– В кабинет, – графиня сощурилась на цокавшие в углу часы, – на письменный стол. Прислуживать не надо.
Слуга не удивился, Арно – тоже. Разговор у письменного стола смогла бы подслушать разве что повисшая на карнизе кошка, да и то летом, когда окна открыты.
– Ты что-то хотела мне сказать? – как мог небрежно осведомился виконт, без напоминания бросив на алые фамильные штаны салфетку.
– Я хочу поесть, – мать тоже прикрыла шитые золотом юбки, – но если кому-то приятно думать, что я тебя сейчас наставляю, пусть его… Впрочем, одно дело у меня к тебе есть, прочти-ка письмо Сэц-Пуэна, хотя бы начало.
– Думаешь, наврал? – удивился виконт, принимаясь за восхитительное – дриксам так ни в жизнь не запечь! – жаркое. – Вряд ли, он парень честный.
– Несомненно, но твое мнение мне все равно нужно.
– А! – догадался начальник разведки особого корпуса. – Ты вычитала что-то новенькое про бесноватых?
– То, что я вычитала, пока останется тайной. Герард доволен?
– Еще бы! Он бабку терпеть не может… То есть он такого не говорит, может, даже и не думает, ты же видела, какой он… душевный, но я бы на его месте к такой грымзе и на выстрел не подошел.
– Ты мог оказаться на месте похуже: родители выдавали меня замуж за Фукиано. Маркиза здесь, можешь при желании оценить угрозу, которой столь счастливо избежал.
– Обязательно, – кивнул Арно, – но платок ей не подам, даже если она шмякнется. Мама, как думаешь, будь нашей бабкой Фукиано, кем бы стал Ли?
– Брюнетом, – рассеянно откликнулась мать, она и прежде иногда замолкала. Старая Мадлен, когда такое видела, принималась шмыгать носом. Арно отвернулся и приналег на ставшее безвкусным мясо. Очень хотелось что-то сказать, и того сильнее – взять за руку, только мать не терпела нежностей. Вообще-то это было прекрасно, но не сейчас…
Мясо кончилось, осталось молчание, а для того, чтобы положить еще, требовалось снять крышку, которая наверняка бы стукнула. Виконт пошарил глазами по столу, обнаружил письмо Сэц-Пуэна и тихонько ухватил. Через пару страниц стало жаль еще и фок Варзов с племянником, а разбуженная память подсовывала все новые и новые подробности, настырно доводя если не до слез, то до желания швырнуть в стенку чем-то тяжелым. Назло паршивому шару, так и норовящему прикончить или изувечить какого-нибудь симпатягу, которому бы жить да радоваться. Или хотя бы дождаться, когда над Доннервальдом вновь заполощется Победитель Дракона…
Очередное змеиное шипенье в гостиной положило конец как непонятно откуда выскочившим мыслям, так и материнской отрешенности.
– Три четверти, – негромко произнесла графиня, – дитя мое, нам пора. Мой плащ на кресле, попробуй явить куртуазность.
– Сейчас, – Арно сдержал телячий порыв, за который через пять минут стало бы стыдно. – Прошу вас, сударыня…
– Нет, это я прошу! – отрезал с порога Алва, и мать поднесла руку к воротнику. – Арлетта, вы выбрали не тот плащ. Удачно, что Валмон озаботился прислать мне фамильные перья, и еще удачней, что я в них. Госпожа графиня, повернитесь.
Она молча повернулась, позволяя закутать свои плечи синим атласом. Вспыхнул сапфир в рукояти кинжала за регентской спиной, словно подмигнул.
– Росио, – окликнула мать, – ты замерзнешь.
– Не успею. Мы пройдем через новую тессорию и Старый Арсенал.
– Да, конечно… Ты же здесь все знаешь.
– Как выражаются некоторые теньенты, «так получилось». Арно…
– Да. – Как же его сейчас, именно сейчас, называть? Не «монсеньор» же! – Да…
– Спутником графини Савиньяк сегодня буду я.
– Тогда, – виконт поймал материнский взгляд и старательно пошутил, – я буду подбирать платки в мундире.
Фразочка вышла, мягко говоря, корявой, но мать поняла и даже улыбнулась.
