Аша улыбалась, наслаждаясь и разговором, и уютом; кухня была обставлена небогато, но удобно, и в очаге потрескивали дрова. Ей казалось, она целую вечность не знала тепла и уюта, не радовалась обществу других людей. Не расслаблялась.
– Глава Дома си’Бандин не одобрил нашей дружбы, – рассказывала Шана, стоя спиной к ним, чтобы не отрываться от стряпни. – Пришлось исхитряться как могли. Он пытался привлечь Надзор, но те тогда не особенно заинтересовались. А потом мы…
Она обернулась к ним лицом, круглыми глазами уставилась на что-то за плечом Аши. Горшок выпал у нее из рук, задребезжал по полу, а секунду спустя женщина испустила пронзительный визг. Аша с Джином подскочили, развернулись к тому, что так напугало Шану.
В дверях стоял человек. Что-то перевернулось у Аши под ложечкой при виде черного плаща и скрывающего лицо капюшона.
Она уже видела этого человека. Наблюдатель!
Раздался шорох – это Шана сбежала через заднюю дверь. Белый как смерть Джин украдкой двинулся в ту же сторону, знаком увлекая Ашу за собой. Та сделала шаг, чтобы обойти стол.
– Стой. – От этого голоса по спине у нее пробежали мурашки. Низкий, шепчущий голос. Старый голос.
Не вполне человеческий.
Существо повернулось к Джину.
– Оставь нас. Я должен говорить с ней.
Джин сглотнул – видно было, как ему хочется исполнить приказ, и все же он мотнул головой.
– Я не могу бросить Лиссу.
– Как хочешь.
Все произошло мгновенно. Черная фигура скользнула вперед – Аша никогда не поверила бы, что можно двигаться так стремительно. Мелькнула из-под плаща рука и в ней – нечто темное, бестелесное. Едва ли не тень, но четкой продолговатой формы. Эфирный клинок.
Клинок скользнул по шее Джина.
Тот недоверчиво уставился на черного человека, тщетно пытаясь зажать зиявшую на горле рану. Яркая красная кровь хлестала между пальцев.
Потом он рухнул, захлебнулся воздухом и умер. Аша смотрела, онемев от ужаса, не в силах шевельнуться. Человек в черном плаще – если это был человек, – не замечая больше трупа, обернулся к ней.
– Не убегай, Ашалия Чедрис, – произнес он голосом, от которого у Аши встали дыбом волосы на загривке.
Девушка стиснула зубы и кивнула, опускаясь на прежнее место и отводя глаза от расползавшейся по полу алой лужи.
– Что ты от меня хочешь? – шепнула она, от страха у нее перехватило голос.
– Хочу знать, затем ли ты здесь, чтобы меня убить. Аша моргнула и заставила себя поднять взгляд. Она не видела глаз под капюшоном, но не сомневалась, что взгляд устремлен на нее.
– Нет. – Она медленно покачала головой, сжала кулаки, чтобы не дрожали пальцы. – Нет, конечно. Почему ты так подумал?
– Потому что твое появление обозначает начало. Приближение смерти для всех нас. Таково было видение, – тихо проговорил черный.
Аша сглотнула.
– Что… что значит «для всех нас»?
– Для меня и мне подобных. Четверо охотятся. Один скрывается, не ведая себя. Истинный изменник. Эшерий. – Черный смотрел на нее. – А я наблюдаю.
Снаружи донеслись крики, и человек в плаще поднялся.
– Мне пора. – Наблюдатель подался вперед. – Об одном только прошу: когда придет срок, не заставляй Валир мучиться.
Аша не успела ответить, а он уже скрылся за дверью.
Едва девушка осталась одна, обуздываемый до сих пор страх наконец обрушился на нее. Голова закружилась, ей пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. Краем глаза Аша видела неподвижное тело Джина, из-под которого расползалась и расползалась красная лужа.
Она так и сидела, пока ее не нашли тени.
Глава 10
Вирр перебросил с ладони на ладонь оставшиеся монеты. – Кажется, я придумал, как нам добыть еще, – объявил он, разглядывая полускрытое деревьями село.
Давьян искоса глянул на друга.
– Безопасно?
Вирр сжал монеты в кулаке, обиженно отозвался:
– Разумеется! – и, подумав, добавил: – Более или менее.
