Я спросил Петра, знает ли он, что произошло с тем единственным жильцом, на что он ответил, что сам разыскивает его и был бы очень признателен, если бы я помог ему в этом. Ещё он добавил, что тот ушедший в неизвестном направлении хозяин дома периодически выходит с ним на связь, так как не оставляет надежд вернуть контроль над своей собственностью. На вопрос, по какой причине Пётр помогает этому ушедшему владельцу здания, он ответил, что тот законный хозяин ему как отец, и для него дело чести помочь ему вернуться. Кроме того, поступок того самого «единственного жильца», как сказал Пётр, привёл и к другим печальным последствиям, всех подробностей которых не знает даже он сам. И закончил он тем, что предложил мне, коль скоро я никогда не был трусом и не искал лёгких путей, помочь ему в расследовании произошедшего и, если ответы будут найдены и справедливость восстановлена, даже написать об этом роман. Почувствовав, что во всей этой истории действительно хватает белых, или, может, правильнее выразиться, чёрных пятен, я согласился ему помочь. Пётр порекомендовал мне несколько книг, знания из которых, с его слов, могли поспособствовать решению нашей общей задачи. Забегая вперёд, скажу, что эти книги в итоге перевернули всё моё мировоззрение, помогли другим людям, кого затронула начавшаяся с того несчастья история, а также придали всему впоследствии происходившему весьма неожиданный поворот. Мы обменялись с Петром контактами и договорились быть на связи. Напоследок он рекомендовал мне быть внимательнее с теми, кто проживает со мною под одной крышей, и попытаться распознать, кто есть кто. Сам Пётр обещал снабжать меня сведениями о живущих в гостинице постояльцах, что в итоге и послужило оплотом моего романа.
Теперь по поводу того инцидента, после которого я переехал жить на первый этаж. Когда я проживал на седьмом этаже гостиницы, со мной соседствовал некий Виктор Александрович Драгунский (он и сейчас занимает всё тот же номер). Это человек лет за пятьдесят и, должен отметить, необычайно высокомерный. Но при всём при этом в его характере присутствует начавшая меня впоследствии откровенно раздражать подобострастность. Стоило мне написать какую-либо заметку в журнал или сочинить незатейливую мелодию, как он тут же усыпал меня комплиментами, превознося меня и мои произведения чуть ли не до небес. Вначале, признаюсь, мне это льстило, но впоследствии я изменил своё отношение и к Драгунскому, и к собственному творчеству. Этому опять-таки поспособствовали те книги, которыми снабдил меня Пётр. В дальнейшем я обязательно буду приводить те фрагменты из упомянутых книг, которую сыграли ключевую роль во всей этой истории. Чуть ниже скажу об этом ещё несколько слов.
Что же до Драгунского, то однажды, уже после того, как я стал предпочитать чтение упомянутых книг общению с ним, с Виктором Александровичем случилось несчастье. Ночью в его номере произошёл пожар, в котором он получил страшные ожоги. Несколько недель он провёл в больнице. У меня было какое-то необычное предчувствие тем вечером накануне и вроде бы какой-то странный сон в ту самую ночь. Или же не сон… Так или иначе, я в данный момент не могу этого вспомнить. Тем временем, по распоряжению управляющего гостиницы Николая Александровича Чернобродова, бывшего военного, меня в целях предосторожности переселили на первый этаж. Как потом выяснилось, это произошло не столько по инициативе Чернобродова, сколько по просьбе того самого постояльца, который сейчас проживает в соседнем номере и регулярно наведывается ко мне в гости. Правда, его оценка моих произведений диаметрально отличается от той, что давал им Драгунский, но об этом вы уже прочитаете в дальнейшем.
