А на следующий день, когда Маня была в детском саду, случилось чудо. Она нашла на полу листочек, на котором простыми цветными карандашами были нарисованы ослепительно-красивые цветы. Колокольчики. У Мани захватило дыхание. Она смотрела на светло- и темно-голубые головки цветов, и ей казалось, что они легонько покачиваются под порывами ветра, и тихо-тихо звенят. И тут ее озарило. Она возьмет этот листок, спрячет, и принесет домой. И покажет маме. И скажет, что это она, Маня, так нарисовала! И тогда мама, конечно, даст ей краски, и разрешит водить кисточкой по бумаге, и Маня снова создаст свой удивительный мир!
Так она и сделала. Сложила листочек вчетверо, положила в кармашек, и вечером с гордостью раскрыла его перед мамой. «Смотри! Это я, я нарисовала! Тебе нравится?» – и девочка с надеждой и ликованием заглянула маме в глаза.
Мама с недоумением разглядывала рисунок. «Где ты это взяла? Что ты плетешь небылицы? Так я и поверила, что это ты», – фыркнула она насмешливо. «Это я! Сегодня, в детском саду! Тебе нравится?». Мама строго поджала губы: «Хорошо. Предположим, что я поверила. Если это и правда ты нарисовала, значит, сможешь и повторить. Бери свои карандаши, садись и рисуй. И чтобы было точь-в-точь. Точь-в-точь, как здесь. А не сможешь, тебе хуже. Терпеть не могу вранья!»
Сжавшись, Маня прошла в свой уголок. Она очень устала сегодня, ей хотелось просто поиграть. Но она послушно села за стол, взяла карандаши и стала очень-очень стараться. Терпеливо перерисовывала она вьющиеся линии цветов, пытаясь наполнить их цветом и жизнью, чтобы также зазвенели они на ветру. Время тянулось очень медленно. Маня слышала, как тикают часы. В глазах все туманилось, рука с карандашом двигалась как во сне, и сердце сжималось от страха. Она очень старалась, но колокольчики выходили кривыми, и цвет у них был не ярким, а тусклым. Штрихи выходили грубыми и упрямо вылезали за контур. Маня терла и терла листочек резинкой, пока бумага не сморщивалась, и от резинки оставались грязные пятна. Маня трудилась, боясь остановиться, и терпеливо слюнявила кончики карандашей, чтобы сделать цвет поярче. Во рту оставался странный горько-кислый привкус грифеля. А потом снова вступала в работу резинка. И вот, когда на мятом листочке уже начала просвечивать дыра, мама неожиданно оказалась рядом и резко выдернула рисунок у нее из-под руки.
– Художник! – насмешливо произнесла мама. – Выпороть бы тебя за вранье! Но уже поздно. Соседи спят. Марш в постель! И чтоб я тебя не видела и не слышала! Лгунья.
Мама скомкала оба рисунка и отправила в мусорное ведро. А Маня быстро разделась и юркнула под одеяло. Она пыталась не заплакать, но слезы упрямо ползли по щекам. Мама выключила свет, и на стене заплясали страшные тени. Маня тихонько натянула одеяло на голову. Наступила полная тишина, только громко со скрипом тикали часы. Слезы текли и текли, и Маня чувствовала себя очень плохой, дурной, ей хотелось просить прощения, обнять маму, поцеловать ее, и увидеть, что она простила ее и снова любит. Но мама спала, и нельзя было ее будить. Завтра, завтра Маня будет просить прощения, и обнимать, и целовать ее. Завтра, завтра…
Всхлипнув, Маня уткнулась носом в мокрый угол подушки и уснула. Она шла по полю из голубых колокольчиков. Цветы сияли под лучами солнца и мягкой волной покачивались на ветру, и нежно-нежно звенели. И тут появилась мама. Она шла сердитая и строгая, и била ремнем по колокольчикам. Цветы осыпались, нежный перезвон их затихал, сменяясь протяжным гулом. «Нет! – горестно закричала Маня. – Мама, не бей! Я больше не буду!». Но мама не слышала ее. Она шла, твердо поджав губы, и все хлестала и хлестала ремнем. И вскоре только стебельки качались на ветру. Солнце погасло. И Маня погрузилась в темноту.