– На лучшее я и не надеялся, – вздохнул Давьян. – Выкладывай.
Вирр объяснился. Давьян внимательно выслушал, а когда его друг договорил, ответил не сразу.
– Ужасный план, – отозвался он, поразмыслив. – Они в две секунды сообразят, что дело неладно.
Вирр, распознав колебания в голосе приятеля, поднял бровь.
– Но?..
Давьян неохотно кивнул.
– Но ты прав. Припасы кончаются, нам нужны деньги. – Он встал и отряхнул одежду от сухих листьев. – Идем, познакомимся с местными.
* * *
Давьян напустил на себя самый невинный вид.
Дезриельская таверна в который раз поразила своей обыкновенностью. В ней было светло и весело, отдыхавшие после работы крестьяне и торговцы вели неторопливые беседы. Хозяин без конца сновал по залу, смеялся шуткам завсегдатаев и заводил знакомство с новичками. В углу играл молодой флейтист, и гости хлопками в ладоши поддерживали любимый мотив. По пути через Андарру Давьян с Вирром повидали немало точно таких таверн.
Конечно, кое-что отличалось. Служанки здесь одевались скромнее, чем в Андарре; мужчины в своих ухаживаниях не допускали таких вольностей, как бывало дома. Столы были из необыкновенно твердого белого дуба, произраставшего только в Дезриеле и запрещенного гил’шарами к вывозу.
Еще у двери стояла тарелочка с эмблемой бога Талканара. Вирр настоял, что в нее надо бросить по одной из немногих оставшихся монеток на каждого; по его словам, каждая дезриельская таверна посвящалась одному из девяти богов, и правила хорошего тона – почти закон – требовали от каждого гостя делать пожертвования. Как видно, Вирр не ошибся, потому что хозяин одобрительно кивнул новым гостям.
Давьян не мог оторвать глаз от тарелочки с пожертвованиями. Серебро чуть не через край льется: в Андарре монетки мигом перешли бы в руки какого-нибудь предприимчивого воришки. А здесь – хотя у многих гостей был не слишком почтенный вид – никто и не смотрел на деньги.
– В тарелочке полно монет, – шепнул Давьян Вирру.
– Того, кто обворует бога, ждет мучительная казнь, – ответил тот тоже шепотом.
Они помолчали, рассматривая посетителей. Давьян рассеянно теребил рукав своей рубахи: слишком тесная, чтобы носить в дороге, она сохранилась лучше другой захваченной из Каладеля одежды. А перед тем как войти в село, мальчик искупался в протекающей рядом речушке. Ему надо было выглядеть по возможности прилично.
Наконец Вирр кивнул на одну из компаний.
– Вон те, – понизив голос, проговорил он.
Давьян вслед за ним обернулся к угловому столу. Трое крепких мужчин были одеты лучше других гостей, и рядом с ними оставались пустые места, словно завсегдатаи опасались подходить слишком близко. Все трое сосредоточенно уставились в развернутые перед собой карты.
– Вид у них важный. Да и здоровенные, – с сомнением возразил Давьян.
– Зато одеты богато, – заметил Вирр. – Вряд ли станут поднимать шум из-за проигранного золотого или двух.
Давьян пожал плечами.
– Тебе видней.
Они встали. Вирр задержался, коснулся плеча друга.
– Что бы ни случилось, не теряй хладнокровия. Давьян, слегка обиженный недоверием, хмуро кивнул. Мальчики направились к столу. Компания, заметив их, умолкла. Один из богато одетых мужчин поднял взгляд от карт, чтобы одарить мальчишек пренебрежительным взглядом. Он, как и двое других, отличался блестящими черными волосами и аккуратной бородкой.
– Чем можем помочь? – вопросил он, всем видом показывая, что ничем помогать не намерен.
Вирр кивнул на пустующее место.
– Похоже, вам не помешает четвертый.
Мужчина, оценив возраст говорящего, вздернул бровь.
– Не знаю, кем ты себя вообразил, мальчик, но мы играем между собой. Ступай себе.
Вирр вздохнул, отворачиваясь.
– Так и думал. Заметно, что соперников вы опасаетесь.
Шорох выходящей из ножен стали наполнил комнату, и все разговоры в таверне вдруг смолкли, все глаза обратились на них. Трое мужчин уже стояли, хотя их обнаженные клинки – пока – не угрожали Вирру.