3
Первый раз она появилась в синем плаще перед свадьбой Фердинанда, до этого вдовствующей графине Савиньяк удавалось отсиживаться в Сэ. Предел, однако, есть всему. Срок траура, который она не носила, давно истек, а лучшая подруга выдавала замуж дочь. За короля. «Ты не можешь не появиться, – заявил братец Гектор, потрясая монаршим приглашением, – твое место возле трона», и она появилась. Большой праздничный туалет заказал в Алате Бертрам, Арлетта не вмешивалась, но черное платье с алыми, вышитыми золотом кружевами, в Олларии вспоминали долго. Уязвленные щеголихи никогда бы не поверили, что надевшая это диво женщина села в карету, даже не глянув в зеркало.
Ли в мундире капитана королевской охраны встречал гостей на пороге Большой Тронной. Опираясь на руку Алвы, графиня прошла мимо сына к Победителю Дракона, под которым восседал венценосный жених – толстый молодой человек в белых с алой оторочкой одеждах и с поддельным маком в петлице. Ниже, на ступеньках трона, чернела вдовствующая королева и сверкал наперсным знаком довольный Сильвестр. Фердинанд объявил, как он рад, что графиня Савиньяк вернулась ко двору, она спокойно поблагодарила, и король занялся Рокэ. По заведенному еще Октавием обычаю первое приглашение на королевское венчание получает соберано Кэналлоа, и Росио его получил. Потом они отошли, уступив место герцогу и герцогине Ноймаринен. Георгия, даже не взглянув на мать, присела в придворном реверансе перед братом…
– Помнишь?
– Видимо, да, – Рокэ придержал низкую дверцу, за которой начинался полутемный, явно служебный коридор. – Что именно?
– Свадьбу Фердинанда.
– Мы были там вместе, но настроение вам портит другое. Что?
– Я сама. – Глупая шутка, которую честно подхватил Малыш, извернулась и укусила. Больно и не вовремя. – Прошлое сродни капюшонной змее, нападает, если поблизости кладка. С ним лучше не шутить, особенно в королевские праздники.
– Значит ли это, что прошлое сродни Валмонам? Но если так, оно не станет вам вредить.
Оно и не вредит, просто не ко времени поднимает голову. Сейчас вокруг слишком много настоящего, из которого вполне могут полезть змеи. Не благородные капюшонные, а банальные болотные гадюки, с которыми по обоюдному согласию не разминуться. Сами они послабее, а вреда приносят больше, и ведь никуда от них не деться. Георгия принимает гостей с очевидным удовольствием, а гостей в Старую Придду съехалось изрядно, не сравнить со скромненьким Зимним Изломом! Графиня Савиньяк улыбнулась человеку, на чью руку опиралась.
– Какое счастье, что сегодняшнюю свору принимать не мне.
– И это самое мелкое из доступных вам счастий, – подбодрил Росио. – Кстати, сейчас нам дадут понять, что счастье проистекает от одного нашего вида.
– Лицемерно.
– Наполовину. Рудольф меня любит.
– А Георгия не любит меня. Ты не думал жениться на Фриде и отправить ее в Алвасете? Матерям, знаешь ли, свойственно жертвовать ради детей всеми, кто подвернется под руку.
– Изящное предупреждение, но отнюдь не первое.
– Катарина не была изящна?
– Была.
Впереди было еще тихо, мечущиеся по мрачноватым, хоть и ярко освещенным залам слуги и порученцы торопливо кланялись, некоторых Алва замечал.
– Ты еще не видел епископа Доннервальдского? – полюбопытствовала графиня возле постамента стерегущего Старый Арсенал рыцаря.
– Я о нем слышал, он рискует.
– В самом деле?
– Увы, Арлетта, моя репутация требует крови. Что вам не нравится, кроме лицемерия?
– Не сегодня.
– Позже не выйдет, утром я еду к Ли. Не пугайтесь, это он мне нужен, а не я ему.
– Тогда этой ночью. Ты прочел мои находки?
– Лишь светоча вольной мысли. Надо бы отыскать его приемного отца.
– Ты поверил в благородство происхождения?
– Зачем? Меня занимают благоприобретенные красоты.
– А меня – любовь, но поговорить о ней ты мне не дал.
– Разве гитара сказала не всё?