***
Тихий свет золотых фонарей.
Спящий город уснул в колыбели.
Это отзвук печали моей,
Это звуки печальной свирели.
Я танцую в вечерней тиши,
Одинокая комната тает,
И из детской певучей души
Льется песня далекого рая…
ЛИСТОПАД
«Началось все с листа, трепещущего на ветру».
(Дж.-Р. Толкин)«Каждый лист дерева становится страницей священного писания, если однажды душа научилась читать…»
(Неизвестный автор)«Господи, может быть, и я, сама того не ведая, попирала ногами Твои всеблагие дары, может быть, и моя душа была заражена спесью, и только Твое милосердие не дало мне пасть ниже, но поддержало меня!»
(Г. – Х. Андерсен)Как хорошо было в тот морозный осенний день! Воспитательница шла по улице, а за ней, словно воздушные разноцветные шарики, крутились и подпрыгивали от нетерпения дети. Среди них была и Маня.
Мимо спешили куда-то люди, и одна девушка задержала свой взгляд на Мане, улыбнулась ей и побежала дальше.
И вот, наконец, Парк! И аллея с высокими столетними кленами. Дети разбрелись по аллее, а Маня, застыв на месте, смотрела на небо. С неба падали листья. Они медленно кружились, словно легкие перышки, и тихо опускались на землю.
– Это заколдованные птицы, – шептала Маня. – Раньше они были дикими голубями, – объяснила она подошедшему мальчику. – Они были дикими и свободными. Я знаю, потому что я была их Королевой!
– И у тебя была корона? – простодушно спросил мальчик.
– Да. Маленькая золотая корона. И мы жили в лесу, но летали, где хотели. И однажды… – вокруг Мани стояло уже несколько детей. – Однажды злой волшебник поймал нас сетью. И всех голубей превратил в листья. И теперь они могут летать только, когда падают с дерева…
– А ты?
– А меня он превратил в девочку, ведь я была королевой! Но мне больше нравилось быть диким голубем… И летать.
Маня склонилась к черной влажной земле и подняла один лист – ярко-желтый, с красными прожилками. Поднесла к губам и поцеловала его.
– Я тебя помню, – прошептала Маня. – Ты был таким красивым!
– Они все красивые, – завороженно вздохнул мальчик. – Хочешь, мы соберем еще листьев и принесем тебе?
– Да, – важно кивнула Маня. – И получится стая. Стая прекрасных диких голубей. И я возьму их с собой домой, и им будет хорошо. Только выбирайте самые красивые, ладно?
И дети снова разбрелись по аллее. То и дело подходили они к Мане и показывали ей найденные сокровища.
– Красивый? Красивый? – спрашивали они, и Маня, с королевским величием, кивала в ответ или отказывалась взять лист.
В руках у нее был уже осенний разноцветный веер, а лицо сияло. Какая красота!
К Мане подошла девочка, которая издали наблюдала за детьми. Она улыбнулась и попросила:
– Можно мне подержать?
И протянула руки.
И Маня доверила ей на время свою трепещущую на ветру голубиную стайку.
А девочка, взяв листья, посмотрела на них, потом на Маню и, усмехнувшись, вдруг бросила их на землю и стала топтать.
– Вот тебе твои голуби! Ты все врешь! Врешь! Врунья!
Наступила глубокая звенящая тишина. Слышно было, как падают листья и, шурша, опускаются на землю. Дети обступили Маню и словно чего-то ждали. Весь мир, казалось, от нее чего-то ждет. И дети, и деревья, и само небо – все притихло в ожидании.
И Маня, вне себя от гнева, размахнулась и ударила девочку в лицо. По лицу потекла кровь. Она текла медленной струйкой, словно дождевая капля по оконному стеклу. А потом девочка заплакала, и к ней подбежала воспитательница. Дети взахлеб стали что-то говорить ей.
Маня не разбирала слов. Она слышала Тишину.
Потом воспитательница долго трясла ее за плечи и что-то кричала. А потом ее усадили на скамейку. И сказали сидеть смирно.