– Может, зря я сразу не сказал. Мы играем в гешетт. Это игра только для пробовавших крови следопытов. – Мужчина наклонился к ним, обнажив в улыбке идеально белые зубы. – Ты как, мальчик, сталкивался когда-нибудь с ошибкой природы? Случалось тебе завалить такого, чтобы больше не встал?
Давьян собрал всю силу воли, чтобы остаться на месте, а не пуститься наутек. «Следопытами» в Дезриеле называли тех, кто в Андарре звался охотником.
А вот Вирр едва ли моргнул хоть глазом.
– Мне не доводилось, – отрезал он, – а вот моему другу случалось.
Давьян очень постарался сохранить невозмутимый вид под скептическими взглядами мужчин. В конце концов тот, что заговорил первым, с издевкой хмыкнул.
– Не верится что-то. Похоже, это его порезали, а не он кого. У него и клинка-то нет. Такой и таракана не убьет.
Остальные поддержали его смешками.
Вирр оскалился, запустил руку в мешок и со звоном швырнул что-то на стол. Опешивший Давьян увидел две оковы, доставшиеся им после охотников в Талмиеле.
– Этот шрам оставил не таракан, – заявил Вирр. Взгляд на оковы стер улыбки с лиц чернобородых.
Они перевели взгляд на мальчика, снова на оковы на столе. В конце концов старший кивнул и, отодвинув оковы обратно к Вирру, обратился к Давьяну:
– Кто тебя учил?
– Брешада. – Едва это имя слетело с языка, Давьян пожалел о сказанном, но было поздно; вопрос застал его врасплох, и ничего другого на ум не пришло. Впрочем, на собравшихся за столом имя охотницы произвело впечатление, да и за другими столиками, стоявшими достаточно близко, чтобы подслушивать разговор, тихо зашептались. Теперь на мальчиков смотрели все. Давьяну оставалось только надеяться, что зрителям не придется любоваться внезапной безвременной кончиной двух юношей.
– Брешада? – теперь в голосе чернобородого звучало скорее удивление, чем сомнение.
Давьян, скрывая робость, склонил голову.
– Я только на прошлой неделе был у нее в Талмиеле. Прирезали парочку ошибок, настолько тупых, что сунулись в город.
Мужчина еще несколько секунд разглядывал Давьяна, затем кивнул ему на пустующий стул.
– Ученику Брешады Красной всегда найдется место в нашей игре, – не слишком охотно объявил он.
Давьян выдавил улыбку в надежде, что она выражает не облегчение, а надменность, и сел к столу. Остальные гости, поняв, что ничего интересного больше не предвидится, вернулись к своим разговорам, но Давьян заметил, что многие по-прежнему косятся в их сторону.
Про себя мальчик ругал Вирра на все корки. Верный друг ведь и глазом не моргнул. Он заранее знал, что эти люди – охотники, а Давьяну морочил голову, чтобы тот не отступился от задуманного.
Только бы выбраться из этой истории целыми – и он убьет поганца!
Тот, кто говорил за всех, протянул Давьяну руку. – Я Келош, – назвался он вполне доброжелательно – как видно, поверил. – А это Алтеш и Горрон.
Названные кивнули.
– А я Шаддат. – Давьян заранее подобрал распространенное в Дезриеле имя.
– Керт, – заключил оставшийся стоять Вирр.
Келош оглянулся на него.
– Хочешь сыграть?
Вирр, подсаживаясь к столу, замотал головой.
– Нет, на пятерых выходит слишком короткий кон. К тому же все мои денежки уже у Шаддата, – ухмыльнулся он.
Келош хмыкнул, и все трое одобрительно посмотрели на Давьяна.
– Ну что же…
Он стасовал колоду и стал сдавать.
Давьян, сосредотачиваясь, глубоко вздохнул. Гешетт был простой игрой; Вирр за несколько часов обучил его правилам. Неизвестно правда, как он догадался, во что будут играть эти люди.
– Так вы из Талмиеля, – завязал разговор Келош. – Не слыхали, какая беда на севере?
Давьян покачал головой, и Келош, явно обрадовавшись свежему слушателю, продолжал.
