– Прикрой рукой сверху прицел, а то зайчик от солнца могут заметить, – быстро сказала Оксана.
– Это американцы? – протянул я ей винтовку, не отрывая взгляда от дороги.
– Да, они самые, – с ненавистью в голосе ответила она, не отрываясь от прицела.
Машина тем временем притормозила у развалин, водитель что-то крикнул, открыв дверь и из кузова стали выпрыгивать солдаты. Их было человек двадцать, они подошли к развалинам и стали справлять нужду, а потом опять загрузились, и машина поехала дальше, вскоре скрывшись из вида.
– А почему вы думаете, что беженцы именно здесь пойдут? – через некоторое время спросил я. – Граница американской зоны ведь очень длинная, невозможно её всю перекрыть, народу не хватит.
– Есть ещё другие отряды кроме нашего, – ответила девушка, – а вообще мы и не наблюдаем за всей границей. Здесь просто леса идут почти без разрывов до самой Европы, а в других местах одни голые равнины, спрятаться негде. Или дорог много проходит, или города разрушенные, где зверья разного развелось, или базы военные расположены, лаборатории всякие. Короче, где народу легче пройти и не нарваться, там наши посты и находятся. Да и наши люди есть везде, в том числе и на оккупированных территориях, они подсказывают людям, где лучше пройти к нам.
Некоторое время мы молча осматривали окрестности, но там больше ничего не происходило. Дорога оставалась пустая, лишь вдалеке пролетел большой, транспортный самолёт. Светило солнце, пели птицы, трещали в траве кузнечики. Сплошная идиллия, я уже начал клевать носом.
– Максим, – неожиданно нарушила тишину Оксана, – расскажи, как вы жили в твоём мире.
– В каком именно? Я в двух мирах жил и они совсем не похожи друг на друга.
– Нам здесь сидеть не меньше недели, пока нас сменят, так что времени много, можешь про всё рассказать. Мне очень интересно, да и время быстрей пройдёт.
Я начал свой рассказ с самого своего детства. Девушка очень внимательно меня слушала, иногда задавала вопросы, но больше молчала, задумчиво глядя на равнину. Так за разговорами наступил вечер, стало темнеть. Она слазила под навес, и принесла наш паёк. Поели мы уже в полной темноте. Первым дежурил я и Оксана, оставив мне винтовку с оптикой, отправилась под навес спать. Через некоторое время из-за туч выкатилась луна, и стало значительно светлей. Ещё спустя полчаса, я услышал приближающиеся шаги, и, направив автомат в ту сторону, замер, боясь, пошевелится.
– Не стрелять, свои, – раздался тихий голос Егора, и он появился из-за ближайшего дерева. – Как у вас дела?
– Нормально всё, без происшествий, – облегчённо выдохнул я и опустил ствол.
– Оксана спит?
– Да, сейчас моя смена.
– Ну, добро, сейчас почти невидно ничего, так ты больше на слух напирай, – сказал он. – Примерно через час, полтора я назад пойду так, что смотри, не пристрели меня ненароком. Вообще америкосы по ночам редко шарятся, а в лес они и днём не любят соваться, так что сильно не напрягайся. Звери тоже летом редко нападают, тем более на краю леса.
Он ушёл, а я продолжил осматривать подлунный пейзаж, борясь со сном. Через некоторое время он прошёл мимо в обратном направлении. Как только он скрылся за деревьями, из под навеса появилась Оксана, а я отправился спать. Утром мы опять вдвоём наблюдали уже приевшийся пейзаж.
– А если, что-то случится из ряда вон, как мы сообщим на базу? – преодолевая дрёму, спросил я. – Что-то я у Егора голубей не видел.
– А что может такого произойти? Если на нас нападут американцы, база нам уже не поможет, – пожав плечами, ответила девушка. – А если мы узнаем, что они проводят карательную операцию целью, которой является наша база, что почти нереально. У Егора имеется полевая рация настроенная на нашу волну, и до того как нас накроют ракетами он успеет предупредить наших. Но повторяю это маловероятно, так как они не суются в лес, предпочитая забрасывать ракетами все подозрительные места. Иногда засылают к нам лазутчиков с радиомаяками, для их обнаружения у нас есть сканер, их же производства. Захватили в прошлом году, когда машину с пеленгатором подорвали. Теперь проще, а раньше приходилось всех беженцев догола раздевать и всю одежду с лупой прощупывать.
Мы немного помолчали, а потом задумчиво глядя на дорогу, Оксана проговорила:
– Да повезло твоим мирам, люди там могут свободно жить, гулять по улицам, учиться, влюбляться. А мы вынуждены всё время прятаться, я, когда из леса на открытое место выхожу, у меня мурашки по коже начинают бегать. Думаю, и другие наши люди чувствуют себя также неуютно везде, кроме леса.
– Я ведь тоже недалеко от этих мест вышла к нашим, – ещё немного помолчав, продолжила она. – Семь лет уже прошло, а как будто вчера было. Я в основном по ночам шла, а днём в кусты залазила и отсыпалась, даже в лесу боялась днём идти, только ягоды да грибы днём собирала. Ими в основном и питалась. Под конец уже еле ноги переставляла, сил совсем не было.