И вот ещё что. Мне действительно довелось написать свой роман, и этого никогда бы не случилось, не повстречай я тогда Петра и не последуй определённым его советам. Ниже я буду описывать происходящее в третьем лице и вплоть до самой последней главы для вас я – Сергей Васильевич Болотов. Иногда я буду вставлять в текст записи из дневников своих прошлых лет, если посчитаю, что это к месту. В начале романа я приведу биографические выкладки проживающих в гостинице постояльцев, которыми снабдил меня Пётр. Они помогут понять, к каким именно последствиям привёл проступок того самого «единственного жильца».
Должен предупредить своего читателя ещё кое о чём. В моём романе приводятся фрагменты из книг, которые сыграли решающую роль в самый тёмный час этой истории. Некоторым читателям они непременно помогут прояснить смысл происходивших с нами событий. И в то же время я отдаю себе отчёт, что кому-то из читателей смысл этих фрагментов понятен не будет, как не будет понятна и причина, по которой они сюда включены. На этот случай я должен сказать следующее: вам будет затруднительно разобраться во всей этой истории, если вы станете пытаться понять написанное буквально. Например, если вы будете воспринимать гостиницу, в которой мы жили, исключительно как здание, а не как тело и внутренний мир человека; если встречающиеся на страницах романа персонажи будут для вас просто людьми, а не силами, действующими в человеческой психике; если главные действующие лица будут восприниматься вами как самостоятельные… стоп! Я и так сказал уже слишком много. Если вам не терпится узнать ещё больше, вы можете сразу перейти к чтению шестой части девятой главы. В ней я привожу притчу, которую Пётр однажды рассказал мне, а также тем, кто со временем встал на мою сторону. Либо продолжайте следовать за мною, и страница за страницей мы вместе дойдём до этого поворотного момента.
Сейчас же я приступаю к своему повествованию. И вот ко мне в комнату уже стучится мой сосед. Моя дверь не заперта, и я разрешаю ему войти.
– Доброе утро, Сергей Васильевич! Не разбудил вас? – в двери номера писателя показалось осунувшееся небритое лицо Сергея Серова, человека лет пятидесяти пяти, который регулярно проведывал Болотова.
– Что вы, Сергей Анатольевич, давно уже бодрствую! Проходите, располагайтесь.
Довольно высокий худощавый Серов аккуратно приотворил дверь номера ногой, так как в руках нёс заваренный чайник. Поставив его на журнальный столик, гость присел на одну из двух стоявших в номере кроватей, Болотов тем временем расположился на второй (Стоит отметить, что в этой гостинице практически в каждой комнате находилось по две стоящих друг напротив друга одноместных кровати).
– Ну что, попьём чаю? – предложил Сергей Анатольевич.
– С удовольствием.
– Сигарету будете?
– Да, давайте.
В присутствии Серова у писателя часто возникало эмоциональное состояние, когда ему хотелось курить. В этот момент он словно прятался от мира за пеленой густого серого тумана, который временно закрывал от его взора трудности, которыми была наполнена его жизнь.
– Чем планируете сегодня заниматься? – поинтересовался Серов, наливая себе и хозяину номера чаю.
– Планирую плотно поработать над своим последним романом. Сегодня с утра ощущаю сильный прилив энтузиазма! – радостно сообщил собеседнику Болотов. – Думаю многое переработать из ранее написанного, а следующую часть и вовсе начать с чистого листа.
– Энтузиазм – это хорошо… – задумчиво проговорил Сергей Анатольевич, отпивая чай из кружки и доставая сигарету. – Не скажу, что ваши произведения хоть сколько-то взяли меня за душу, но ваш энтузиазм в них действительно чувствуется. А о чём планируете писать теперь, если не секрет?
– О том, что людям необходимо объединяться, – серьёзно ответил Сергей Васильевич, сделал глоток чаю и закурил.
– А в чём именно объединяться? – уточнил Серов, затягиваясь сигаретой. – На какой, собственно, почве?
– Насколько я могу судить о происходящем, существует раскол как внутри всего человечества, так и внутри каждого отдельного человека.