– В одной деревне пару недель назад заболел паренек. В Дезриеле уродов не объявлялось десять лет. – Келош скривил губы. – Парень свихнулся. Перебил свою семью и половину деревни.
Давьяну не пришлось изображать изумление.
– Ужасно! – Подумав, он нахмурился. – Погоди. Это как же?
Первая догма не дала бы одаренному, где бы тот ни родился, повредить обычным людям.
Келош сурово кивнул: он явно ждал этого вопроса.
– О том-то все и толкуют.
– Говорят, у него не было метки, – вставил Алтеш. Келош недовольно покосился на приятеля и снова повернулся к Давьяну.
– И я такое слышал, но я, в отличие от моего туповатого друга, верю не каждой базарной сплетне. Гил’шары везут его в Триндар для публичной казни, в поучение каждому и все такое, – значит, взяли дело в свои руки. Они бы нас предупредили, если бы следовало высматривать что-то новое. И все же, – следопыт сжал кулаки, – ходят слухи, что он здешний, так что всем тут не по себе. Меня сегодня трое спрашивали, не собираемся ли мы восстановить посты в Триндаре.
Давьян стиснул зубы, превратив лицо в угрюмую маску.
– Дай Мелдир, чтоб не пришлось восстанавливать, – отозвался он, ввернув в разговор имя дезриельского бога познания.
– За это и выпьем, – подхватил Келош, и остальные одобрительно забормотали.
Давьян, когда разговор заглох, вздохнул с облегчением. Все занялись своими картами. Мальчик повторил в уме правила игры. Каждому сдавалось по десять карт. Игрок или пасовал – отказывался разыгрывать этот кон, – или выкладывал на стол одну, две или три карты рубашкой вверх, называл их общую ценность и ставку. Ценность карт должна была превосходить объявленные прежде.
Когда ставка была сделана, другой игрок мог объявить «геш», становясь «обвинителем» – то есть утверждая, что названная ценность не соответствует истинной. После объявления геша карты открывались. Если первый игрок не солгал, обвинитель выплачивал ему удвоенную ставку. В противном случае игрок не только вкладывал свою ставку в котел, но и платил ту же сумму обвинителю.
Заканчивал кон тот, кто назвал высшую ценность – честно или не попавшись. Он забирал все, что было внесено в котел.
Давьян немного успокоился. Считалось, что в этой игре побеждает тот, кто лучше блефует. В своем умении блефовать он сомневался, а вот другая его способность не оставляла соперникам никаких шансов.
На долю секунды Давьян их даже пожалел.
* * *
Когда Горрон злобно уставился на перевернутые карты, Келош хлопнул Давьяна по спине. – Ты хоть когда-нибудь блефуешь, дружище? – осведомился он, когда Горрон нехотя подвинул к Давьяну два серебряка.
Мальчик толкнул деньги в кучку уже выигранных – за последний час она основательно выросла.
– Только если уверен, что не попадусь, – усмехнулся он в ответ.
Келош разразился хохотом. Выпивка текла рекой, так что здоровяк за время игры изрядно развязался. Давьян был этому только рад. Он, по совету Вирра, играл осторожно – иногда проигрывал, оставлял незамеченными мелкие блефы – и все равно выиграл столько, что хватило бы на два месяца, если не больше. И в другом Вирр не ошибся: Келош с Алтешем хоть и не радовались проигрышам, принимали их спокойно – казалось, мужчин даже забавляет, что их обыгрывает мальчишка.
Горрон был не так добродушен. Признаться, его кучка монет таяла быстрее остальных, в ней теперь осталось всего несколько медяков. Когда пропадут и они, игра закончится. Давьян этого и добивался – и внимательно следил, не прольется ли изо рта Горрона темная струйка. Мальчик хоть и успокоился немного, все же спешил оказаться подальше от этих людей.
– Брешада, как видно, не только следопыт, но и учитель что надо, – проворчал Горрон, глядя, как его монеты смешиваются с выигрышем Давьяна.
– Восьмерка. Три медяка, – объявил Алтеш, выкладывая на стол одну карту, и взглянул на Давьяна. – Расскажи-ка нам про Брешаду, Шаддат. Верно ли говорят про Шепот?
Давьян подавил панику. До сих пор за игрой мало говорили – карты занимали все внимание игроков. И вот ему задали вопрос, на который у него нет ответа. Что еще за Шепот?