Глава 4
Я боялся проронить слово, чтобы не спугнуть накатившие на девушку воспоминания. Она жила с родителями в Белоруссии, в небольшом селе, на границе с РСФСР. Родилась она уже после ядерного удара и сколько себя помнит, родители с утра до вечера работали в поле на французского помещика. Она всё время проводила с бабушкой, помогая той по хозяйству. Когда ей исполнилось семь лет, она тоже стала ездить в поля и работала вместе с родителями. Бабушка вскоре умерла. Труд в основном был ручной, очень тяжёлый и дети порой падали без сил прямо в поле. Люди умирали рано, никто не доживал до старости. Живя в деревне, часто голодали, особенно зимой, так как подручные помещика, выгребали все продовольственные запасы. Родители как могли, оберегали своих детей. Но даже в таких тяжёлых условиях, люди иногда выкраивали время, чтобы собраться, пусть даже поздно вечером, отметить какой-нибудь праздник, попеть и поплясать под гармошку. Мама Оксаны хорошо пела, люди с удовольствием слушали народные песни в её исполнении. Природа наделила её удивительным голосом. Внешностью тоже не обидела, она была стройной красавицей, с тяжёлой русой косой до пояса. Когда Оксане исполнилось одиннадцать лет, у них объявился новый помещик, уже из немцев. Люди поговаривали, что француз проиграл своё поместье в карты, естественно вместе с людьми. Новый барин был моложе, из западных немцев, говорили даже, что его отец погиб во Второй мировой войне где-то на просторах СССР. Может именно поэтому его сын ненавидел всех славян и не считал их за людей.
Однажды проезжая по селу на своём джипе в сопровождении многочисленной охраны, он увидел группу селян слушавших пение Оксаниной мамы. Был какой-то народный праздник, и люди после работы собрались на лужайке возле маленькой церкви. Немец подошёл и молча постоял в сторонке, а потом, сказав что-то своему управляющему, сел в машину и уехал. На следующий день с самого утра к ним домой пришёл староста и сказал, что с сегодняшнего дня вся их семья будет работать в барском поместье. Мама убираться в доме и стирать бельё, папа заниматься домашней скотиной и следить за садом, а Оксана должна была ухаживать за огородом, чтобы на столе всегда были свежие овощи. Делать нечего, люди были как рабы, у них не было никакого выбора. То есть выбор был: слушать приказания хозяина или умереть в какой-нибудь лаборатории, куда тебя за копейки продаст хозяин, или на какую-нибудь шахту. Спустя несколько дней, никогда серьёзно не болевший отец, не смог подняться утром. У него началась рвота, поднялась высокая температура и буквально за три дня он скончался. Похоронив его мать с дочерью, вновь принялись за работу в господском доме. Ещё через какое-то время мама вечером не вернулась домой. Кое-как, дождавшись утра, Оксана бегом побежала в господский дом, но управляющий, отводя глаза, сказал, что женщина вечером ушла домой. Правда позже, чем обычно, так как у барина был гость, и ей пришлось задержаться. Теряясь в догадках, девочка пошла на огород, так как надо было поливать грядки. Через некоторое время она сбегала домой, но там никого не было. И только вечером вернувшись, домой она узнала трагическую новость. Соседские ребятишки, пойдя в лес по грибы, обнаружили её маму висящей на дереве, на окраине леса. На груди её женщины нашли записку, которую передали Оксане, в ней была всего одна строчка «Прости меня доченька». На похоронах, женщина работающая поваром у барина и постоянно подкармливающая Оксану, тихо шепнула ей:
– У барина в тот день был гость и он позвал твою маму, чтобы она им что-нибудь спела. Она не посмела им отказать, так как оба были пьяны в стельку. А потом они оба её изнасиловали. Барин ещё и хвастал, перед приятелем, что отравил её мужа и теперь она его игрушка.
У девочки потемнело в глазах, и она потеряла сознание. На следующий после похорон день она как обычно пришла на работу в барскую усадьбу. Проработав несколько дней, она дождалась, когда барина, напившегося до бесчувствия, его люди привезли в дом и занесли в спальню. Выждав ещё некоторое время, пока все успокоятся и лягут спать, она через задний ход прокралась в дом. Здесь она часто бывала, помогая маме, поэтому без труда прокралась в покои барина. У него в спальне были решётки на окнах и массивная железная дверь. В глубине души, он побаивался загадочных славян и превратил свой дом в крепость. Проникнув в спальню, девушка увидела храпевшего на постели барина, на столе стояла едва початая бутылка шнапса, в открытом шкафу тоже поблёскивали пузатые бутылки.
Допившись до бессознательного состояния, барин не смог запереть дверь, ключ торчал в замке. Прикрыв за собой дверь, она принялась обливать постель вместе со спящим мужчиной крепким алкоголем. В один момент тот завозился, видимо почувствовав влагу и что-то замычал, поднимая голову от подушки, но девушка не дала ему этого сделать, со всей силы обрушив ему на голову тяжёлую бутылку. Тот затих, а девушка спокойно вылив всё найденное спиртное на постель, чиркнула зажигалкой, лежащей на столе, и когда взметнулось пламя, выскочила за дверь и замкнула её на ключ, который взяла с собой. Быстро покинув дом, через тот же выход, она через огород кинулась к забору и, отодвинув доску, оказалась за пределами усадьбы. Дальше она побежала к лесу, и лишь достигнув его, решила обернуться. Из окон второго этажа вырывалось пламя, постоя в минуту, девушка повернулась и исчезла в темноте леса.