– Что вы имеете в виду в последнем случае? – Серову захотелось конкретики.
– В каждом из нас существует противоборство между различными сторонами нашей души. И в целом мире, и внутри отдельного человека имеются противоборствующие стороны, два полюса: агрессоры и миротворцы, целеустремлённые и лентяи, отважные и боязливые, скептики и энтузиасты, мужчины и…
– Уж не хотите ли вы сказать, что внутри каждого мужчины скрывается женщина? – иронично, но как будто несколько раздражённо оборвал собеседника Серов.
– Вернее выразиться, в каждом человеке заложено и мужское, и женское начало, – поправил Сергея Анатольевича писатель. – И только гармоничное взаимодействие этих начал способно привести и конкретного человека, и всё человечество в целом к расцвету. Только оно поможет преодолеть упомянутый мною раскол.
– Боюсь, что это звучит утопично…
– Безусловно, для достижения этого необходимо приложить титанические усилия и проделать огромную работу, – добавил Сергей Васильевич. – И в первую очередь – над самим собой. Человек должен многое узнать о самом себе, прежде чем начнётся его движение в этом направлении.
– Это всё звучит красиво и даже, я бы сказал, немного помпезно: взаимопроникновение мужского и женского начал, единство противоположностей и тому подобное, – принялся рассуждать Сергей Анатольевич. – Предположим даже, что такой обозначенный вами идеал возможен. Но как к нему прийти? Что может сделать для этого отдельно взятый человек?
– Непрерывно работать над расширением собственного сознания, – ответил Болотов, – и сосредоточиться в первую очередь на духовных ценностях, нежели на материальных благах.
– Вот мы плавно и подошли с вами к вопросу, который смущает меня больше всего! – почему-то заметно приободрился Серов. – Люди сейчас переживают такое время, что те нравственные и духовные ценности, которые вы в своих произведениях с таким рвением пропагандируете, более не находят отклика в их душах. Люди сейчас заняты другим – благоустройством своих жилищ, удовольствием своих тел и приятным провождением свободного времени, если оно у них остаётся. Вы можете хоть до скончания веков писать им о совести, бескорыстии, единении и тому подобных вещах. Но когда у кого-то не выполняется план за месяц по продажам, то мысли о бескорыстии он отгонит поганой метлой. Когда кто-то не может выплатить кредит, потратив последние деньги на операцию матери, те, кто будут возвращать ссудную задолженность, легко, поверьте мне, поборют пробуждающееся в них чувство совести. А может, им и вовсе не придётся этого делать. Когда две нации ненавидят друг друга потому, что третьей нации это выгодно – то какое к чёрту единение? Вы никогда не достучитесь до масс, Сергей Васильевич, никогда!
Болотов тяжело вздохнул, выдыхая сигаретный дым, сделал глоток чаю и, немного помолчав, сказал:
– То, что задача вдохновить человечество на нравственное совершенствование неимоверно сложна, я, разумеется, понимаю. И осознаю, что последовать по этому пути могут лишь немногие. Да что там немногие – единицы! Но, поверьте, Сергей Анатольевич, даже мысль о том, что когда-нибудь все люди в Мире станут Братьями и Сёстрами, вызывает во мне такую радость, что никакое телесное блаженство никогда с этим не сравнится!
– Милый мой друг! – лениво улыбнулся только что допивший свой чай Серов. – Да я же не возражаю, чтобы всё стало именно так, как вы об этом мечтаете! Я лишь хочу обратить ваше внимание на другое. Вы потратите уйму сил, времени, ресурсов – и не получите ровным счётом ничего! Вы никогда не сумеете изменить ситуацию в обществе! Над этим бились и такие великие умы, как Достоевский, Рерихи, Блаватская, де Сент-Экзюпери. И что? Как часто вы видели юношу или юную леди, держащую в руках их книги?