– Гитара заставила меня замолчать… Вчера я позволила себе пить вино и слушать, но вывалить на тебя свои догадки я обязана. Здесь не выйдет, мне придется много говорить, и это будет больно. Мне больно, и я не хочу, чтобы меня видели… блохи.
– Мы сбежим при первой возможности. – Рокэ посторонился, пропуская даму вперед. Отнорок, сперва показавшийся нишей, выводил на лестницу. Дальше дорога была знакомой – хромой Хьюго водил ею графиню Савиньяк к теперь уже бывшему регенту.
Вскочили принарядившиеся по случаю празднества адъютанты, глухо стукнул отодвигаемый стул. Алва быстро поднес палец к губам, и стражи замерли у странно пустых рабочих столов. Прежде кабинетная дверь издавала уютный скрип, сейчас с ней что-то сделали, а может, Рокэ знал какой-то секрет, но чету Ноймаринен они застали врасплох. Рудольф и Георгия стояли друг против друга в дальнем конце комнаты, на ссору это не походило, но и за руки супруги не держались.
– Добрый вечер, – обрадовал с порога Алва, увлекая спутницу навстречу подводным камням и прячущим пиявок корягам, – я слегка поменял диспозицию.
– А когда ты поступал иначе? – Лица Рудольфа графиня разглядеть пока не могла, хотя кабинет был освещен куда ярче обычного. Тон, однако, был самым благодушным. – К тому же теперь регент ты.
– Омерзительно! – Рокэ на ходу поморщился. – А где бóльшая часть августейшего семейства?
– Там, куда ты решил не заходить, – Ноймаринен потер спину. – В гостиной, которую пришлось сделать гербовой. Не споткнитесь, кстати, я с этой холтийской дрянью чудом печку не поцеловал.
– Ковры и гобелены полны коварства, – согласился Рокэ, оглядывая принесенные из Старого Арсенала регалии, – но царственности они прибавляют. Сударыня, смотрите под ноги.
– Поздно.
Только что расстеленное холтийское сокровище уперлось в две улыбки и кончилось возле ног герцогини. Георгия поправила выпущенный из высокой прически локон.
– Арлина, – пропела она, – я тебе буду завидовать до конца приема, ведь после Кальтарина ты сможешь просто веселиться. Должна вам сказать, Рокэ, что я очень… очень рада вас видеть, хотя мне следовало бы разыграть ревность и обиду. Променять мой обед на этот ужасный шадди!
– Сударыня, во всем виноват ваш супруг, приучивший адъютантов подавать отличные закуски. Когда мы закончили разговор, я от обеда мог лишь бежать.
– Вечером я объясню Рудольфу, что порой он бывает не прав. – Георгия протянула руку, которую Рокэ и поцеловал со своим всегдашним шиком. – Господин Первый маршал, я безмерно благодарна вам за Эрвина, но не поторопились ли вы?
– Я не поторопился даже с Приддом.
– Зато поторопилась я. С вами. Арлина, милая, ведь ты рассказала?
– О чем? – Глаза пошире, хотя по-хорошему надо бы сощуриться. – Соберано женская болтовня не занимает.
– Пока она не стала изменой. Не хочу лгать, я не верила, что вы живы. Меня оправдывает лишь то, что фок Варзов проигрывал войну. Место Кэналлийского Ворона было здесь.
– Почему? – Алва распахивать глаза тоже умел. – Северную Марагону приятней брать, когда зацветает кипрей. Что до возни с губернаторами, то Рудольф это всяко делает лучше меня.
– Ты меня удивил, – вмешался Ноймаринен. – С Марагоной, не с губернаторами.
– Я и дриксов удивлю, – рассеянно заверил Алва. – Летом. С вашего разрешения, я утром уеду.
– Вернее, сбежишь, – герцог с трудом сдерживал улыбку, сразу отеческую и унарскую. – Ладно, сбегáй, прикрою.
– Но не задерживайтесь. – Георгия вновь поправила волосы; она была нежна, она к чему-то готовилась.
Глава 5
Талиг. Старая Придда
Западная Придда. Бриско
1 год К.В. 7-й день Зимних Ветров
1
В вестибюле Валме присвистнул, что полностью соответствовало как столь любимому виконтом адуанскому стилю, так и удивлению.
