову полицию.
Я была в ярости. Парень же спокойно отшучивался:
– На этот адрес? Без них не зайдете?
Я еле сдерживаясь, вбила в карту этот адрес. Однако, к моему изумлению, он существовал.
– То есть вы меня не проводите?
– То есть верно.
– А ключи?
– О чем вы? Здесь никто не закрывает двери. Это не законно.
– Верните деньги.
– Нет уж. И прекратите упрямиться. Вы мне глубоко симпатичны, хоть это и странно. Не хочу чтобы с вами что-то случилось. Идите по этому адресу. Ваша комната «У синего моря» самая дальняя по коридору, на первом этаже.
– Название комнаты вы придумывали?
– Отчасти. А вы, я смотрю, всем недовольны. Но я вас прощаю, за вашу не осведомленность. Однако, если бы вы согласились отблагодарить меня как положенно, отношение мое было бы приличней.
– Да идите вы к черту!
– А посылать меня не нужно, но вы меня еще вспомните, через недельку, когда освоитесь. Я, кстати, как говорят, весьма силен и покладист.
– Это-то вы к чему?
– Моя фамилия Фролов. Если будут вопросы пишите.
– Куда?
– Мой номер лежит в почтовом ящике. Или прибит к двери. Найдете.
Парень приподнял кепку и удалился.
Официант бойкотировал вопросы о Фролове. Ладно.
По крайней мере дом существовал.
Я зашла в парадную и растерялась. Старый ремонт. Две лестницы – наверх и вниз, плюс пять дверей. Меня окликнула толстая женщина с противнем.
– Та-ак. Это вы стало быть будете жить у моря?
– Простите?
– Ах, боже мой! У меня пирог не готов, а я должна следить за вами! – женщина взяла меня под локоть и указала направление. – Вот, выходишь в эту дверь, налево и через двор в первую парадную. А там прямо до конца по коридору. Меня зовут Етлая. Если захочешь есть – угощу. Я живу в квартире. Можешь заглянуть, но не части. Я то, человек больной, видишь руки какие толстые? Ну давай, ты это, не блуждай только.
– Уж постараюсь.
Во дворе росла стеклянная трава. Мальчишки срезали ее, собирали дымовуху. Я прошла двор, солнце. Зашла в первую парадную и пошла по коридору.
Слева в неприкрытой двери, я увидела совсем худую девушку с красивым лицом. Она сидела на коленях, в захламлённой узкой комнате и смотрела фильм. На ней – старый коричневый палантин. Из комнаты несло пылью, и в целом, она походила на гробницу. Я переглянулась с девушкой, она улыбнулась и предложила зайти. Я ответила, что позже, мне нужно осмотреть свою комнату. Она кивнула. В двух метрах, справа, находилась уже моя дверь. Я не успела и взяться за ручку как меня одернула сухая старуха.
– Зайди ко мне. Ты же будешь здесь жить?
Она с силой потянула меня к себе в нору. В прямом смысле. Дверь ее была заколочена фанерой, и оставалась дыра у самого пола. В нее старуха и пролезала. Я не видела смысла даже задаваться вопросом, если она так успешно ныряет в стратосферу, ее дело. Но проползать внутрь не хотелось. Казалось, что там логово гадюк или вшей и чего похлеще. На вершине двери прибит коммунистический плакат.
– Простите, я очень устала. Загляну к вам обязательно, но позже. У меня болит спина.
Старуха с таким страхом в глазах обдала меня, будто она член НСНРП, а я сообщила о его роспуске. Я решила шуткануть.
– Вы, наверно, придерживаетесь левых позиций?
Старуха испуганно вскрикнула и стремглав нырнула в нору. Наверное не стоило начинать с этого. Поначалу думала заглянуть к ней вниз, извиниться, ну да ладно. Полагаю, она меня больше не станет дергать. Я обернулась. Красивая девушка выглядывала из своей комнаты, хихикала. Меня это все порядком начало раздражать. Я снова поплелась в свою комнату. Прямо перед дверью, с треском упала балка. Я подняла голову, на потолке красовалась черная дыра. Я помолилась. Уже и не вспомню чему.
– Эй, девушка! – из дырки сверху показались два стеклянных глаза.
– Что вам надо? – я уже не церемонилась.
– Вы кто?
– Кто я? Да в чем дело?! – я взбесилась. – Я новый жилец с тяжелым кулаком!
Я как остервенела. Глаза скрылись. Не нагнала ли я страху на весь дом? Надеюсь мне это не аукнется. Я зашла в комнату, в совершенно пустую, небольшую, квадратную. С широким окном. Здесь не было ничего, кроме синего совка и крошечной метелки по центру. Видимо, прикрывает щель. Нет, не щель. Под совком лежала бумажка с убористым почерком «будьте любезны, содержать комнату в чистоте», я огляделась. Что ж, не обещаю, но постараюсь.
В дверь постучались. Я в каком-то аффекте открыла. На пороге стоял немного сгорбленный мужчина в буденовке черного цвета с желтой нашивкой.
– Вы спекулируете?
– Я? Что?
– Ну, того… самого… Маклачите?
– Как ваше имя? – мне нужно было как-то к нему обращаться.
– Чье? Мое? А… А зачем вам! Вы из службы? Я… Так я тоже!.. Я как проверка! Проверяю… тоже… – мужчина запинался, потел и побелел. Я уже забеспокоилась, что он вот-вот даст дубу.
– Послушайте, гражданин, по всем вопросам приходите в часы приема после шести. А пока – всего доброго.
Я закрыла дверь. Я была уверенна, что он еще стоит под дверью, белый и мокрый.
Прилечь бы. Может попросить одеяло у девушки? У нее наверняка найдется какая-нибудь тряпка в этой куче хлама. Я вышла из комнаты. Спекулянт сидел под дверью. Весь съежился.
– Только не бейте. – вымолил он.
– Да зачем это мне?
Дверь соседки была также раскрыта, я постучалась в наличник.
– Ты пришла! – девушка радостно воскликнула. – садись ко мне! Я смотрю…
– Я могу попросить тебя дать мне на время одеяло? В моей комнате нет даже матраса. Могу заплатить.
Из ниоткуда возникла старуха. Протягивает одеяло.
– Пять юнит!
– Бросьте, я ей бесплатно дам. И подушку. Можешь взять два одеяла, на одном спи, другим укройся.
Девушка зарылась в шкафу. Бабка ретировалась.
Я легла прямо в одежде. Постель отдавала ветхим, нечистым букетом. Но я слишком устала и быстро заснула.
Под окном кто-то кряхтел. Сначала я думала поросенок, но он чихнул, мужчина значит. Я снова провалилась в сон.
Под окном кто-то начал копать. В нос ударил дурной запах лука. Я открыла глаза, в комнате во всю стоял табачный запашок. Выглянула в окно, точно, роют. Два мужчины, а нет, в кустах еще один. Да тут их много, похожи на бригаду. Да и правда, строители. Час ночи. Я закрыла окно и ставни. Стало темно. Все равно слышны шебуршания. Я кое как все же заснула.