– Видел, пусть нечасто…
– И вот что я ещё скажу. Даже если вы, Сергей Васильевич, и сумеете – хоть я в это, простите меня за прямоту, ни капли не верю – создать что-либо подобного масштаба, вас всё равно не услышат, не поймут и не примут! И сейчас моя задача, как у старшего и более опытного товарища, предостеречь вас от бесплодной растраты ваших сил! Предоставьте другим разбивать в кровь свои руки!
Конечно, Болотову неприятно было выслушивать доводы Серова. Он и сам отдавал себе отчёт о сложности своей задачи. Нельзя сказать, что от его недавнего энтузиазма не осталось камня на камне, однако настроение, безусловно, было подпорчено. И ещё: Сергею Васильевичу показалось, что Серов, чувствуя, что смог поселить сомнение внутри него, сам, напротив, словно бы набрался сил. Его взгляд стал более оживлённым, речь более пылкой, ему всё больше и больше хотелось говорить.
– Более того, все эти разглагольствования про «высший мир», про «жизнь после смерти» – это же всё ещё наукой не доказано! А, стало быть, этого всего запросто может и не быть. А, если так, то зачем…
И тут Болотов почувствовал, что продолжать этот разговор ему нецелесообразно. По крайней мере, сейчас.
– Сергей Анатольевич, прошу прощения, что перебиваю вас, но я только что вспомнил, что у меня есть кое-какие неотложные дела, которые нужно сделать в течение часа. Благодарю вас за чай, в следующий раз сам вас чем-нибудь угощу. Ещё раз прошу меня извинить.
– Конечно-конечно, мне самому уже пора идти! – энергично подскочил с койки обычно вальяжный Серов. – Ах, как же я рад, что мы с вами соседи! Всегда так приятно поговорить!
Обыкновенно тусклые глаза Серова в данный момент словно лучились светом.
«Ему-то действительно приятно», – подумал писатель, пожимая руку Серову и закрывая за ним дверь.
Но после этого Сергей Васильевич решил действовать.
II«Можно приметить, что не внешность, не голос, не богатство, но нечто иное убеждает народы. Уже не раз Говорил об Огне сердца. Именно этот панцирь-магнит и привлекает, и защищает».
Агни Йога. Мир Огненный. Часть вторая. Шлока 53 [11, с. 49].
Девяносто дней спустя
Сейчас я вспомнил об этом и не могу себя простить. Да, я тот самый «единственный жилец». Я мысленно вернулся в тот роковой день, когда наш с ними договор был заключён. Ты осталась со мной, пусть и мечтала уйти на свободу. И вот сейчас я вижу перед своим мысленным взором произошедшее тогда несчастье.
Мы находимся с тобой на пятом этаже моего огромного дома, и ты закована в цепи. Его голоса я теперь не слышу совсем. Неподалёку он нас стоят призванные мною стражники – они не дадут тебе уйти. Здесь, на пятом этаже, я не перестаю восхищаться твоей красотой: твоё прекрасное лицо сводит меня с ума, от вида твоего прелестного тела закипает моя кровь. Я не видел на свете никого прекраснее. Но ты хочешь уйти: этот дом превратился для тебя в тюрьму. И всё же я пока не готов тебя отпустить – ты теперь в моей власти. Твои тюремщики смотрят на нас и улыбаются. Они рады, что я соблюдаю наш договор.
Настоящее время
На пятом этаже гостиницы проживал постоялец, обладавший весьма колоритной внешностью и занимавший один из самых комфортабельных номеров (в нём находилась большая двухместная кровать и пара мягких кресел). Его звали Дмитрий Формовщиков, и ему было двадцать семь лет. Он был высокого роста и обладал чрезвычайно внушительной мышечной массой, которая ярко контрастировала с его смазливым мальчишеским лицом. Формовщиков был весьма гостеприимен, и в большей степени это касалось прекрасного пола. Да, Дмитрий пользовался популярностью у женщин: особенно, когда дело касалось недолгих отношений. Но об этом чуть позже.