– Марсель, – простонал Фарнэби, – Марсель…
– Я от восторга, – шепнул наследник Валмонов, оглядывая скрывшие каменный пол ковры и молодцов в блистающих кирасах. – Не прошло и двух Кругов, как в Старой Придде завелся король, что доказывает тезис о правомочности Ожидания, хотя сейчас нам придется главным образом чтить.
Дядюшка не ответил – делал вид, что взволнован, тетушка тоже промолчала. Маркиза говорила лишь тогда, когда это было действительно нужно, и была любовницей собственного духовника. С полного согласия дядюшки.
Чета Фарнэби медленно и торжественно повернулась, дозволяя дежурным лакеям освободить себя от верхних одежд. Марсель обошелся собственными силами, бросив скромный офицерский плащ подскочившему слуге, которого немедленно заслонил дворцовый пристав с черно-белым жезлом.
– Господин Валме, – возвестил он, – прошу вас следовать за мной.
– До Багерлее пешком далековато, – протянул виконт, расправляя манжеты, – и вообще я требую приказ об аресте за подписью регента!
– Сударь, – опешивший жезлоносец выглядел презабавно, – как можно?! Вам, как наследнику и представителю Проэмперадора Юга и члена регентского совета графа Валмона, отведено место, достойное заслуг вашего славного рода.
– А какое место отведено маркизу и маркизе Фарнэби? – не унимался Марсель. – Дядюшка, не скромничайте, ваши заслуги вопиют.
– Маркиз Фарнэби, – начал пристав, – должен…
– Дядюшка, кому и сколько вы задолжали? Я сейчас при деньгах и…
– Марсель, – на сей раз в голосе Маркуса прорезалась достойная самого Лисенка гордая скорбь, – мы проследуем на то место, которое мне сочли нужным отвести хозяева.
– Как вам угодно, – не стал портить чужую игру Валме, – тогда и я проследую. Вперед!
– Благодарю, господин виконт, – дворцовый болван с явным облегчением развернулся и, подняв свой жезл, двинулся сквозь негустую толпу. Господин виконт, которому все отчетливей не хватало Жакны, честно потопал за провожатым к парадной лестнице, кою сторожили здоровенные лбы, натасканные на сдвоенный стук жезлом об пол.
Пристав пустил в ход свое орудие, лбы дернулись и расступились, они явно заслуживали лакомства, но Марсель подобного поворота не предусмотрел и вышел без сахара и пряников. Ошибка оказалась отнюдь не единственной. Виконт ожидал уютной, почти домашней церемонии с провинциальными танцами и глинтвейном, а Ноймаринены размахнулись по-столичному, чтобы не сказать – по Та-Раканьи.
Сапоги виконта попирали новенькие ковры, слишком дорогие для пережившего уйму безобразий королевства, а язык так и норовил предаться греху стихоплетства. Марсель непрошеное вдохновение гнал, расталкивая в себе впавшего в спячку посла. По прикидкам Маркуса, в Старую Придду съехалось до двух сотен верных подданных, большинство из которых прихватило семейства. По меркам Талига не столь уж и много, но если засвидетельствовавшие свою верность получат пряники, следующее торжество соберет раз в пять больше. Влюбленный Давенпорт и тревожный дядюшка сходились на том, что душой празднеств была выказавшая недюжинную прыть герцогиня, так что раздача пряников обещала стать весьма занимательной. Дать каждому по способностям, удержав при этом взаимную грызню в разумных пределах, могут немногие. То, что Ноймаринены владеют этим искусством, представлялось сомнительным, а наглость, с которой Алва увиливал от всего невоенного, наводила на подозрения, пока смутные, но уже волнующие.
Лестница кончалась. Последний пролет упирался в площадку, украшенную большим мутным зеркалом; зеркало отражало стайку поднимавшихся вслед за виконтом голубых и салатовых девиц, к которым затесалась ядовито-розовая. Кто их вел, разглядеть не получалось, однако сочетание цветов указывало на Гогенлоэ.
– Направо, сударь, – обрадовал пристав, хотя другой дороги просто не было. Приглашенные неспешно поднимались на второй этаж, проходили парадной анфиладой и под назойливый стук жезлов занимали отведенные им места. Пристроив очередного гостя, приставы переходили в северную, переделанную под присутствие часть дворца и спускались чиновничьей лестницей в вестибюль за новыми подопечными.